Убийство Бориса Немцова

Убийство Бориса Немцова

Цветы и свечи на месте гибели Бориса Немцова
Дата	27 февраля 2015 года
Время	23:30 — 23:40 (мск)
Место	Большой Москворецкий мост, Москва, Россия
Координаты	55°45′00″ с. ш. 37°37′26″ в. д.55.750139° с. ш. 37.624111° в. д. / 55.750139; 37.624111
Причина	Применение огнестрельного оружия — предположительно пистолет Макарова
Погибшие	Борис Немцов
Похороны	3 марта 2015 года, Троекуровское кладбище, Москва

Уби́йство Бори́са Немцо́ва, российского политика, сопредседателя оппозиционной партии РПР-ПАРНАС, депутата Ярославской областной думы, произошло 27 февраля 2015 года в Москве; политик был застрелен поздним вечером на Большом Москворецком мосту, по которому шёл со своей подругой, 23-летней украинской моделью Анной Дурицкой. Немцов был убит накануне оппозиционного марша «Весна», одним из организаторов которого он был и который должен был состояться 1 марта 2015 года; после убийства Немцова организаторы вместо марша в Марьине провели траурное шествие в центре Москвы.

Предыстория

Адвокат семьи Немцова Вадим Прохоров сообщил информационному агентству «Интерфакс», что политику угрожали неизвестные лица в социальных сетях, и в связи с этим Немцов обращался в правоохранительные органы. В то же время «Интерфакс» со ссылкой на источник в правоохранительных органах отметил, что в ходе проверки было установлено: накануне убийства Немцов не обращался с заявлениями об угрозах. Про угрозы Немцову в конце 2014 года через социальные сети заявляла помощник Немцова в Ярославской областной думе Ольга Вахрина. Она же отмечала, что «по одному такому эпизоду было написано заявление в полицию».

Менее чем за три часа до убийства (с 20:00 до 21:00 по московскому времени) Немцов был в эфире радиостанции «Эхо Москвы». Главными темами выступления были антикризисный марш «Весна», обвинения Путина в развязывании вооружённого конфликта на востоке Украины, коррупционные дела в отношении приближённых Путина и проведение честных выборов.

Убийство Немцова стало первым убийством крупного российского политика за десятилетие с 2005 по 2015 годы^{[нет в источнике 2984 дня]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Интервью Немцова журналу «Собеседник»

10 февраля 2015 года, за две недели до убийства, Немцов в интервью журналу «Собеседник» рассказал, что его мама переживает за него и боится, что за критику в адрес Путина его могут убить. Некоторые СМИ упоминали это интервью в сообщениях об убийстве Немцова. После смерти журнал выложил полную версию интервью, где Немцов пояснил, что «прикалывался», когда говорил об угрозе своей жизни

— Она вас спрашивает, когда вы перестанете Путина ругать?
— Когда я ей звоню регулярно, она говорит: «Сынок, когда ты прекратишь ругать Путина? Он тебя убьет» (смеется).

— Ну и, наверное, напоследок спрошу вас: а вы сами не боитесь Путина? Или стали все-таки осторожнее?
— Я сам… несильно боюсь.
— Но чуть-чуть есть страх, да?
— Ну слушайте, я прикалываюсь. Если бы я боялся, то вряд ли возглавлял бы оппозиционную партию, вряд ли бы занимался тем, чем занимаюсь.

Убийство

Борис Немцов был убит из пистолета в 23:31 по московскому времени 27 февраля 2015 года в Москве на Большом Москворецком мосту, когда с подругой, украинской моделью Анной Дурицкой прогуливался после ужина в ГУМе в сторону дома на Малой Ордынке . По версии следствия, за Немцовым велась слежка, и злоумышленникам был известен маршрут. Убийца произвёл несколько выстрелов в спину Бориса Немцова, после чего скрылся на подъехавшем легковом автомобиле белого цвета (первоначально ошибочно предполагалось, что убийцы стреляли из проезжавшего мимо автомобиля). В Немцова стреляли шесть раз со стороны спины, четыре пули попали в голову, сердце, печень и желудок. От полученных ранений Немцов скончался на месте. Преступники скрылись на автомобиле, был объявлен план «Перехват».

Дурицкая в эфире телеканала «Дождь» рассказала, что убийца подошёл сзади, а после выстрелов скрылся на светлом автомобиле, номер и марку которого она не запомнила. По словам Дурицкой, после происшествия она обратилась за помощью к водителю стоявшей поблизости снегоуборочной машины и, узнав телефон полиции, позвонила в отделение, откуда через 10 минут прибыли полицейские.

После сообщения газеты «Коммерсантъ» о том, что записи с установленных в округе камер наблюдения отсутствовали, так как их отключили на время ремонтных работ, Московский департамент информационных технологий, опровергая эту информацию, заявил, что все камеры на месте убийства работали исправно и никаких работ с оборудованием в это время не проводилось. В свою очередь, по словам представителя Федеральной службы охраны России Сергея Девятова, Большой Москворецкий мост не попадает в зону обзора видеокамер ФСО. Бывший директор ФСБ, депутат Госдумы Николай Ковалёв в интервью радиостанции «Говорит Москва» обратил внимание на весьма нетипичный для заказного убийства момент: спутница Немцова не пострадала, хотя обычно при таких убийствах свидетелей практически никогда не оставляют в живых.

Газета «Коммерсантъ» со ссылкой на экспертную оценку из собственных источников в правоохранительных органах отмечает, что убийцы скорее всего не были профессионалами, поскольку использовали патроны калибра 9 мм, которые были изготовлены в разное время и разными оружейными предприятиями. По данным издания, четыре патрона были сделаны в 1986 году на Юрюзанском механическом заводе, а другие два произведены в 1992 году на Тульском патронном заводе. Таким образом, по оценке экспертов, убийцы располагали ограниченным количеством боеприпасов. Оружием убийства мог послужить как пистолет Макарова, так и газовый пистолет «Иж», предварительно переделанный для стрельбы боевыми патронами. Кроме того, издание обращает внимание, что убийцы оставили в живых свидетельницу, которая к тому же была настолько потрясена, что не смогла назвать марку машины, на которой скрылись убийцы.

Реакция на убийство

Убийство Немцова вызвало множество откликов как в России, так и за рубежом.

Россия

Многие российские политические и общественные деятели осудили убийство и выразили соболезнования родным и близким Немцова, в том числе Президент Российской Федерации Владимир Путин, Председатель Правительства Российской Федерации Дмитрий Медведев, Председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, Председатель Государственной Думы Сергей Нарышкин, заместитель председателя Государственной думы России Сергей Неверов, министр иностранных дел России Сергей Лавров, мэр Москвы Сергей Собянин, губернатор Ярославской области Сергей Ястребов, экс-президент СССР Михаил Горбачёв, Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации Элла Памфилова, экс-председатель Правительства России Михаил Касьянов, Михаил Ходорковский, лидер партии «Яблоко» Сергей Митрохин и другие. Глава Чечни Рамзан Кадыров в своём блоге охарактеризовал это убийство как тяжкое преступление.

28 февраля на многих центральных телеканалах вышли экстренные выпуски ток-шоу, посвящённые убийству Немцова. И сторонники, и политические противники выступили с резким осуждением данного преступления.

Оппозиционная партия РПР-ПАРНАС объявила утром 28 февраля сбор на Большом Москворецком мосту в Москве, где был застрелен Борис Немцов. На месте убийства прошла стихийная акция памяти. Люди несли цветы и плакаты «Je suis Boris».

1 марта, вместо планировавшегося ранее марша «Весна», оппозиция провела согласованное с мэрией Москвы траурное шествие памяти Бориса Немцова. Колонна, возглавляемая Михаилом Касьяновым и Геннадием Гудковым, прошла по маршруту от Славянской площади (станция метро «Китай-город») до места убийства — Москворецкого моста. В шествии, по некоторым оценкам, приняло участие от 20 до 50 тысяч человек. Во время шествия по подозрению в нарушении правопорядка были задержаны, по разным оценкам, от нескольких десятков человек до более 50, включая депутата Верховной Рады Украины Алексея Гончаренко, который был позднее отпущен. Десять участников, задержанных за использование нацистской символики и неповиновение полиции, были приговорены к арестам от восьми до пятнадцати суток и штрафам в размере двух тысяч рублей.

Сороковой день со дня убийства Бориса Немцова музыканты, родственники, друзья и общественные деятели, хорошо знавшие политика, решили отметить марафоном его памяти под названием «Немцов мост» в прямом эфире на телеканале «Дождь».

Международная реакция

С заявлениями по поводу произошедшего убийства выступили лидеры ряда стран: Великобритании, Венгрии, Германии, Грузии, Италии, Канады, Литвы, Словакии, США, Украины, Финляндии, Франции, Эстонии, а также руководители международных организаций: ООН, Европейского союза, НАТО, ОБСЕ, Совета Европы. Большинство высказавшихся по этому поводу политиков осудили убийство и выразили надежду на быстрое и справедливое расследование.

12 марта Европейский парламент принял специальную резолюцию по поводу убийства Немцова. Гибель Немцова названа в резолюции «самым громким политическим убийством в новейшей истории России»..

Расследование

Ход расследования

Президент России Владимир Путин поручил Следственному комитету, МВД и ФСБ создать единую следственную группу по расследованию убийства Немцова. Следственную группу возглавил Игорь Краснов, ранее расследовавший покушение на Анатолия Чубайса и раскрывший убийство Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой, а также — «дело БОРНа».

Главным следственным управлением СК России по Москве по факту убийства политика было возбуждено уголовное дело по пунктам «ж», «з» ч. 2 ст. 105 Уголовного кодекса России (убийство по найму, по предварительному сговору группой лиц) и ст. 222 УК России (незаконный оборот оружия).

Внешние видеофайлы
	[www.tvc.ru/video/iframe/id/70568/isPlay/false/?acc_video_id=//news/show/id/62541 Запись с камеры наблюдения, на которой, как утверждается, было зафиксировано убийство]. Телеканал ТВЦ.

СК назначил вознаграждение в размере 3 млн рублей за любую ценную для следствия информацию об убийстве.

В ночь после убийства в квартире политика на улице Малой Ордынке прошёл обыск с изъятием документов и материалов, связанных с его бизнесом и политической деятельностью. 1 марта был проведён обыск в кабинете Немцова в Ярославской областной думе.

Следователи установили, что убийца был одет в коричневый свитер и синие джинсы. Преступников было как минимум трое. Один из них стрелял в жертву, второй ехал на автомобиле и ещё как минимум один человек следил за Немцовым. Со слов свидетеля был составлен портрет стрелка.

3 марта завершены следственные действия с главной свидетельницей — Анной Дурицкой.

По заявлению пресс-службы Министерства финансов России, предположительно разыскиваемый или якобы задержанный в рамках расследования автомобиль марки «Ford», о котором написал ряд СМИ со ссылкой на следствие, принадлежит ведомственной охране самостоятельного предприятия, обслуживающей ряд государственных структур. По словам представителей министерства, автомобиль находился на месте убийства, когда там уже была патрульная машина и сотрудники правоохранительных органов. Наряду с этим автомобилем, оперативники ищут машину, предположительно светлого цвета, на которой скрылись преступники.

По сообщению журналиста «Эхо Москвы» Антонины Самсоновой, 3 марта она передала СК запись видеорегистратора с места убийства Немцова. По оценке Самсоновой, видеозапись была сделана спустя 3 минуты после убийства. На записи видна стоящая на обочине уборочная машина, за которой припаркована легковая машина; также видно, что по мосту шли несколько человек.

По сообщению «Интерфакс» на дне Москвы-реки вблизи места преступления водолазами следствия были обнаружены два пистолета, один из которых орудием убийства не является, а по второму проводится баллистическая экспертиза.

По словам адвоката Заура Дадаева Ивана Герасимова, по рассматриваемому делу назначено порядка двадцати различных (судебно-медицинские, биологические, молекулярно-генетические, криминалистические, баллистические и т. д.) экспертиз.

Следственным комитетом России, с целью выяснения наличия или отсутствия в полученной Немцовым корреспонденции угроз убийства, назначено проведение лингвистической экспертизы.

1 апреля следствие заявило, что наряду с показаниями свидетелей и признательными показаниями Дадаева имеются медицинские экспертизы, подтверждающие вину последнего. Сам Дадаев заявил, что давал признательные показания, будучи похищенным неизвестными людьми.

18 июня 2015 года глава Чеченской республики Рамзан Кадыров заявил, что не верит в виновность задержанных чеченцев, и предположил, что искать следы преступления нужно не в Чечне, а на Украине, в СБУ и далее в США. По его мнению за убийством стоит Адам Осмаев, командующий участвующим в вооружённом конфликте на востоке Украины батальоном имени Джохара Дудаева. Осмаев назвал эти обвинения Кадырова абсурдными, отметив: Ни для кого не секрет, сколько уже врагов Кадырова умерли не своей смертью в любых точках мира"

В конце декабря 2015 фигурантам дела о гибели Немцова были предъявлены окончательные обвинения. В конце января издание «РБК» выпустило материал на базе окончательной редакции обвинения. По нему, убийство политика начали готовить в конце сентября 2014 года, организаторами выступили боец чеченского батальона «Север» внутренних войск МВД Руслан Мухудинов (род. 13 мая 1987) и «иные неустановленные следствием лица», а исполнителями — Беслан Шаванов, Заур Дадаев, Анзор и Шадид Губашевы, Темирлан Эскерханов и Хамзат Бахаев. В качестве вознаграждения им была предложена сумма «не менее 15 млн руб.». В дальнейшем за Немцовым была организована слежка, а для связи были закуплены мобильные телефоны.

20 июня 2016 года расследование дела в отношении Заура Дадаева, Шадида Губашева, Анзора Губашева, Темирлана Эскерханова и Хамзата Бахаева было завершено, а 29 июня 2016 года материалы уголовного дела с обвинительным заключением были направлены в Московский окружной военный суд.

Подозреваемые

7 марта 2015 года директор ФСБ Александр Бортников сообщил о задержании двоих подозреваемых по делу — Анзора Кубашева (Губашева) и Заура Дадаева. Представитель СК Владимир Маркин подтвердил задержание, отметив также, что, по данным следствия, они причастны к организации и исполнению убийства. В этот же день секретарь Совета безопасности Ингушетии Альберт Барахаев сообщил о задержании родного брата Анзора Кубашева (Губашева) — Шагида — по подозрению в причастности к убийству. Также стало известно о том, что один из подозреваемых — Беслан Шаванов, подорвал себя гранатой при попытке задержания в Грозном. При этом в разных документах сведения о поведении Шаванова во время задержания противоречат друг другу.

8 марта Басманный суд Москвы постановил арестовать Анзора и Шагита Губашевых, Заура Дадаева, Рамзата Бахаева и Тамерлана Эскерханова. Зауру Дадаеву было предъявлено обвинение. Дадаев признал вину и рассказал, что убийство Немцова было совершено из-за критики Немцовым ислама. Предполагается, что имеется в виду запись в блоге Немцова на «Эхо Москвы» от 9 января под названием «Исламская инквизиция» связанная с террористическим актом в редакции журнала Charlie Hebdo.

Заур Дадаев являлся заместителем командира батальона полка «Север», входящего в состав 46-го ОБРОН Внутренних войск МВД России, в звании лейтенанта. По словам Главы Чечни Рамзана Кадырова, Дадаев был «одним из самых бесстрашных и мужественных военнослужащих полка», был награждён орденом Мужества, медалью «За отвагу» и многими другими наградами. Подорвавший себя Беслан Шаванов также служил в этом батальоне. 23 декабря 2014 года Дадаев обратился с рапортом об увольнении по собственному желанию, с 27 января 2015 года находился в отпуске за 2015 год, в течение 30 суток — по 28 февраля. Анзор Губашев работал сотрудником частного охранного предприятия, его брат Шагид — водителем КАМАЗа.

9 марта стали известны результаты экспертиз, полученных правоохранительными органами. По предварительным данным, в Немцова стрелял Заур Дадаев.

10 марта «Новая газета» опубликовала статью, в которой утверждается, что президенту Путину было доложено о том, что организатором убийства Немцова является некий Руслан (фамилия якобы известна «Новой газете», но не называется), сотрудник силовых структур чеченского происхождения, живущий в Москве и что существует некий «расстрельный список», в который были включены, помимо Бориса Немцова, Алексей Венедиктов, Михаил Ходорковский и, вероятно, Ксения Собчак. Однако пресс-секретарь Президента РФ Дмитрий Песков заявил, что ничего не знает о таком докладе, и назвал абсурдным вопрос о существовании «расстрельного списка». За три дня до этого, 7 марта, в станице Старогладковской Шелковского района Чеченской республики сотрудники ФСБ попытались задержать Руслана Геремеева, зам. командира батальона ВВ «Север», состоящего в родстве с сенатором от ЧР Сулейманом Геремеевым и с заместителем председателя правительства ЧР Адамом Делимхановым, а также с начальником РОВД Шелковского района Вахой Геремеевым. Операцию проводили сотрудники центрального аппарата ФСБ совместно с дагестанским УФСБ (то есть без привлечения чеченских коллег), однако задержать Руслана Геремеева не удалось. После этого Руслан Геремеев под охраной местных силовиков переехал в укрепленное село Джалка, где его так и не смогли задержать следственные органы ни в качестве «ключевого свидетеля», ни в качестве «соучастника» . В конце марта стало известно, что Руслан Геремеев покинул Россию.

12 марта адвокат Дадаева Иван Герасимов и адвокат Шадида Губашева Илья Трофимов обжаловали арест своих подзащитных.

16 марта было предъявлено обвинение Шадиду Губашеву, Хамзату Бахаеву и Тамерлану Эскерханову, которые свою вину не признали.

1 апреля Московский городской суд отменил решение Басманного суда Москвы об аресте Шадида Губашева, Хамзата Бахаева и Тамерлана Эскерханова, но оставил всех троих под стражей. В то же время апелляционная жалоба Заура Дадаева была отклонена. В тот же день Эскерханов заявил в суде, что никогда в жизни не общался ни с одним из других подозреваемых; он отметил, что Дадаева «максимум два раза в жизни видел», но «с ним не общался и ни о чём не договаривался», а «Губашева и Бахаева впервые в жизни увидел в зале суда»; в свою очередь его адвокат Дмитрий Ульянов обратил внимание на то, что Заур Дадаев в своих показаниях не упоминает про Эскерханова.

6 апреля Басманный суд Москвы повторно принял решение об аресте Хамзата Бахаева и Тамерлана Эскерханова.

Посещение правозащитниками

10 марта 2015 года, по данным журналиста газеты «Московский комсомолец» Евы Меркачёвой, во время посещения правозащитниками СИЗО «Лефортово», где содержатся фигуранты дела об убийстве Немцова, обвиняемый Заур Дадаев отказался от признательных показаний и заявил о своей невиновности. По словам Дадаева, свою вину он признал под давлением следствия, и лишь для того, чтобы из-под стражи отпустили его друга и бывшего подчиненного Руслана Юсупова, задержанного вместе с ним. При этом Дадаев заявил Меркачёвой, что планировал рассказать всю правду на суде, однако там ему не дали возможность высказаться. По его словам, он не отказывался от адвоката, нанятого ранее родственниками, а государственного защитника Ивана Герасимова увидел впервые только в суде. Согласно первым показаниям Дадаева, помощь в деле обещал некий Русик, который посулил, что за убийство «ради Аллаха» даст «по 5 млн руб.». Дадаев утверждал, что эти деньги никто из исполнителей так и не получил. В показаниях Дадаева и Губашевых говорится, что Русиком звали как Руслана Мухудинова, так и другого бойца батальона «Север» Руслана Геремеева (у которого Мухутдинов работал водителем).

По данным социальной сети Gulagu.net, братья Губашевы и Дадаев заявили о применении к ним незаконных методов дознания: их избивали вынуждая оговаривать самих себя. Координатор Gulagu.net и заместитель председателя Общественной наблюдательной комиссии Ева Меркачёва и член Совета по правам человека при Президенте Российской Федерации Андрей Бабушкин визуально установили наличие множественных синяков и гематом на руках и ногах, а также следы от наручников на всех четырёх конечностях. После посещения основатель Gulagu.net Владимир Осечкин направил заявление директору ФСИН Геннадию Корниенко, председателю Следственного комитета Александру Бастрыкину и генеральному прокурору России Юрию Чайке с просьбой провести тщательную проверку в СИЗО.

11 марта председатель Общественной наблюдательной комиссии Москвы Антон Цветков рассказал, что проверка расширенной комиссии, в состав которой вошли четыре члена Общественной наблюдательной комиссии и начальник медсанчасти СИЗО, в ходе которой с применением видеозаписи были опрошены Заур Дадаев, Анзор и Шагит Губашевы и проверены их медицинские документы, не подтвердила выводы Меркачёвой и Бабушкина. Цветков сообщил, что синяки и ссадины Анзора Губашева были получены им во время его задержания, а у Дадаева были обнаружены только ссадина в области колена и следы от наручников.

По итогам посещения Лефортово Цветков сообщил, что все трое подозреваемых отрицают свою вину, а также отметил, что у арестованных нет жалоб на условия содержания и необходимости в какой-либо медицинской помощи.. Хотя, по данным «Интерфакс», главный подозреваемый Заур Дадаев официально не отказывался от своих показаний.

12 марта адвокат Дадаева Иван Герасимов рассказал, что его подзащитный не жаловался на пытки и что Дадаев давал признательные показания. По мнению Андрея Бабушкина, между адвокатом и Дадаевым нет доверия.

12 марта Ева Меркачёва и Андрей Бабушкин были допрошены в качестве свидетелей по уголовному делу и дали подписку о неразглашении.

14 марта обозреватель «Новой газеты» Елена Масюк в своей статье в газете писала, что она и член общественного совета при ГУ МВД России по г. Москве, специалист по информационным технологиям и телекоммуникациям Александр Куликовский в качестве членов Общественной наблюдательной комиссии Москвы посетили подозреваемых. По их словам Заур Дадаев рассказал, что его три дня держали в подвале с мешком на голове, приковав наручниками к батарее. Также они отмечают, что Дадаев пожаловался на сильные боли в ногах, которые мешают ему спать и появились, по его словам, после применения к нему электротока. Подозреваемые обратились к родственникам с просьбой нанять им адвокатов, так как государственный адвокат, по их словам, посещал их всего дважды (7 и 13 марта). По словам Масюк, следствие настаивало на получении от неё подписки о неразглашении данных предварительного следствия, но она отказалась.

Ссылки

В Викиновостях есть события по этой теме: Убийство Бориса Немцова

• [www.youtube.com/watch?v=UOcFFJYvacI&feature=youtu.be Запись прямого эфира с места убийства Бориса Немцова в Москве] // Newcaster.TV, 28.02.2015
• [wikimapia.org/#lang=ru&lat=55.750142&lon=37.624089&z=19&m=b&show=/32499084/ru/Место-убийства-Немцова Место убийства Бориса Немцова на Викимапии]
• [www.svoboda.org/content/article/26878226.html Борис Немцов. Прощание. Трансляция из Сахаровского центра]

Отрывок, характеризующий Убийство Бориса Немцова

Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.