Парламентские выборы в Испании (1820)

</th> </table>

Всеобщие выборы 1820 года в Испании были проведены после начала революции 1820 года.

Предыстория

В мае 1814 года король Фернандо VII, опираясь на старших офицеров, верхушку чиновничества, большую часть церковной иерархии и депутатов-абсолютистов Кадисских кортесов, приостановил действие конституции, распустил Кортесы, вернул себе право издавать законы и начал репрессии против либералов, многие из которых были заключены в тюрьму или уехали в изгнание. Ему удалось задавить революционное движение в Испании, начавшееся как движение противфранцузской оккупации, но со временем переросшее в движение за превращение страны в конституционную монархию. Победа сторонников абсолютизма оказалась временной.

Социально-экономический кризис, недовольство сохранением феодальных отношений, опыт либеральной Кадисской конституции 1812 года и война за независимость испанских колоний в Америке вскоре создали в Испании предпосылки к революции.

1 января 1820 года Астурийский батальон во главе с подполковником Рафаэлем Риего-и-Нуньесом, недавно сформированный по приказу короля и только что прибывший в Кадис для отправки в Южную Америку для подавления местного движения за независимость, взбунтовался, потребовав возвращения к конституции 1812 года. Население Андалусии, в большинстве своём, не стало поддерживать революционеров, зато вскоре началось восстание в Галисии, быстро распространившись по всей Испании. 7 марта 1820 года восставшие вошли в Мадриде. Генерала Франсиско Бальестерос, спешно отозванный из отставки для защиты королевского дворца, убедил короля согласиться восстановить действие конституции 1812 года, что и было сделано 10 марта. Король назначил генерала Бальестероса вице-президентом временного правительства. Первыми шагами нового кабинета стали решение раскрыть государственные тюрьмы и темницы инквизиции и возвращению Мадриду системы городского управления, данную ему кортесами 1812 года.

18 марта было сформировано новое правительство во главе с Эваристо Пересом де Кастро, в прошлом секретарём Кадисских кортесов, которое и провело выборы в Кортесы.

Избирательная система

Право голоса получили все лица мужского пола старше 21 лет, имели постоянное местожительство, в том числе представители белого духовенства, т.е. священников, обслуживающих епархиальные храмы.

Депутатами могли быть избраны мужчины старше 25 лет, постоянно проживающие в своём округе они имели при условии наличия определённого дохода.

Депутаты выбирались по мажоритарной системе в 33 многомандатных избирательных округах.

Выборы

Голосование в соответствии с конституционной процедурой прошло в три этапа. 30 апреля состояллсь голосование в приходских собраниях, 7 мая в районных советов, 21 мая в провинциальных советах.

Фактически на выборах шла борьба между двумя течениями либеральной партии: умеренным и радикальным. Всего было 149 депутатов, практически все представляли либеральные силы. В большинстве оказались умеренные либералы («модерадос»), в меньшинстве — радикальные либералы, известные как «эксальтадос» (от исп. exaltados — восторженные).

После выборов

После выборов 1820 года власть оказалась в руках умеренных либералов, таких деятелей Испанской революции 1808—ё814 годов как Агустин Аргуэльес, Перес де Кастро, Xoce Канга Аргуэльес. Они занимали компромиссную позицию, выступая за реформы, но в то же время полагая Кадисскую конституцию чересчур радикальной. «Модерадос», пытаясь не допустить социальных конфликтов, считали необходимым отмену феодальных отношений и в то же время хотели сохранить земельную собственность дворянства. Реформы, проведённые умеренными, преимущественно свелись к ликвидации всё ещё сохранявшихся феодальных пережитков в правовой и административной системах, а также, не трогая дворянское землевладение, попытались облегчить финансовое бремя государства за счёт церковных владений.

Главными оппонентами «модерадос» стали левые либералы, «эксальтадос», чьи лидеры, Рафаэль Риего, Хуан Ромеро Альпуэнте, Хосе Морено Герра, Антонио Алькала Гальяно, требовали отмены сеньориальной собственности на землю и церковной десятины, уменьшения прямого налога на землю. Им удалось добиться принятия кортесами решения о передаче крестьянам большей части сеньориальной земли, но король наложил на этот закон вето.

Осенью и зимой 1821 года революционные выступления приняли огромный размах, особенно на юге страны. Была даже предпринята попытка восстания с целью свергнуть монархию и установить в Испании республику, подавленная правительством. Парламент в соответствии с конституцией проработал два года и в феврале 1822 года впервые собрались кортесы второго созыва.

Источники

• [www.congreso.es/portal/page/portal/Congreso/Congreso/Hist_Normas/200 Hace 200 años. Diario de las Cortes de Cádiz] (исп.). congreso.es. Проверено 26 апреля 2016.

← 1813   1822 →
Парламентские выборы в Испании

Выборы в Учредительное собрание
1820 год
Результат выборов:	Избран парламент Испании «либерального трёхлетия»

Отрывок, характеризующий Парламентские выборы в Испании (1820)

– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.