Палеоантропология

Палеоантропология (греч. παλαιανθρωπολογία, от παλαιός — древний и ἄνθρωπος — человек) — раздел физической антропологии, изучающий эволюцию гоминид на основе ископаемых останков.

XVIII—XIX века

В 1735 году шведский натуралист Карл Линней опубликовал свою классификацию животного мира, в которой поместил человека в одну группу с обезьянами. В 1809 году французский естествоиспытатель и эволюционист Жан Батист Пьер Антуан Ламарк в своей книге «Философия зоологии» высказал мнение, что человек, мог произойти от наиболее совершенной из обезьян. Инициировать этот процесс, по его мнению, могло изменение среды обитания.

В первой половине 19 века французскими и английскими исследователями (Мак Инери, Турналь, Кристоль, Шмерлинг, Буше де Петр, Хью Фальконер), при проведении земляных работ и при раскопках в пещерах, были найдены обработанные каменные орудия и останки древних людей. Часто эти находки располагались в одних слоях с костями вымерших животных, но отсутствие методов датировки и несовершенство технологии раскопок не давали возможность их полно и грамотно описать для дальнейших исследований.

В это же время, работами Жоффруа Сент-Илера, Иоганна Готфрида Гердера и немецкого поэта и философа Иогана Вольфганга Гёте, были заложены философские обоснования изменчивости в живой природе и схожести организма человека с организмами животных.

Со второй половины 19 века стремительно накапливаются стратиграфические данные, позволившие определять относительный возраст находок и оценивать их абсолютный возраст. Были найдены доказательства существования нескольких ледниковых периодов в Европе, исследователи начали оперировать цифрами в десятки и сотни тысяч лет.

В 1859 году Чарльз Дарвин опубликовал книгу «О происхождении видов путём естественного отбора». Хотя в книге не затрагивался вопрос о происхождении человека, было очевидно, что человек неумолимо подводится под те же универсальные законы эволюции, которые лежат в основе развития всего остального растительного и животного мира. Вскоре эту мысль развил в своих работах Томас Гексли, а немецкий биолог Эрнст Геккель, в книге «Естественная история мироздания» попытался восстановить родословное дерево человечества, впервые провозгласив существование в прошлом промежуточной формы, связывающей антропоидных обезьян и человека, названной им — питекантропом (обезьяно-человеком).

Первые находки ископаемых гоминид часто совершали случайные люди, не связанные с наукой, но уже с начала 20 века стали организовываться специальные экспедиции, ставящие своей целью поиски ископаемых предков человека.

Наиболее интересные находки

Неандерталец (Homo neanderthalensis, Homo sapiens neanderthalensis, палеоантроп)

В 1856 году в Германии, в долине Неандерталь, при добыче известняка в небольшом гроте, рабочими были обнаружены массивные кости и обломки черепа. Кости были приняты за остатки медведя, собраны и переданы для исследования Иоганну Карлу Фульроту, преподавателю местной гимназии. Фульрот пришел к выводу, что скелет принадлежал человеку, значительно более примитивному, чем современный. При сборе костных остатков не были обнаружены (или собраны) ни орудия, ни остатки сопутствующей фауны, что сделало невозможным определить возраст находки и вызвало длительные ожесточённые споры о природе неандертальского человека.

Позднее многочисленные остатки Homo neanderthalensis, их стоянки, захоронения, каменные орудия, предметы культуры и быта были обнаружены в Европе, Восточной Азии, на территории России и Украины.

Яванский человек (Pithecanthropus erectus, Homo erectus, питекантроп)

В 1891-93 годах на острове Ява в долине реки Бенгаван, недалеко от деревушки Тринил, голландский палеонтолог и антрополог Эжен Дюбуа (1858—1940) нашёл крышку черепа, берцовую кость и зуб существа, которого он назвал Pithecanthropus erectus. Толщина свода найденного черепа была больше чем у Homo sapiens, а ориентировочный объём мозга (800—850 кубических сантиметров) значительно превышал объём мозга современных человекообразных обезьян. Дюбуа определил возраст своей находки в 1 000 000 лет (по современным оценкам 500 000). Находка вызвала многолетние споры, так как кости были найдены в переотложенном состоянии и на большой площади.

В 1938 году, голландским палеонтологом Густавом фон Кенигсвальдом на Яве были обнаружены остатки питекантропа лучшей сохранности.

Гейдельбергский человек (Homo heidelbergensis, Homo erectus)

В 1907 году в песчаном карьере близ города Гейдельберг (Германия), в слоях возрастом 400 тыс. лет была найдена крупная нижняя челюсть. Находку исследовал профессор Отто Шетензак из Гейдельбергского университета.

Позже остатки гейдельбергского человека были найдены в других регионах Европы (Франция, Греция, Италия).

Пилтдаунский человек (Эоантроп)

Самая известная мистификация, значительно затруднившая работы по систематизации ископаемых остатков гоминид.

В 1912 году, на заседании Лондонского Королевского геологического общества, палеонтолог-любитель Чарльз Доусон и Артур Смит Вудворд, заявили о находке, сделанной несколько лет назад недалеко от Пилтдауна (графство Восточный Суссекс). В гравийном карьере были обнаружены фрагменты черепа и нижняя челюсть. Объём и форма костей черепа были близки к соответствующим параметрам черепа Homo sapiens, но нижняя челюсть отличалась примитивностью, свойственной человекообразным обезьянам. Пилтдаунский человек вызвал недоверие некоторых палеонтологов и антропологов, но только в 1953 году было неоспоримо доказано, что это ловкая подделка.

Пекинский человек (Homo erectus pekinensis, Sinanthropus pekinensis, синантроп)

В 1923-37 годах, в пещере Чжоукоудянь, недалеко от Пекина, были обнаружены фрагменты костей и остатки более чем 40 черепов гоминид, возрастом 750—850 тысяч лет. На протяжении многих лет, здесь работала международная команда ученых: Иоганн Гуннар Андерсон, Биргер Болин (Швеция), Дэвидсон Блэк (Канада), Пэй Вэнь-чжун (Китай), Отто Зданский (Австрия), Уолтер Грейнджер (США) и др. Были обнаружены остатки особей разных половых и возрастных групп, что позволило проанализировать изменчивость в пределах одной популяции.

«Бэби из Таунга» (Australopithecus africanus, Австралопитек африканский)

В 1924 году в известняковом карьере возле деревни Таунг, на юго-западе Трансвааля (ЮАР) был обнаружен первый череп австралопитека. Препарировавший и изучивший находку преподаватель колледжа Раймонд Дарт, обнаружил, что зубы «Бэби из Таунга» были молочными, а постоянные коренные только начали прорезаться, следовательно его возраст не превышал 7 лет. Объём мозга, согласно расчётам, составлял 520 кубических сантиметров.

Позже, в Южной Африке были сделаны другие находки остатков Australopithecus africanus.

Презинджантроп (Homo habilis, Человек умелый)

В 1960 году антропологи Мэри и Луис Лики, обнаружили в Олдувайском ущелье, остатки позднего австралопитека, относимого ныне к роду Homo. Были найдены фрагменты скелета: кости стопы, ключица, фаланги пальцев, позвонок, кисть; и обломки черепа хорошей сохранности. Найденные на жилой площадке презинджантропа грубо обработанные каменные орудия со следами целенаправленной ретуши и особенности строения скелета (череп, фаланги пальцев) позволили сделать вывод, что презинджантроп далеко продвинулся по сравнению с более ранними австралопитековыми.

Люси (Australopithecus afarensis, Австралопитек афарский)

В 1974 году недалеко от эфиопского селения Хадар, Международной афарской экспедицией под руководством Мориса Тайеба и Дональда Джохансона, был найден относительно хорошо сохранившийся скелет самки Australopithecus afarensis, получивший название «Люси». В следующем году было обнаружено захоронение из 13 особей. Хорошая сохранность делает эти находки уникальными, особенно если принять во внимание то, что их возраст оценивается в 3,2 млн лет.

Кроме Эфиопии, остатки Australopithecus afarensis найдены также в Кении и Танзании.

Позднейшие исследования

Множество новых открытий в палеоантропологии было сделано в последней четверти 20 века и начале 21-го.

Продолжались успешные поиски в Восточной Африке: Эфиопия (Homo erectus, Homo heidelbergensis, Homo ergaster, Paranthropus boisei и т. д.), Танзания (Australopithecus afarensis), Кения (Homo ergaster, Kenyanthropus platyops), Эритрея (Homo erectus). Особенно много материала дали новые исследования в Олдувайском ущелье, на западном берегу озера Туркана, в Кооби Фора.

Кроме Восточной Африки, уникальные открытия сделаны в ЮАР (Australopithecus sediba, Paranthropus robustus, Homo habilis), в Республике Чад (Sahelanthropus tchadensis) и Марокко (Homo erectus).

В 90-е годы в Испании и Италии найдены стоянки Homo heidelbergensis.

В 1991 году в Грузии (Патара Дманиси) были открыты остатки Homo ergaster — древнейшего представителя неафриканских гоминид.

В Китае обнаружены Homo heidelbergensis, сделаны новые находки синантропов (Homo erectus).

Несмотря на огромный фактический материал накопленный палеонтологией к настоящему времени, проблема происхождения человека ещё не решена окончательно. Существующие модели расходятся в отдельных деталях.

Эволюция Homo sapiens оказалась не такой прямолинейной, как это представлялось первым исследователям. Эволюционное дерево гоминид, в действительности, больше похоже на куст со множеством ветвей, из которых, в настоящее время, существует только одна. Кроме того, проблему осложняет то, что на Земле одновременно существовали представители разных подвидов или даже видов гоминид.

См. также

• Гоминиды
• Неандерталец
• Кроманьонец
• Колыбель человечества
• Расы
• Теории прибрежных миграций

Литература

• Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. — М., 1948. — (Труды института этнографии АН СССР)
• Джохансон Д., Иди М. Люси. Истоки рода человеческого. М.: Мир, 1984.
• Ларичев В. Е. Охотники за черепами. — М.: Молодая гвардия, 1971. — 272 с. — 100000 экз
• Ларичев В. Е. Сад Эдема. М.: Издательство политической литературы, 1980. — 100000 экз.
• Марков А. В. Эволюция человека том 1: Обезьяны кости и гены. — М.: Астрель, Corpus, 2011.

Ссылки

• [evolbiol.ru/markov_anthropogenes.htm Марков А. В. Происхождение и эволюция человека]
• [antropogenez.ru/ Антропогенез.ру — Портал об эволюции человека]

Отрывок, характеризующий Палеоантропология

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.