Фантастика и футурология
Фантастика и футурология (польск. Fantastyka i futurologia) — монография Станислава Лема о научной фантастике и футурологии, впервые изданная в ПНР в издательстве Wydawnictwo Literackie в 1970 году[1].
Официальный сайт Лема интерпретирует эту работу как несущую тройную функцию: попытку создать теорию жанра научной фантастики, интерпретацию собственных сочинений Лема, и обзор мировой научной фантастики, представляющий «своего рода лемовскую теорию всего — всего, что связано с научной фантастикой и её ролью в приобретении знаний человеком»[2][3].
В книге подвергнута острой критике современная Лему западная научная фантастика. Как писал Лем, «SF стала вульгарной мифологией технологической цивилизации. <…> Эта монография является выражением моей личной утопии, моей тоски по лучшей SF, которая должна быть»[2]. В издании 1972 года Лем несколько смягчил критику, в частности, в отношении произведений Филипа К. Дика. Лем признался, что его мнение о произведениях Ф. Дика было основано на ограниченном числе его книг, причём далеко не лучших[4].
Напишите отзыв о статье "Фантастика и футурология"
Примечания
- ↑ «Fantastyka i futurologia.» Nn: Wojciech Orliński, Co to są sepulki? Wszystko o Lemie. Kraków: Znak, 2007. ISBN 978-83-240-0798-1.
- ↑ 1 2 [solaris.lem.pl/ksiazki/eseje/fantastyka-i-futurologia «Fantastyka i futurologia»], at Lem’s official website
- ↑ Note: «General Theory of Everything» (ogolna teoria wszystkiego) is an allusion to the opus magnum of the great-grandfather of Ijon Tichy, rather than on the modern Theory of Everything
- ↑ [solaris.lem.pl/ksiazki/eseje/fantastyka-i-futurologia/164-fragment-ff «Philip K. Dick, czyli fantomatyka mimo woli»]
Литература
- «[solaris.lem.pl/ksiazki/eseje/fantastyka-i-futurologia/165-poslowie-ff Igraszki i powinności fantastyki naukowej]» (польск.)
Ссылки
- [fantlab.ru/work3573 Аннотация на сайте Fantlab]
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фантастика и футурология
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
