Русские в Иране

Иранскими русскими называют русских, проживающих в Иране, или иранцев русского происхождения. Русские проживают в самых различных районах страны, но большинство из них живут на тех территориях, которые ранее находились под оккупацией российской армии, т.е. входили в российскую сферу влияния. Это был косвенный результат исхода русско-персидских войн.На данный момент русские живут также и в южных регионах страны, где многие из них работают в качестве технических специалистов и экспертов по ядерной энергетике, например на АЭС в Бушире.

Диаспора значительно уменьшилась после Второй мировой войны, последовавшего за ней Иранского кризиса 1946 г. и Иранской революции. Однако русские, как известно, живут в Иране ещё со времен Сефевидов.

История

История пребывания русских в Иране (Персии) насчитывает множество веков. Однако первая массовая волна иммиграции в Иран началась только в 1920-х годах, когда сотни тысяч белых эмигрантов спасались от преследования большевиков. Большинство из них осели в северных провинциях страны, в Гиляне и Мазендеране, а также на северо-западе, в Иранском Азербайджане, где общины их потомков живут до сих пор.

Русская община продолжала расти в северных провинциях страны в результате того, что Иран попал в сферу влияния Российской империи после Русско-персидской войны 1826-28.

Русская православная церковь в Иране

Некогда многочисленная русско-православная община в Иране со временем сократилась. В основном её членами являются потомки белых эмигрантов, а также постоянно проживающие в стране сотрудники дипломатических и торговых миссий.

История православной общины в Тегеране прослеживается до конца 16 века. До революции 1917 года в России в Тегеране были две церкви при посольстве, а также колокольня на местном русском кладбище. Позднее обе церкви были закрыты и уничтожены.

Церковь Святого Николая в Тегеране была построена в 1940-х годах на пожертвования русских эмигрантов. Проект церкви был составлен белым эмигрантом Николаем Макаровым, который был архитектором и служил офицером в иранской армии. Как только кресты были возведены на куполах, в наполовину построенную церковь сразу же устремился поток прихожан. До Исламской революции 1979 года в Тегеране было несколько православных священников, и все они были изгнаны в 1980-х годах. Лишь в конце 1990-х годов церковь получила нового священника: им стал иеромонах Александр Заркешев, назначенный Московским патриархатом.

См. также

• Русская диаспора
• Белая эмиграция
• Урмийская духовная миссия
• Ирано-российские отношения
• Русско-персидские войны
• Англо-русская Конвенция 1907 года
• Персидская кампания
• Персидская Советская Социалистическая Республика
• Англо-советское вторжение в Иран
• Иранский кризис 1946 года
• Переворот в Иране (1953)

Отрывок, характеризующий Русские в Иране

– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.