Пехник, Торбен

Торбен Пехник
Общая информация
Родился	21 мая 1963(1963-05-21) (60 лет) Хеллеруп (Дания)
Гражданство	Дания
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	Завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1980—1987	КБ Копенгаген	175 (?)
1988—1989	Икаст	43 (3)
1990—1992	Б 1903	67 (8)
1992	Копенгаген	7 (0)
1992—1994	Ливерпуль	17 (0)
1994—1999	Орхус	113 (9)
Национальная сборная**
1991—1996	Дания	15 (0)
Международные медали
Чемпионаты Европы
Золото	Швеция 1992
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Торбен Пехник (дат. Torben Piechnik; род. 21 мая 1963, Хеллеруп) — в прошлом датский футболист, победитель Чемпионата Европы 1992 года в Швеции. Имеет польские корни.

Карьера

Торбен родился в Хеллерупе и начал свою карьеру в «КБ Копенгаген», выступавшем в Первом дивизионе Чемпионата Дании. В 1988 году он перешёл в «Икаст», за который играл в течение следующих двух сезонов. В 1990 году он присоединился к «Б 1903», а в ноябре 1991 года получил свой первый вызов в сборную Дании. В составе сборной он выиграл Чемпионат Европы 1992 года, на который его команда попала в самый последний момент после того, как с розыгрыша в срочном порядке была снята сборная Югославии. Торбен начинал турнир в качестве запасного игрока, но травма Хенрика Андерсена в полуфинале позволила ему проявить себя на соревнованиях.

После окончания турнира он, вместе с большинством игроков «Б 1903», вошёл в состав «Копенгагена», клуба, который образовался путём слияния «Б 1903» и «БК Копенгаген». В сентябре 1992 года, проведя лишь семь игр за вновь созданный клуб, он перешёл в «Ливерпуль», который тогда тренировал Грэм Сунесс, став одним из первых иностранцев, выступавших в английской Премьер-Лиге (именно с сезона 1992/1993 Премьер-Лига сменила Первый Дивизион). Сунесс, который незадолго до этого расстался с целым рядом сильных футболистов «Ливерпуля», приобрёл защитника, только что ставшего чемпионом Европы, однако этот игрок оказался недостаточно хорош для того, чтобы выступать в Англии.

19 сентября 1992 года в дебютном матче Пехника за «Ливерпуль» против «Астон Виллы» на «Вилла Парк» «красные» оказались повержены со счётом 2:4, причём два гола в ворота своей бывшей команды забил экс-игрок «Ливерпуля» Дин Сондерс. Во многом этот результат стал следствием слабой игры Торбена. Он провёл в том сезоне ещё 15 матчей в лиге за «Ливерпуль» (23 во всех турнирах за сезон), но в следующем году появился на поле лишь раз. А когда в январе 1994 года Сунесса сменил Рой Эванс, стало окончательно понятно, что Пехник не сможет вернуть себе место в основе, и он попросил выставить его на трансфер.

Летом того же года Эванс продал Торбена в «Орхус». В 1996 году в составе этого клуба он выиграл кубок Дании и был вызван в сборную, которой предстояло защитить свой титул на Чемпионате Европы в Англии. После завершения неудачного для датчан турнира Пехник завершил международную карьеру, но ещё три года выступал за «Орхус».

В настоящее время он совмещает работу агента по недвижимости и массажиста, а также продолжает играть в Дании за команды ветеранов.

Достижения

• Чемпион Европы (1992)
• Кубок Дании (1996)

Ссылки

• [www.liverbird.ru/player/395 Профиль игрока на Liverbird.ru]  (рус.)
• [www.dbu.dk/landshold/landsholdsdatabasen/LBasePlayerInfo.aspx?playerid=2334 Профиль игрока] на сайте Датского футбольного союза  (датск.)
• [www.lfchistory.net/player_profile.asp?player_id=395 Профиль и статистика игрока на LFCHistory.net]  (англ.)
• [www.nationalfootballteams.com/php/spieler.php?id=21375 Статистика игрока на NationalFootballTeams.com]  (англ.)
• [www.soccerbase.com/players/player.sd?player_id=6350 Статистика на soccerbase.com] (англ.)  (англ.)

Отрывок, характеризующий Пехник, Торбен

Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.