Пайчадзе, Борис Соломонович

Борис Пайчадзе
Общая информация
Полное имя	Борис Соломонович Пайчадзе
Родился	22 января (3 февраля) 1915(1915-02-03) с. Ончикети, Кутаисская губерния, Кавказское наместничество, Российская империя
Умер	9 октября 1990(1990-10-09) (75 лет) Тбилиси, Грузинская ССР, СССР
Гражданство	СССР СССР
Рост	170 см
Вес	69 кг
Позиция	нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1936—1951	Динамо (Тбилиси)	180 (99)
Тренерская карьера
1953—1954	Динамо (Тбилиси)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Бори́с Соломо́нович Пайча́дзе (груз. ბორის პაიჭაძე, 22 января (3 февраля) 1915, с. Ончикети, Чохатаурский уезд, Кутаисская губерния, Кавказское наместничество, Российская империя — 9 октября 1990, Тбилиси, Грузинская ССР, СССР) — известный советский грузинский футболист, нападающий, игрок тбилисского «Динамо» (1936—1951). Заслуженный мастер спорта СССР (1944), член Клуба Федотова.

Биография

Отец — Соломон Гигоевич Пайчадзе, кроме Бориса имел четырёх дочерей и сына Автандила.

Работал бригадиром грузчиков в порту города Поти. Во время остановок в порту английских кораблей, команды которых устраивали футбольные матчи, познакомился с футболом, которым и увлекся.

Окончив восемь классов, Пайчадзе поступил в Понтийский морской техникум. Окончив его, стал ходить механиком на судне «Тендра».

В футбол начал играть в составе сборной Поти в первенстве Грузии, в которой считался одним из сильнейших игроков. В 1934 году поступил в Закавказский индустриальный институт. В 1935 году Пайчадзе, как одного из ударников труда представили к оформлению на загранплавание в Англию. Накануне отплытия он получил телеграмму со словами «Отец при смерти, приезжай», однако, когда Пайчадзе в срочном порядке приехал домой, оказалось, что его отец здоров. Позже выяснилось, что эту телеграмму отправил товарищ Пайчадзе по команде Калистрат Имнадзе, так как команде Поти предстояла важная встреча первенства Грузии с командой Батуми.

В 1936 году, перед началом первого чемпионата СССР, Пайчадзе по решению первого секретаря ЦК Республик Закавказья Лаврентия Берия перешёл в главную команду Грузии «Динамо» Тбилиси. К тому времени отец Пайчадзе находился под арестом, но Борис при личной встрече не решился просить Берию об освобождении. Позже, в 1942 году Пайчадзе встретился с Берией для решения этого вопроса, однако отец к тому времени уже скончался. За «Динамо» Пайчадзе выступал до 1951 года и был вынужден завершить карьеру из-за травмы, которую ему нанёс в игровом эпизоде футболист московского «Торпедо» Николай Морозов. Пайчадзе лечился год, но в прежнюю силу играть не мог, боясь за травмированное колено. За время игры он не получил ни одного предупреждения

Становиться тренером Пайчадзе не хотел, однако пробыл главным тренером «Динамо» в 1953—1954 годах. Затем возглавлял Тбилисский спорткомитет, в 1963—1985 годах был директором стадиона «Динамо», 8 лет руководил его реконструкцией. С 1991 года стадион носит его имя.

Признан лучшим футболистом Грузии всех времён.

Сын Отар погиб в 1967 году, когда был сбит автомобилем.

Ссылки

• [www.sport-express.ru/newspaper/2003-10-03/13_1/ Легенда. Самородок из Поти], Вадим Лейбовский, «Спорт-Экспресс», 03.10.2003
• [www.footballplayers.ru/players/Paichadze_Boris.html Страница на сайте «Футболисты мира»]
• [www.peoples.ru/sport/football/paichadze/history.html «Рыцарь футбола»]
• [www.championat.ru/football/article-18344.html Лучший футболист Грузии] Чемпионат. Ру, рубрика «День в истории», 3 февраля 2008 года

Отрывок, характеризующий Пайчадзе, Борис Соломонович

– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.