Софроний (Кристалевский)

Святитель Софроний
Имя в миру	Кристалевский Стефан Назарьевич
Рождение	25 декабря 1703(1703-12-25) Полтавская губерния
Смерть	30 марта 1771(1771-03-30) (67 лет) Иркутск
Почитается	в Русской православной церкви
Канонизирован	в 1918 году
В лике	святителей
День памяти	30 марта, 10 июня и 30 июня (по юлианскому календарю)

Епископ Софроний (в миру Стефан Назарьевич Кристалевский; 25 декабря 1703 — 30 марта 1771, Иркутск) — епископ Православной российской церкви, епископ Иркутский и Нерчинский.

Святой Русской православной церкви, почитается в лике святителей, память совершается (по юлианскому календарю): 30 марта, 10 июня (Собор Сибирских святых) и 30 июня.

Биография

Родился в Полтавской губернии. Обучался в Переяславской семинарии. После её окончания в 1727 году стал послушником Красногорского Покровского монастыря. В нём 23 апреля 1730 года принял монашеский постриг с именем Софроний в честь святителя Софрония Иерусалимского. В 1732 году в Софийском соборе Киева был рукоположен во иеродиакона, а потом — иеромонаха. Два года он был казначеем Покровского монастыря, затем по указу епископа Переяславского Арсения (Берлова) его перевели экономом в архиерейский дом. В 1735 году по епархиальным делам он был направлен в Санкт-Петербург, где провёл два года и был замечен в Синоде. В 1742 году в числе других 29 монахов, собранных со всей империи для пополнения братии Александро-Невского монастыря Софрония перевели в Санкт-Петербург и сделали казначеем, а в 1746 году наместником обители. В этой должности он провёл семь лет. Помощником Софрония стал его земляк преподобный Синесий (Иванов), которого он пригласил в Санкт-Петербург и назначил устроителем Ново-Сергиевой пустыни, приписанной к лавре.

После смерти иркутского епископа Иннокентия обширная Иркутская епархия была 5 лет без епископа. Указом императрицы Елизаветы Петровны от 23 февраля 1753 года Синоду было рекомендовано возвести Софрония в архиерейский сан и назначить на Иркутскую кафедру. 18 апреля того же года Софроний в Успенском соборе Московского Кремля был хиротонисан во епископа Иркутского и Нерчинского. После хиротонии Софроний вначале поехал в Киев, помолиться у святынь Киево-Печерской лавры, а затем выехал в свою епархию. 20 марта 1754 года он прибыл в Иркутск

Приняв дела управления, Софроний совершил поездку по епархии, посетил Нерчинск, Киренск, Якутск. В дальнейшем им неоднократно предпринимались миссионерские поездки. Он проявил себя как строитель храмов, основатель духовной семинарии где сам преподавал. Своего друга Синесия он взял с собой в Сибирь, в 1754 году назначил его игуменом иркутского Вознесенского монастыря, а позднее возвёл его в сан архимандрита и сделал членом консистории, где Синесий проявил себя как помощник Софрония в делах епархиального управления.

Чувствуя наступление старости и ухудшение здоровья, Софроний просил Синод уволить его на покой, но поиски замены затянулись и святитель Софроний скончался в Иркутске 30 марта 1771 года, на второй день Пасхи. Погребение Софрония было совершено не сразу — 6 месяцев и 10 дней его тело находилось в Казанском приделе иркутского Богоявленского собора. 8 октября 1771 года состоялось его погребение. Все это время тело не подавало признаков тления, что стало началом почитания Софрония как святого, позднее к этому добавились и сообщения о чудесах по молитвам к нему. В 1874 году останки Софрония были освидетельствованы и признаны нетленными.

18 апреля 1917 года в Богоявленском соборе случился пожар, уничтоживший гробницу епископа Софрония. Уцелевшие от огня останки были собраны и благоговейно положены в особый ковчежец. Это событие нашло отражение в Службе святителю:

... егда же приспе время прославления твоего, испепелися гроб твой запалением огненным и мощи со одеждею изнуришася, грех ради наших и сквернаго жития, яко недостойным сущим имети сокровище Небесное, но и по сих присно с нами пребываеши, даруя нам мир и велию милость.

В 1918 году Поместный собор Православной Российской Церкви канонизировал Софрония в лике святых.

Источники

• Сергий (Соколов). Жития Сибирских святых. — Новосибирск, 2007. — С. 111-122. — ISBN 5-88013-010-X.
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_6694 Софроний (Кристалевский)]. Проверено 6 января 2010. [www.webcitation.org/66uxC2Szf Архивировано из первоисточника 14 апреля 2012].
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=120545 Софроний Кристалевский]. Biografija.ru. Проверено 6 января 2010. [www.webcitation.org/66uxChLsA Архивировано из первоисточника 14 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Софроний (Кристалевский)

– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.