Мнимая величина (книга)
Поделись знанием:
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
| Мнимая величина | |
| Wielkość urojona | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
1973 |
«Мни́мая величина́» (польск. Wielkość urojona) — книга Станислава Лема. Впервые издана польским издательством «Wydawnictwa Czytelnik» в 1973 году. Состоит из предисловий к вымышленным книгам и рекламного проспекта к вымышленной же «Экстелопедии Вестранда». Продолжает серию «литературных мистификаций», начатую Лемом в книге «Абсолютная пустота» (1971), представляющей собой сборник рецензий на несуществующие фантастические произведения.
Содержание
В книгу входят следующие тексты:
- Предисловие.
- Цезарь Стшибиш. Некробии. (Cezary Strzybisz. Nekrobie.)
- Предисловие к фотоальбому, содержащему изображения порнографических сюжетов, снятых с использованием рентгеновских лучей вместо видимого света.
- Реджинальд Гулливер. Эрунтика. (Reginald Gulliver. Eruntyka.)
- Предисловие к научному труду, описывающему серию экспериментов над штаммами бактерий. Автор исследования путём искусственного отбора обучил бактерий коду Морзе и исследовал генерируемые ими тексты. В частности, он выяснил, что некоторые из полученных им штаммов обладают способностью предсказывать будущее.
- История бит-литературы в пяти томах. (Historia literatury bitycznej w pięciu tomach.)
- Предисловие к труду по истории литературы, написанной компьютерами.
- Экстелопедия Вестранда в 44-х Магнитомах. (Ekstelopedia Vestranda w 44 Magnetomach.)
- Рекламный проспект к энциклопедии нового типа, содержащей статьи о будущих событиях.
- Вестранда Экстелопедия. Пробный лист. (Vestranda Ekstelopedia. Arkusz próbny.)
- Голем XIV. (Golem XIV.)
- Предисловие к сборнику стенограмм бесед людей с суперкомпьютером Голем-XIV, обладающим искусственным интеллектом, а также лекции Голема-XIV «О человеке трояко» и «О себе».
См. также
| ||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Мнимая величина (книга)"
Отрывок, характеризующий Мнимая величина (книга)
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
