Русские в Чечне

Русские в Чечне — русское население Чечни, численность которого по переписи населения 2002 года — 40,6 тыс. человек (3,7 % населения Чечни).

История

До 1991 года

Русские на территории Чечни появились в середине 16-го века.

По переписи 1897 года в Грозненском округе проживало 12 945 русскоязычных жителей. Согласно Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона русские преобладали в Грозном и слободе Воздвиженской, а также проживали в Ведено и Шатое, причём по сведениям 1900 года в Грозненском округе насчитывалось 20 189 русских, из которых 18 388 человек проживали в Грозном и 1504 чел. — в Воздвиженской.

По переписи 1926 года в Чеченской АО проживало 9122 русских, а по переписи 1939 года численность русского населения в Чечено-Ингушской АССР достигло 201 010.

Многократный рост численности русского населения, между переписями 1926 и 1939 года, главным образом связан с включением в состав Чеченской АО в 1929 году города Грозного и Сунженского округа. По переписи населения 1926 года г. Грозный был населен более чем на 2/3 русскими. Город Грозный до 1 апреля 1929 года имел статус автономного города в составе Северо-Кавказского края и не входил в состав Чеченской области. Сунженский округ до 2 февраля 1929 года входил, как и Грозный напрямую в состав Северо-Кавказского края и был населен почти на 90% русскими. В большинстве своём русские в Чеченской АО работали на нефтепромыслах и связанных с ними производствах. На территории упраздненного Сунженского округа русские занимались сельским хозяйством.

В 1957 году в состав Чечено-Ингушской АССР были включены Наурский и Шелковской районы, до упразнения ЧИАССР в 1944 году входившие в состав Ставропольского края, и населённые в основном русскими.

26 августа 1958 года в Грозном вспыхнули массовые беспорядки, вызванные убийством чеченцами на бытовой почве русского рабочего. Участники траурного митинга захватили здание Чечено-Ингушского обкома партии, но вскоре были вытеснены сотрудниками КГБ и МВД. Среди демонстрантов появились такие требования как "Вон чеченцев из Грозного" и "Да здравствует Грозненская область!". В город для обеспечения порядка прибыли солдаты местного гарнизона. На следующий день бунтовщики захватили здания обкома, КГБ, МВД, Грозненского горкома КПСС, главпочтамта и даже ворвались на междугородную телефонную станцию. Демонстранты предложили переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или в Межнациональную советскую социалистическую республику, а чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10 % от общего количества населения. В город были введены войска, которым удалось навести порядок на площади у здания обкома и подавить волнения. По переписи 1959 года в Чечено-Ингушской АССР проживало 348 343 русских.

По переписи 1970 года в Чечено-Ингушской АССР насчитывалось 366 959 русских, а по переписи 1979 года их численность снизилась до 336 044 человек. В 1979—1989 годах произошёл отток русского населения из Чечено-Ингушетии, в основном он был связан с причинами экономического характера. В дальнейшем миграционные потоки из Чечни стали иметь под собой политическую подоплёку.^{[нужна атрибуция мнения]}

В 1989 году в Чечено-Ингушской АССР проживали 293 тыс. русских (23,1 % населения).

1991—1999 годы

С приходом к власти в Чечне сепаратистов под началом Джохара Дудаева начался развал чеченской нефтяной промышленности, в результате чего почти всё русское население Чечни лишилось средств к существованию.^{[нужна атрибуция мнения]}

В годы правления Дудаева в Чечне имели факты притеснения по национальному признаку, в первую очередь дискриминация русских, происходило вытеснение русских, которое приняло характер этнической чистки.

По оценке министерства по делам национальностей России, с 1991 по декабрь 1994 (до начала боевых действий) Чечню покинули более 200 тыс. русских.

По оценке министерства по делам национальностей России, в Чечне с 1991 года по 1999 год было убито более 21 тыс. русских (не считая погибших в ходе военных действий).

В конце 1996 года федеральные силы были выведены с территории Чечни, в результате чего русское население Чечни фактически осталось без защиты.^{[нужна атрибуция мнения]}

По данным МВД РФ, опубликованным в июле 1999 года, в Чечне на тот момент проживали около 29 тыс. русских, из них 17 тыс. — пенсионного возраста.

8 октября 1999 года, за неделю до того, как здесь был установлен контроль федеральных сил, 43-летний боевик Ахмед Ибрагимов расстрелял из автомата более 30 русских жителей станицы Мекенская Наурского района Чечни, включая женщин, стариков и троих детей. Причиной убийства стал отказ одного из жителей рыть окопы. Через несколько дней на станичном сходе Ибрагимова, выданного чеченскими старейшинами, забили до смерти палками и ломами, после чего бросили его останки на улице, т.к. местный мулла запретил его хоронить. Массовое убийство в Мекенской заставило десятки русских семей покинуть станицу.

В конце 1999 года были арестованы чеченские боевики Рамзес Гойчаев и Рустам Халидов. Им было предъявлено обвинение в массовых убийствах русских, грабежах и изнасилованиях в станице Червлённой Шелковского района Чечни (за 1997—1999 годы они убили 10 человек, включая одного ребёнка, все убитые были русскими по национальности). В апреле 2001 года Ставропольский краевой суд признал Гойчаева и Халидова виновными и приговорил Гойчаева к пожизненному заключению, а Халидова к семи годам заключения.

В декабре 1999 года Генпрокуратура России заявила, что в Чечне обнаружены места массовых захоронений, в которых в 1991—1999 годах было погребено около тысячи человек, причём имеются свидетельства, что все они были русскими.

После 1999 года

По данным 2001 года, на тот момент в станице Мекенской жили 42 русские семьи, в станице Новотерской — 20 русских семей.

По данным 2003 года, на тот момент в станицах Шелковского и Наурского районов Чечни проживали около 17 тыс. русских.

По оценкам 2005 года, в Чечне на тот момент проживали от 20 до 50 тыс. русских, в основном Шелковском, Наурском, Сунженском и Грозненском районах. В остальных районах Чечни численность русских была незначительной.

Известные русские уроженцы Чечни

• Николай Михайлович Алексеев — Герой Советского Союза.
• Борис Никитович Арщинцев — Герой Советского Союза.
• Иван Кириллович Бочаров — Герой Советского Союза.
• Фёдор Борисович Бубликов — Герой Советского Союза.
• Борис Наумович Воловодов — Герой Советского Союза.
• Юлия Андреевна Ефимова — пловчиха, чемпионка мира, трёхкратная чемпионка Европы (2008 и 2010) в длинных бассейнах, многократная чемпионка (2008-2010) и рекордсменка России.
• Алексей Дмитриевич Иодис — Герой Советского Союза.
• Владимир Николаевич Матвеев — Герой России.
• Прокофий Яковлевич Калашников — Герой Советского Союза.
• Михаил Дмитриевич Миллионщиков — учёный, организатор науки и международного научного сотрудничества, специалист в области аэрогидродинамики, прикладной физики и ядерной энергетики, Председатель Верховного Совета РСФСР (1967—1973).
• Ирина Викторовна Печерникова— советская и российская актриса театра и кино, заслуженная артистка РСФСР (1988).
• Геннадий Николаевич Трошев — советский и российский военачальник, генерал-полковник, герой России.
• Алексей Юрьевич Фомин — Герой России.
• Никифор Дмитриевич Чевола — Герой Советского Союза.
• Турищева Людмила Ивановна — выдающаяся советская гимнастка. Четырёхкратная олимпийская чемпионка, многократная чемпионка мира и Европы. Заслуженный мастер спорта СССР (1970). Тренировалась у Владислава Растороцкого.

Отрывок, характеризующий Русские в Чечне

– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.