Котака
Котака (яп. 小鷹, «маленький ястреб»[1]) — японский миноносец I-го ранга (торпедная канонерская лодка), один из предшественников нового класса кораблей — эсминцев. Строился по японскому техническому заданию в Англии фирмой Ярроу в 1885—1886 гг. Затем перевезён в разобранном виде в Японию и собран в 1886-1888 гг. в Йокосука.
Корабль был построен в соответствии с новой концепцией бронированного миноносца. Палуба и борта «Котака» в районе механизмов защищались 1-дюймовой (25,4 мм) броней. Носовая оконечность имела таранную форму и была соответствующим образом укреплена, однако при волнении на море сильно зарывалась в воду. Предполагалось, что «Котака» станет головным в серии бронированных миноносцев, однако от постройки остальных отказались как по финансовым соображениям, так и из-за признания неудачной самой концепции, поэтому он остался в единственном числе.
Содержание
ТТХ
Впервые на нем была использована двухвинтовая энергетическая установка, которая состояла из паровых машин "компаунд" и цилиндрических котлов,установленных поперек корпуса. Проектные мощность (1600 л.с.) и скорость (19,5 уз) достигнуты не были. Запас топлива составлял 30 т угля.
Четыре 37-мм четырехствольных пушки располагались в носу, на корме и побортно в средней части. Чрезвычайно мощным было торпедное вооружение, включавшее два носовых неподвижных и два спаренных поворотных аппарата.
Боевой путь
Корабль участвовал в японо-китайской войне 1894—1895 гг. При нападении на Вей-Хай-Вей в ночь на 5 февраля 1895 г. «Котака» возглавил повторную атаку (первая атака миноносцев 4-го февраля оказалась неудачной). Его торпеды поразили китайский крейсер «Лай Юань», который быстро затонул.
К началу Русско-японской войны миноносец уже не числился в первой линии. В 1908 году был выведен из боевого состава. После исключения корабль до апреля 1916-го состоял в резерве. Затем его механизмы прошли модернизацию, и с февраля 1917 по октябрь 1926 он служил в роли вспомогательного судна под названием «Котака Мару». 27 января 1927 года, после сорокалетней службы, был передан на слом.
Напишите отзыв о статье "Котака"
Примечания
- ↑ Георгий Брылевский. [keu-ocr.narod.ru/IJN_names/ Птицы, горы и стихии: названия кораблей японского императорского флота].
Ссылки
- [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_DD/ Патянин С.В. Эскадренные миноносцы и миноносцы Японии 1879-1945 гг.]
Отрывок, характеризующий Котака
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
