Матчи сборной СССР по футболу 1964
Поделись знанием:
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Матч 1/4 финала II Кубка Европы
| 13 апреля, 1964 |
|
Стадион: Росунда, Стокгольм Зрителей: 38 000 Судья:  Джим Финней |
||||||
| Составы: Швеция: Арвидссон, Русандер, Винг, Бергмарк, Юханссон, Мильд, Хамрин, Бильд, Симонссон, Мартинссон, Перссон. СССР: Яшин, Мудрик, Шестернёв, Глотов, Воронин, Корнеев, Численко, В.Иванов (к), Гусаров, Малофеев, Короленков. |
||||||||
Товарищеский матч
| 20 мая, 1964 |
|
Стадион: Центральный стадион им. В. И. Ленина, Москва Зрителей: 25 000 Судья:  Фридрих Кёпке |
||||||
| Составы: СССР: Лисицин (Урушадзе, 46), Мудрик, Шустиков, Глотов, Аничкин, Рябов (Гусаров, 46), Маслов, Вал. Иванов (к), Понедельник, Малофеев, Бурчалкин. Уругвай: Бернардино, Мартинес (к), Диас, Синкунеги, Перейра, Павони, Флорес (Ибаньес), Кортес (Камера, 43), Спенсер, Хиль, Кастро. |
||||||||
Матч 1/4 финала II Кубка Европы
| 27 мая, 1964 |
|
Стадион: Центральный стадион им. В. И. Ленина, Москва Зрителей: 102 000 Судья: Артур Холланд |
||||||
| Составы: СССР: Яшин, Мудрик, Шестернёв, Глотов, Воронин, Корнеев, Численко, В.Иванов (к), Понедельник, Гусаров, Хусаинов. Швеция: Арвидссон, Русандер, Винг, Бергмарк, Мильд, Свенссон, Хамрин, Бильд, Симонссон, Мартинссон, Перссон. |
||||||||
Матч 1/2 финала II Кубка Европы
| 17 июня, 1964 |
|
Стадион: Ноу Камп, Барселона Зрителей: 50 000 Судья:  Кончетто Ло Белло |
||||||
| Составы: СССР: Яшин, Мудрик, Шустиков, Шестернев, Воронин, Аничкин, Численко, Вал.Иванов (к), Понедельник, Гусаров, Хусаинов. Дания: Л.Нильсен, Й.-Й.Хансен, К.Хансен, Б.Хансен, Биргер Ларсен, Торст, Эрлинг Нильсен, К.Бертельсен, У.Мадсен-I (к), У.Сёренсен, Д.Даниэльсен. |
||||||||
Финальный матч II Кубка Европы
| 21 июня, 1964 |
|
Стадион: Сантьяго Бернабеу, Мадрид Зрителей: 79 115 Судья: Артур Холланд |
||||||
| Составы: Испания: Ирибар, Ривилья, Оливелья (к), Соко, Кальеха, Фусте, Суарес, Переда, Амансио, Марселино Мартинес, Лапетра. СССР: Яшин, Мудрик, Шустиков, Шестернев, Аничкин, А.Корнеев, Воронин, Численко, Вал.Иванов (к), Понедельник, Хусаинов. |
||||||||
Товарищеский матч
| 11 октября, 1964 |
|
Стадион: Пратер, Вена Зрителей: 72 000 Судья:  Готтфрид Динст |
||||||
| Составы: Австрия: Паулиш, Галла, Глёхнер, Фибёк, Скочик, Коллер, Кальтенбруннер, Флёгель, Немец (Хазиль, 81), Хизель (Виндиш, 83), Хермайер (Скерлан, 46). СССР: Яшин, Пономарёв, Шестернев, Мудрик (Глотов, 77), Воронин, Дикарев, Численко (Матвеев, 70), Вал.Иванов (к), Серебряников, Маслов (Логофет, 46), Хусаинов. Примечание: Скочик не реализовал пенальти (80, вратарь). |
||||||||
Товарищеский матч
| 4 ноября, 1964 |
|
Стадион: Имени 20 августа 1955 года. Алжир Зрителей: 20 000 Судья:  А. Шекеми |
||||||
| Составы: Алжир: Бубекер, Меззара, М. Зитуни (к), Дефнун, М. Сухан (Зитун, 46), Араб, Джебаели (Лальмас, 55), Меклуфи, Леккак, Уджани (А. Зитуни), А. Сухан. СССР: Яшин (к), В. Петров, Корнеев, Варламов, Крутиков, Рожков, Логофет, Матвеев, Понедельник, Фалин, Хусаинов. Примечание: Меклуфи не реализовал пенальти (44, мимо ворот). |
||||||||
Товарищеский матч
| 22 ноября, 1964 |
|
Стадион: Црвена Звезда, Белград Зрителей: 30 000 Судья:  Николае Михейлеску |
||||||
| Составы: Югославия: Шкорич, Дуркович, Юсуфи, Белин, Васович, Миладинович, Кобешчак (Чебинац, 70), Замбата, Мелич, Галич, Скоблар. СССР: Яшин, Рёмин, Шестернев, Шустиков, Пономарёв, Воронин (к), Г. Сичинава, Матвеев (Численко, 70), Серебряников, Метревели, Месхи. |
||||||||
Товарищеский матч
| 29 ноября, 1964 |
|
Стадион: Стадион им. В. Левского, София Зрителей: 50 000 Судья:  Александар Шкорич |
|||
| Составы: Болгария: Симеонов, Шаламанов, Димитров, Гаганелов, Пенев, Апостолов, Диев (Соколов, 46), Якимов (Величков, 64), Аспарухов, Котков, Дебарски. СССР: Банников, Логофет, Шестернев, Пономарёв, Воронин (к), Шустиков, Численко (Матвеев, 70), Серебряников (Малофеев, 66), Г. Сичинава, Метревели, Месхи. |
|||||
Неофициальные игры сборной
Товарищеский матч
| 6 июня, 1964 |
|
Стадион: Динамо, Москва Зрителей: 25 000 Судья:  Павел Казаков |
||||||
| Составы: СССР: Яшин (Баужа, 46), Житкус, Вад. Иванов, Воронин, Данилов, Вал. Иванов (к), Шикунов (Федотов), Численко, Понедельник, Гусаров, Хусаинов. Нидерланды: Ван Лееувен, Хаак, Исраель, Схрейверс, Кемпер, Тёниссен, Гисен, Мюллер (Эйкенбрук), Крёйвер, Нюнинга, Керкхоффс. |
||||||||
Товарищеский матч
| 1 ноября, 1964 |
|
Стадион: Бен Абдель Малик, Константина
Зрителей: ? 000 Судья: |
||||||
| Составы: Алжир: Зерга, Беллусиф, Мелаксу, Ульд-Бей, Буруба, Буден, Сериди, Л. Маттем, Герраш (Таджет), Лальмас, Мезиани. СССР: Яшин, В. Петров, А. Корнеев, Нетто (к) (И. Варламов), Крутиков, Рожков, Логофет (Рейнгольд), Матвеев, Понедельник, Фалин, Хусаинов. |
||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Матчи сборной СССР по футболу 1964"
Отрывок, характеризующий Матчи сборной СССР по футболу 1964
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
