Сияние (телесериал)
| Сияние | |
| The Shining | |
 Обложка DVD-издания. | |
| Жанр | |
|---|---|
| Создатель | |
| В ролях | |
| Композитор | |
| Страна | |
| Количество сезонов |
1 |
| Количество серий |
3 |
| Производство | |
| Продюсер | |
| Режиссёр | |
| Сценарист | |
| Хронометраж |
272 мин. (91 мин./1 сер.) |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах | |
«Сияние» (англ. The Shining) — трехсерийный триллер/фильм ужасов снятый в 1997 году режиссёром Миком Гаррисом по мотивам одноимённого романа Стивена Кинга. В отличие от фильма Стэнли Кубрика, сюжет сериала имеет мало отклонений от романа.
Содержание
В ролях
- Стивен Уэбер — Джек Торранс
- Ребекка Де Морней — Венди Торранс
- Кортленд Мид — Дэнни Торранс
- Мелвин Ван Пиблз — Дик Холлоран
- Уил Хорнефф — Тони
- Пэт Хингл — Пит Уотсон
- Эллиотт Гулд — Стюарт Ульман
- Джон Дарбин — Хорас Деруэнт
- Стэнли Андерсон — Делберт Грейди
Сюжет
Молодой американец Джек Торренс устраивается на работу в горный отель «Overlook» сторожем на зимний безлюдный период. К концу осени переезжает туда со своей семьей: женой Венди и шестилетним сыном Денни. Торранс бывший преподаватель и начинающий писатель, после женитьбы его характер испортился, он стал выпивать, распускать руки. Он сломал руку своему сыну и ударил одного из учеников школы. Эта работа нужна ему, чтобы успокоиться, написать свой роман, провести время, пока его друг не устроит его снова в школу. До него отель охранял некий Джон Греди, перебивший всю свою семью.
Во время отъезда персонала отеля, Денни познакомился с поваром Диком Холлораном, который сказал мальчику, что он «сияет», как никто другой, то есть может читать мысли других и видеть то, чего не видят обычные люди, может видеть будущее или просто то, что может и не может при каких-то обстоятельствах не произойти. Его мать «тоже немного, капельку „сияет“». Холлоран заявляет, что отель — это очень скверное место, где явно заправляет нечистая сила и категорически запрещает мальчику заходить в номер 217.
Семья Торрансов остаётся в огромном здании. Начинают происходить странные вещи. Денни начинает видеть истинное лицо отеля, который населяют призраки прошлых лет. Денни заходит в номер 217 и видит там воскресшую женщину, которая в своё время утопилась в ванне этого номера. «Хозяин отеля» подбрасывает Джеку альбом с историей отеля и постепенно овладевает его разумом. Джек разбивает радио и ломает двигатель снегохода — единственные связи с внешним миром. Призраки становятся всё более материальными. Денни посылает отчаянный мысленный зов Холлорану, и тот спешит на помощь. Разумом Джека окончательно овладевает нечистая сила, и он преследует сына и жену, но забывает о необходимости следить за давлением в паровом котле. Спустившись в подвал, Джек, подстрекаемый «хозяином отеля» и Грэйди, пытается устранить неполадку. Но в последний момент добро в нём пересилило, и Джэк открыл кран, в результате чего происходят взрыв и разрушение отеля. Холлоран выводит Денни и Венди на улицу, где начинают гореть кустарные животные. Затем они уезжают навсегда. Спустя 10 лет Денни оканчивает с отличием школу и на выпускном вечере видит призрак своего отца, который говорит ему, что очень его любит. А на развалинах «Overlook» собираются проводить реконструкцию, чтобы «не дать великому наследию умереть».
Создание
Основной причиной создания является недовольство Стивена Кинга версией, снятой в 1980 году Стэнли Кубриком. Стивен Кинг был исполнительным продюсером, и сериал должен был показать, как видит эту историю сам автор романа, однако он, как и его фильм-предшественник, всё равно подвергся критике Стивена Кинга.
Сериал снимался в Отеле Стэнли, который и вдохновил Кинга на написание романа. Кинг приехал туда один раз в самом конце сезона, когда почти все постояльцы уже разъехались. Номер, в котором он жил, был как раз 217. Сцены сериала в большинстве случаев были сняты с использованием реального интерьера, однако, чтобы подчеркнуть старомодность здания, были использованы декорации.
Различия
Хотя сериал создавался с минимальными отклонениями, а Стивен Кинг лично написал к нему сценарий, различия с романом в сериале всё же присутствуют. Причём с учётом того, что сценарий писался самим Кингом, некоторые из этих различий не совсем ясны.
- Семья Торрансов показана не такой социально-бедной, как в романе. Они живут не в крохотной квартире, а в двухэтажном доме с художественной галереей Вэнди (Вэнди по сюжету сериала художница).
- Тони представлен не такой мистической фигурой, как в романе. Достаточно сказать, что в романе Дэнни не видит его лица вплоть до финала, а до этого Тони общается с ним в основном мысленно, а визуально появляется лишь вдали, как неясный силуэт. В сериале зритель видит лицо Тони с самого начала и вся мистика с ним в основном сведена к минимуму. В финале выясняется, что Тони — это ипостась Дэнни в 17 лет, в романе Тони — это Дэнни в 11 лет.
- В сериале Дэнни 7 лет, в романе — 5 лет.
- В романе, когда семья Торрансов приезжает в «Оверлук», в нем ещё остаются люди, в том числе управляющий Уллман. В сериале же в отеле находятся только Уотсон и Холлоран.
- Сокращены сцены с живыми зверями-кустами. Дэнни в сериале фактически ни разу не ощущает на себе толком всю их враждебность (убран эпизод, где звери-кусты преследуют Дэнни до крыльца отеля).
- Приступы Сияния у Дэнни и Холлорана в сериале выглядят, как нечто вроде наркотического опьянения (у Дэнни) и сильного телепатического удара (у Холлорана). В романе приступ Сияния больше напоминает нечто вроде гипнотического транса. Также к самому Сиянию добавилось новое свойство, похожее на телекинез: Дэнни может разбивать предметы на расстоянии.
- Поскольку сериал снимался для телевидения, физическое насилие вышло урезанным по сравнению с романом. Переломы, которые Джек наносит молотком для крикета сначала Вэнди, а потом Холлорану, не так критичны, а когда Дэнни объясняет безумному Джеку, что отель его обманул, убран момент, где Джек в ярости начинает бить себя молотком по лицу. Убран также момент, где Вэнди всаживает Джеку в спину нож, который там остаётся всё оставшееся время.
- В финале у Джека, когда он сбрасывает давление в котле, в последний момент просыпается рассудок и он намеренно повышает давление, чтобы спасти жену и сына. В романе просветления у Джека не происходит, а давление к тому моменту достигает такой критической точки, что его сброс уже бесполезен.
- В финале зрителю показывают счастливую семью Торранс. У Вэнди, судя по всему, процветает художественная галерея, 17-летнего Дэнни явно не мучают никакие психологические травмы из детства, а относительно его дара и вовсе ничего не говорится (этот финал не стыкуется с книжным сиквелом «Доктор Сон»). Роман в финале не показывает взрослую жизнь Дэнни, вместо этого есть эпизод, где Дэнни говорит Холлорану, что ненавидит свой дар, но Холлоран убеждает его, что Сияние ещё может ему пригодиться.
Напишите отзыв о статье "Сияние (телесериал)"
Ссылки
- The Shining (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Сияние (телесериал)
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
