Филологический факультет Пермского государственного университета
Поделись знанием:
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
(перенаправлено с «Филологический факультет ПермГУ»)
| Филологический факультет | |
|---|---|
| Пермский государственный национальный исследовательский университет | |
 | |
| Английское название | Phylological Faculty |
| Год основания | 1960 |
| Декан | Б. В. Кондаков |
| Место расположения |  Россия: Пермский край, Пермь 614990, Пермь, ул. Дзержинского, 2 [maps.yandex.ru/org/1188921522/]
|
| Официальный сайт |
[www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet] |
Филологический факультет Пермского университета — один из крупнейших филологических факультетов России, был создан в 1960 году. С 1962 года располагался в общ.№8, с начала 1980-х — в корпусе №5 ПГНИУ. Один из центров филологического образования в Пермском крае и на Урале.
Содержание
- 1 История
- 2 Структура
- 2.1 Кафедра русской литературы
- 2.2 Кафедра зарубежной литературы (до 2003)
- 2.3 Кафедра русского языка и общего языкознания (до 1982)
- 2.4 Кафедра русского языка и стилистики
- 2.5 Кафедра общего и славяно-русского языкознания
- 2.6 Кафедра журналистики и массовых коммуникаций
- 2.7 Кафедра романо-германских языков (до 1972)
- 2.8 Лаборатории
- 3 Выпускники
- 4 Преподаватели
- 5 Расположение факультета
- 6 Примечания
- 7 Источники и ссылки
История
Возникновение филологического факультета
В 1960 году историко-филологический факультет Пермского университета разделился на два самостоятельных факультета — исторический и филологический. Основателем и первым деканом филологического факультета стал А. А. Бельский. Филологический факультет (как и исторический) включал три отделения — стационарное (дневное), заочное и вечернее, на которых вели занятия преподаватели трёх кафедр: русского языка и общего языкознания, русской и зарубежной литературы и романо-германских языков[1]. С этого времени в университете стали готовить не только филологов-русистов, но и романо-германцев.
В 1960-е годы в на факультете появились Н. С. Лейтес, Л. Н. Мурзин, С. Ю. Адливанкин, К. А. Федорова, Л. В. Сахарный и др. Их деятельность способствовала развитию высшего филологического образования и организации научных исследований этого времени, содействовала формированию в Перми научных филологических школ, подготовке высококвалифицированных специалистов. На рубеже 1950-х и 1960-х гг. факультет обогатился собственными выпускниками (В. К. Шеншин, Н. Е. Васильева, Т. И. Ерофеева, М. П. Котюрова, Р. С. Спивак, Н. В. Гашева, А. Ф. Любимова, Л. А. Грузберг, и др.), которые в дальнейшем сыграли большую роль в развитии факультета.
В конце 1990-х на факультете были открыты новые специальности — «Перевод и переводоведение» (специальность в 2003 году перешла на факультет СИЯиЛ) и «Журналистика».
С 2009 года на факультете издаётся (совместно с факультетом СИЯиЛ) научный журнал "Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология".[2]
В 2010-е годы на факультете появилось сразу несколько новых направлений — «Фундаментальная и прикладная лингвистика», «Реклама и связи с общественностью», «Интеллектуальные системы в гуманитарной сфере».
В преподавательский состав факультета на сегодня входят 16 докторов наук и 37 кандидатов наук.[3]
См. также: историко-филологический факультет ПермГУ.
Деканы
За всё время существования факультета им руководили семь деканов:[4]
- Александр Андреевич Бельский (1960–1963)
- Михаил Фёдорович Власов (1963–1964)
- Леонид Николаевич Мурзин (1964–1967)
- Соломон Юрьевич Адливанкин (1967–1971)[5][6]
- Александр Андреевич Бельский (1969–1977)
- Римма Васильевна Комина (1977–1982)
- Тамара Ивановна Ерофеева (1982–1998)
- Борис Вадимович Кондаков (1998 – наст. вр.)
См. тж. Деканы филологического факультета ПермГУ.
Структура
Кафедра русской литературы
В период становления филологического факультета как самостоятельного факультета кафедрой руководила Р. В. Комина (1957–1973).
В 1964 году проф. А. А. Бельский, один из сотрудников кафедры, создал и возглавил в Пермском университете кафедру зарубежной литературы.
Кафедра проводит научные исследования по нескольким направлениям: историко-типологическое исследование литературы, начатое Р. В. Коминой и С. Я. Фрадкиной.
В русле этого направления – работы Р. С. Спивак, Н. Е. Васильевой, З. В. Станкеевой и С. В. Бурдиной, А. А. Арустамовой. Исследованием литературы в контексте городской культуры занимается В. В. Абашев, Е. М. Четина; изучением литературы и народной культуры Урала занимались К. Э. Шумов, В. А. Кустов, М. А. Ганина.
Заведующие кафедрой
- Римма Васильевна Комина (1957–1973).
- [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1803701172&idParentObject=1803702555 Маргарита Александровна Ганина] (1973–1976).
- Сарра Яковлевна Фрадкина (1976–1981).
- Римма Васильевна Комина (1982–1991).
- Владимир Васильевич Абашев (1991—1996).
- Рита Соломоновна Спивак (1997).
- Кондаков, Борис Вадимович (1997 — по наст. вр.).
Кафедра зарубежной литературы (до 2003)
Кафедра основана в 1964 году А. А. Бельским.
С 1999 года называется кафедра мировой литературы и культуры.
В 2003 году отделена в состав нового факультета – современных иностранных языков и литератур (СИЯиЛ). Заведующим кафедрой является ученик А. А. Бельского декан факультета СИЯиЛ Б. М. Проскурнин. В 1997 году на кафедре был открыт единственный в России центр по изучению английской истории, культуры и литературы XIX в. («Викторианский центр») в сотрудничестве с коллегами из Великобритании и Германии.
Заведующие кафедрой
- Александр Андреевич Бельский (1964–1977)
- Раиса Фёдоровна Яшенькина (1977–1988)
- [www.psu.ru/fakultety/fakultet-sovremennykh-inostrannykh-yazykov-i-literatur/kafedry/kafedra-mirovoj-literatury-i-kultury/adelaida-lubimova Аделаида Фёдоровна Любимова] (1988–1994)
- Борис Михайлович Проскурнин (1999–2003).
Кафедра русского языка и общего языкознания (до 1982)
Основы кафедры были заложены ещё в 1941 году, когда в Пермском университете был воссоздан историко-филологический факультет. Появившуюся тогда кафедру языкознания возглавила М. А. Генкель[7][8]. В 1944 году была организована кафедра русского языка и общего языкознания; первым её заведующим стал доцент И. М. Захаров. В 1982 году кафедра была разделена на кафедру русского языка и стилистики и общего и славяно-русского языкознания.
Заведующие кафедрой
- Иван Михайлович Захаров (1944–1956)
- Мария Александровна Генкель (1958–1971)
- Маргарита Николаевна Кожина (1971–1982)
Кафедра русского языка и стилистики
Созданная в 1982 году, кафедра развивает одно из ведущих направлений в изучении языка – функционально-стилистическое, предварившее современную коммуникативную лингвистику.
Его основы были заложены заслуженным деятелем науки РФ, основателем кафедры профессором М. Н. Кожиной, создателем пермской стилистической школы. В рамках этого направления защищены докторские диссертации М. П. Котюровой, Е. А. Баженовой, Т. Б. Трошевой, В. А. Салимовского, Н. В. Данилевской.
Заведующие кафедрой
- Маргарита Николаевна Кожина (1982–1993)
- Мария Павловна Котюрова (1993–2006)
- Елена Александровна Баженова (2006 – по наст. вр.)
Кафедра общего и славяно-русского языкознания
Кафедра общего и славяно-русского языкознания (с 1998 – кафедра общего и славянского языкознания; с 2013 – кафедра теоретического и прикладного языкознания) отделилась от кафедры русского языка и общего языкознания в 1982 году.
Её основателем[9] был профессор Л. Н. Мурзин.
Синтаксические деривационные исследования были продолжены в работах профессора В. А. Мишланова.
Русская речь Прикамья изучается пермской школой диалектологов (Л. А. Грузберг, В. А. Малышева, И. И. Русинова).
Среди трудов кафедры — издание словаря говора деревни Акчим, и др. словари.[10]
Пользуются известностью словари и книги Е. Н. Поляковой, посвященные проблемам истории слов и имен собственных.[11]
Фонетика современной городской речи стала предметом научных интересов Е. В. Ерофеевой; целостный анализ речи горожан осуществляется школой социолингвистов[12] под руководством Т. И. Ерофеевой.
Психолингвистические проблемы усвоения языка и порождения речи, истории, типологии языков и теории синтаксиса разрабатывались Ю. А. Левицким и И. Г. Овчинниковой.
Заведующие кафедрой
- Леонид Николаевич Мурзин (1982–1996)
- Тамара Ивановна Ерофеева (1996–2012)
- Елена Валентиновна Ерофеева (2012 – по наст. вр.)
Кафедра журналистики и массовых коммуникаций
Журналистское образование в Пермском государственном университете началось в 1997 году, когда на филологическом факультете при кафедре русского языка и стилистики была открыта специализация по этому направлению. В 1998 году открылась специальность "Журналистика" (которую возглавила Лилия Рашидовна Дускаева); в 1999 году состоялся первый набор студентов на новую специальность.
<p style="text-align:justify">В 2002 году появляется в качестве отдельного подразделения кафедра журналистики, включившая и новых сотрудников, которую возглавил В. В. Абашев.[13]
<p style="text-align:justify">В 2013 году кафедра журналистики объединилась с кафедрой речевой коммуникации; новой кафедрой также руководит В. В. Абашев.
<p style="text-align:justify">Выпускники кафедры являются сотрудниками и редакторами крупных пермских СМИ.
<p style="text-align:justify">Заведующие кафедрой (специальностью)
- Лилия Рашидовна Дускаева (1997–2002, создатель специальности "Журналистика").
- Владимир Васильевич Абашев (2002 – наст. вр.).
Кафедра романо-германских языков (до 1972)
Кафедра романо-германских языков была создана в 1960 году. Её создателем и первым зав. кафедрой была доц. Юлия Петровна Неронова (с 1964 – доц. К. В. Веселухина, ранее – зав. секцией английского языка).
Её предшественницей в плане преподавания иностранных языков в университете была кафедра иностранных языков, созданная Н. П. Обнорским в 1931 году. Само же преподавание по этому профилю велось с момента основания университета (многие из преподавателей позже получили известность). Так, в с 1916 году: А. А. Смирнов (позже – известный переводчик, кельтолог, шахматист, шахматовед) вёл французский и старофранцузский языки), Н. П. Оттокар (будущий ректор университета) вёл немецкий язык, А. И. Вольдемарас (будущий первый премьер-министр Литовской республики) вёл греческий[14] и английский[15] языки.
С 1960 года на кафедре готовили студентов по двум специальностям – английскому и немецкому языкам и литературе, а с 1965 была открыта третья специальность – «Французский язык и литература».
На кафедре было организовано 3 секции: секция английского языка во главе со старшим преподавателем К. В. Веселухиной, секция немецкого языка во главе со старшим преподавателем Ю. А. Левицкий и секция французского языка во главе со старшим преподавателем Т. А. Поповой.
В 1972 году на её основе было создано три новых кафедры – английской, немецкой и романской филологии, которые возглавили К. В. Веселухина, Ю. А. Левицкий, Т. А. Попова)[16].
Заведующие кафедрой
- Юлия Петровна Неронова (1960–1964).
- Ксения Владимировна Веселухина (1964–1972).
Кафедра английской филологии (до 2003)
Кафедра английской филологии в качестве самостоятельного подразделения в составе филологического факультета ПГУ была создана в 1972 году. Первой заведующей кафедрой стала доц. К. В. Веселухина.
Научная деятельность кафедры включает следующие научные направления[17]: сопоставительная лингвистика (проф. Л. М. Алексеева, доц. Ю. Н. Пинягин, доц. М. Н. Литвинова), социолингвистика (доц. Г. С. Двинянинова), функциональная стилистика (доц. Н. В. Шутёмова), история языка (доц. А. М. Подгаец, ст. преп. Е. Н. Петкова), переводоведение (проф. Л. М. Алексеева, проф. Л. В. Кушнина, доц. Ю. Н. Пинягин, доц. М. Н. Литвинова, доц. Е. А. Смольянина), межкультурная коммуникация (проф. Т. М. Пермякова), когнитивная лингвистика и теория дискурса (д. филол. н. С. Л. Мишланова, проф. Л. М. Алексеева).
С 2003 года кафедра вошла в состав факультета современных иностранных языков и литератур (с 2004 года её возглавляет – Л. М. Алексеева).
Заведующие кафедрой
- Ксения Владимировна Веселухина (1972–1982).
- Юрий Николаевич Пинягин (1983–2004)[18].
- Лариса Михайловна Алексеева (2004–2015).
Кафедра немецкой филологии (до 2003)
С 1972 года кафедра немецкой филологии существует как самостоятельное подразделение в составе филологического факультета Пермского университета. Новую кафедру возглавил доц. Ю. А. Левицкий.
Кафедра проводит исследования в области теории текста (Л. А. Голякова, С. Ф. Плясунова, Э. Б. Погудина), межкультурных аспектов теории перевода (Л. Г. Лапина), форм межкультурной коммуникации (доцент Т. Ю. Вавилина) и проблем лингводидактики (доценты И. П. Кузьмина, Т. Г. Агапитова).
С 2003 года кафедра вошла в состав факультета современных иностранных языков и литератур.
Заведующие кафедрой
- Юрий Анатольевич Левицкий (1972–1974).
- Ирина Петровна Кузьмина (1975–1982).
- Лариса Григорьевна Лапина (1982–1998).
- Тамара Юрьевна Вавилина (1998–2015).
Кафедра романской филологии (до 2003)
В 1972 году секция французского языка была преобразована из секции французского языка (которой заведовала Тамара Александровна Попова) кафедры романо-германских языков в кафедру романской филологии. Новую кафедру возглавила к. филол. н., доцент Н. Н. Мильман (с 2013 года – кавалер ордена Академических пальм, Франция). Преподаватели кафедры Г. Н. Метелева, Г. В. Велитарская, И. И. Шутова, Е. Л. Морозова, и др. заложили фундамент подготовки в области французского языка и романской филологии.
С 2003 года кафедра вошла в состав факультета современных иностранных языков и литератур.
Заведующие кафедрой
- Нина Николаевна Мильман (1972–1986).
- Инна Ивановна Шутова (1986–2002).
- Наталья Владимировна Хорошева (2002–2015).
(С 1 марта 2015 г. кафедры английской, немецкой и романской филологии были объединены в кафедру лингвистики и перевода [www.psu.ru/fakultety/fakultet-sovremennykh-inostrannykh-yazykov-i-literatur/kafedry/kafedra-lingvistiki-i-perevoda] ф-та СИЯиЛ ПГНИУ под руководством Н. В. Хорошевой)[19].
Лаборатории
- учебно-научная лаборатория экологии языка (при кафедре русского языка и стилистики);
- научная лаборатория «Духовная культура Прикамья в лингвистическом аспекте» (при кафедре общего и славянского языкознания);
- научно-исследовательский словарный кабинет (при кафедре общего и славянского языкознания);
- учебно-научная исследовательская лаборатория речевой коммуникации и акустики речи [лаборатория акустики речи] (при кафедре общего и славянского языкознания);
- научная лаборатория «Речь города в социокультурном аспекте» (при кафедре общего и славянского языкознания);
- лаборатории речевой коммуникации и акустики речи (при кафедре общего и славянского языкознания);
- учебно-научная лаборатория «Фольклор Прикамья» (при кафедре русской литературы);
- учебно-научная лаборатория культурной и визуальной антропологии (при кафедре русской литературы);
- лаборатория лингвокриминалистики (при кафедре речевой коммуникации);
- лаборатория политики культурного наследия (при кафедре журналистики и массовых коммуникаций).
Выпускники
Филологический факультет (отделение) Пермского университета — родина нескольких поколений известных писателей, поэтов:
- на рубеже 1940–1950 — Владимир Радкевич (1949), Андрей Ромашов (1951), Алексей Домнин (1951), Лев Давыдычев (1952), Татьяна Чернова (1952);
- на рубеже 1950–1960 — Нина Аверина (1959), Борис Гашев (1961);
- на рубеже 1960–1970 — Ирина Христолюбова (1968), Нина Горланова (1970), Леонид Юзефович (1970), Алексей Королёв (1970), Владимир Пирожников (1971)[kizlib.permculture.ru/lit42.aspx];
- в середине 1970-х — Бэла Зиф (1975), Владимир Виниченко (1976)[enc.permculture.ru/showObject.do?object=1805329965], Владислав Дрожащих (1977)[liter.perm.ru/reg_dro.htm];
- на рубеже 1970–1980 — Виталий Богомолов (1978)[enc.permculture.ru/showObject.do?object=1805327449], Юрий Беликов (1980), Юрий Асланьян (1980), Вячеслав Букур (1980), Вячеслав Запольских (1980)[enc.permculture.ru/showObject.do?object=1805051585&viewMode=B_1803401803&link=1], Анатолий Субботин (1980) и др.[20][21].
С филологическим факультетом (отделением) Пермского университета связаны судьбы таких писателей как Аля Рахманова, поэтов В. В. Кальпиди, поэтов и музыкантов Г. Данского, Д. Михеенко, режиссёра и музыканта А. Гарсиа, музыканта Е. Чичерина, режиссёра и актёра А. Курганова и др. (см. также: Филологи ПермГУ).
Его выпускники — работники СМИ и издательств Прикамья и России: П. П. Корчагин, И. Маматов, Н. Гашева, В. Фефилов, А. Зебзеева, В. Л. Шахова, Д. Жебелев, Л. Мульменко, А. Гущин, Т. Г. Зырянова, Е. Чагина, О. Богданова, Я. Габдуллина.
Выпускниками факультета также являются учёные В. В. Абашев, М. А. Генкель, Л. Р. Дускаева, Т. И. Ерофеева, М. Н. Кожина, Б. М. Кондаков, М. П. Котюрова, Б. М. Проскурнин и др[13][22].
См. также: Выпускники филологического факультета ПермГУ, Выпускники историко-филологического факультета ПермГУ, Персоналии: Филологи ПермГУ.
Преподаватели
См. Преподаватели филологического факультета ПермГУ, Преподаватели историко-филологического факультета ПермГУ.
Расположение факультета
|
|
|
|---|
Напишите отзыв о статье "Филологический факультет Пермского государственного университета"
Примечания
- ↑ Приказ министра высшего и среднего специального образования РСФСР №364 от 11 мая 1960 г. о структуре Пермского государственного университета им. А. М. Горького
- ↑ [rfp.psu.ru/ Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология]
- ↑ [www.psu.ru/slideshow/filolog.html Хочу быть филологом // Пермский национальный исследовательский университет.]
- ↑ [100.psu.ru/?p=264 Деканы филологического факультета // 1916-2016 Perm State University.]
- ↑ [tl.perm.ru/adliv А жизнь — одна и неразъятна. Воспоминания о Соломоне Юрьевиче Адливанкине. Пермь: Издательский центр «Титул», 2011. — 352 с., илл.]
- ↑ Ещё волнуются живые голоса: Воспоминания о С. Ю. Адливанкине. — Пермь: Перм. ун-т, 1994. — 184 с.)
- ↑ Богословская О. И. М. А. Генкель – заведующая кафедрой русского языка и общего языкознания (Золотой век её кафедры) // Пермский университет в воспоминаниях современников / Отв. за вып. А. С. Стабровский. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1996. Вып. III. Уральские просветители: семья Генкель. 156 с. 134–141.
- ↑ [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1803702595&viewMode=B_1803401803&link=1 Генкель Мария Александровна] // Энциклопедия "Пермский край"
- ↑ [dynamic-ling.ru/ Проблемы динамической лингвистики: материалы Международной научной конференции, посвящённой 80-летию профессора Леонида Николаевича Мурзина (Пермь, 12—14 мая 2010 г.) Перм. ун-т. Пермь, 2010.]
- ↑ [culturemap.ru/?region=140&topic=13&subtopic=43&id=2328 Говоры русских Прикамья] // Культура регионов России. 16.06.2008.
- ↑ [elar.urfu.ru/bitstream/10995/2023/1/VO-2007-04-25.pdf Елена Николаевна Полякова: Исследователь и Учитель] // Уральский федеральный университет.
- ↑ [psychsocling.narod.ru/index.htm О школе] // Школа социопсихолингвистики Пермского университета.
- ↑ 1 2 [liter.perm.ru/pgu.htm Пермский государственный университет им. А. М. Горького. Библиографы и исследователи пермской литературы] // Пермский контекст: стихи, проза, авторы, карта литературной Перми, сайт Владимира Киршина.
- ↑ [k.psu.ru/library/node/251770 Распределение лекций // Обозрение преподавания наук на историко-филологическом факультете Пермского отделения Императорского Петроградского Университета. Пермь: Электро-тип. губ. земства, 1916. 30 с. С. 8.]
- ↑ [k.psu.ru/library/node/251769 Обозрение преподавания наук на историко-филологическом факультете Пермского отделения Императорского Петроградского Университета. Пермь: Электро-тип. губ. земства, 1916. 30 с. С. 7.]
- ↑ Пермский государственный университет / отв. за вып. В. И. Костицын. Пермь: Пресс-центр, 2001. 96 с. С. 46.
- ↑ Алексеева Л. М. Зарубежная филология в Пермском государственном университете // [www.philol.msu.ru/~umo/Sovet.files/bulleten/bull_7.htm Владимир Павлович Гудков в обрамлении юбилейных эпитетов. Информационный бюллетень №7 Совета по филологии учебно-методического объединения по классическому университетскому образованию]. Сайт филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. 2004.
- ↑ [www.psu.ru/fakultety/fakultet-sovremennykh-inostrannykh-yazykov-i-literatur/kafedry/kafedra-anglijskoj-filologii/unpinyagin Юрий Николаевич Пинягин – зав. кафедрой (1982–2003)] // Кафедра английской филологии Пермского государственного национального исследовательского университета.
- ↑ [www.psu.ru/news/na-fakultete-siyail-proshla-reorganizatsiya-kafedr На факультете СИЯиЛ прошла реорганизация кафедр] // ПГНИУ. 12.03.2015.
- ↑ [www.litkarta.ru/russia/perm/persons/ В Перми пишут] // Новая литературная карта России
- ↑ [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet/kafedry/kafedra-zhurnalistiki/uspeshnye-vypuskniki-kafedry Успешные выпускники кафедры журналистики] // Пермский государственный национальный исследовательский университет]
- ↑ [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804093896&viewMode=B_1803401805&link=1 Филологический факультет Пермского государственного университета] // Пермский государственный национальный исследовательский университет]
Источники и ссылки
Книги и статьи (электронные версии)
- [tl.perm.ru/book/post/adliv А жизнь — одна и неразъятна. Воспоминания о Соломоне Юрьевиче Адливанкине]. Пермь: Издательский центр «Титул», 2011. 352 с., илл.
- Алексеева Л. М. Зарубежная филология в Пермском государственном университете // [www.philol.msu.ru/~umo/Sovet.files/bulleten/bull_7.htm Владимир Павлович Гудков в обрамлении юбилейных эпитетов. Информационный бюллетень №7 Совета по филологии учебно-методического объединения по классическому университетскому образованию]. Сайт филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. 2004.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/veterans_philol.pdf Наши ветераны. Страницы истории филологического факультета Пермского университета]. Пермь: ПГНИУ, 2012. 164 с.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/phylfac_history.pdf История филологического факультета (1916–1976)] (Электронный ресурс) / под общ. ред. А. В. Пустовалова; Перм. гос. нац. исслед. ун-т. – Электр. дан. – Пермь, 2015. – 724 Кб. ISBN 978-5-7944-2474-4.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/Zhivye_golosa.pdf#132 Веселухина К. В. А годы летят, наши годы летят, но хочется нам оглянуться назад...] // [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/Zhivye_golosa.pdf Пермский университет в воспоминаниях современников] / Сост. В. И. Костицын. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1996. Вып. 4. Живые голоса. 188 с.: ил. ISBN 5–8241– 0127–2. С. 132–137.
- Кондаков Б. В. Филология в Пермском государственном университете // [www.philol.msu.ru/~umo/Sovet.files/bulleten/bull_7.htm Владимир Павлович Гудков в обрамлении юбилейных эпитетов. Информационный бюллетень №7 Совета по филологии учебно-методического объединения по классическому университетскому образованию]. Сайт филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. 2004.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/kostitsyn_stoichev_rektory2006.pdf Костицын В. И. Стойчев Степан Антонович] // [www.psu.ru/files/docs/science/books/mono/kostitsyn_rektory_2006_65_128.pdf Костицын В. И. Ректоры Пермского университета. 1916–2006]. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Перм. ун-т. Пермь, 2006. 352 с. С. 91–103. ISBN 5-7944-0613-5.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/prof_psu.pdf Профессора Пермского государственного университета: (1916–2001)] / Гл. ред.: В. В. Маланин. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2001. 279 с.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/pu_av_7.pdf Пустовалов А. В. Семь удивительных деканов] // [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/gazeta-permskij-universitet/2015/PU_1849.pdf Пермский университет. №2 (1849)]. 4 февраля 2015. С. 4.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/firstonu_ocr.pdf#8_12 Филологический факультет] // [www.psu.ru/universitet/universitetskie-smi/stati-ob-universitete/firstonu-ocr Кертман Л. Е., Васильева Н. Е., Шустов С. Г. Первый на Урале]. Пермь: Пермское книжное издательство. 1987. 234 с.
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/phyl_fac__2001.pdf Филологический факультет] // Пермский государственный университет / отв. за вып. В. И. Костицын. Пермь: Пресс-центр, 2001. 96 с. С. 42–47.[www.library.bsu.ru/cgi-bin/irbis64r_12/cgiirbis_64.exe?LNG=en&P21DBN=BOKK&I21DBN=BOKK_PRINT&S21FMT=fullw_print&C21COM=F&Z21MFN=46730]
- [vestnik.rsuh.ru/article.html?id=73606 Филологический факультет Пермского государственного университета] // Российский государственный гуманитарный университет. 22.12.2008.
Книги
- Poesis. Книга биографий поэтов — выпускниках филологического факультета Пермского государственного университета / сост. Н. Е. Васильева; отв. за выпуск Б. В. Кондаков. Пермь: ПГНИУ, 2014. 230 с.
- Prosa Oratio. Книга биографий писателей — выпускниках филологического факультета Пермского государственного университета / сост. Н. Е. Васильева; отв. за выпуск Б. В. Кондаков. Пермь: ПГНИУ, 2014. 296 с.
- Взойди, звезда воспоминанья! Страницы воспоминаний выпускников филологического факультета Пермского университета. Пермь: ПГУ, 2006. Т. 1. 332 с.[books.google.ru/books/about/%D0%92%D0%B7%D0%BE%D0%B9%D0%B4%D0%B8_%D0%B7%D0%B2%D0%B5%D0%B7%D0%B4%D0%B0_%D0%B2%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B8.html?id=ow4gNQAACAAJ&redir_esc=y]
- Генкель М. А. Уральские просветители: семья Генкель. Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1996.[books.google.ru/books?id=2VRLAQAAIAAJ&q=%D0%93%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%BB%D1%8C+%D0%9C.+%D0%90.+%D0%A3%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B8:+%D1%81%D0%B5%D0%BC%D1%8C%D1%8F+%D0%93%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%BB%D1%8C&dq=%D0%93%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%BB%D1%8C+%D0%9C.+%D0%90.+%D0%A3%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B8:+%D1%81%D0%B5%D0%BC%D1%8C%D1%8F+%D0%93%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%BB%D1%8C&hl=ru&sa=X&ei=JLqeVKThHoTqOIqZgLAD&ved=0CCEQ6AEwAQ]
- Ещё волнуются живые голоса: Воспоминания о С. Ю. Адливанкине. Пермь: Перм. ун-т, 1994. 184 с.[books.google.ru/books?id=EbBNAAAAMAAJ&q=%D0%95%D1%89%D1%91+%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D0%BD%D1%83%D1%8E%D1%82%D1%81%D1%8F+%D0%B6%D0%B8%D0%B2%D1%8B%D0%B5+%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%B0:+%D0%92%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F+%D0%BE+%D0%A1.+%D0%AE.+%D0%90%D0%B4%D0%BB%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B5.&dq=%D0%95%D1%89%D1%91+%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D0%BD%D1%83%D1%8E%D1%82%D1%81%D1%8F+%D0%B6%D0%B8%D0%B2%D1%8B%D0%B5+%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%B0:+%D0%92%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F+%D0%BE+%D0%A1.+%D0%AE.+%D0%90%D0%B4%D0%BB%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B5.&hl=ru&sa=X&ei=5bmeVPz2J4eBPYTcgEg&ved=0CB0Q6AEwAA]
- Живописцев В. П. Верность слову // Живописцев В. П. День открытых дверей. Пермь: Пермское книжное издательство, 1986. 133 с. С. 45–52.[books.google.ru/books?id=Mgr5tgAACAAJ&dq=%D0%96%D0%B8%D0%B2%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%86%D0%B5%D0%B2+%D0%92.+%D0%9F.+%D0%94%D0%B5%D0%BD%D1%8C+%D0%BE%D1%82%D0%BA%D1%80%D1%8B%D1%82%D1%8B%D1%85+%D0%B4%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B9.&hl=ru&sa=X&ei=IbueVNKRNoKsOoPOgcgB&ved=0CBsQ6AEwAA]
- Острова одиночества мысли: Страницы творчества выпускников филологического факультета Пермского университета / Пермь: ПГУ, 2006. Т. II. 316 с.
- Римма. Книга воспоминаний о профессоре Римме Васильевне Коминой. Пермь, 1996. 400 с.[books.google.ru/books?id=OWpmYgEACAAJ&dq=%D0%A0%D0%B8%D0%BC%D0%BC%D0%B0.+%D0%9A%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0+%D0%B2%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B9+%D0%BE+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%84%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%BE%D1%80%D0%B5+%D0%A0%D0%B8%D0%BC%D0%BC%D0%B5+%D0%92%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B5+%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B9&hl=ru&sa=X&ei=krueVLXzLoGdPeWPgIAJ&ved=0CBsQ6AEwAA]
- Свеча горела... Книга о профессоре Пермского государственного университета С. Я. Фрадкиной. Пермь: ПГУ, 2008. 273 с.[books.google.ru/books?id=IAQ6OAAACAAJ&dq=%D0%A1%D0%B2%D0%B5%D1%87%D0%B0+%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%B0...+%D0%9A%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0+%D0%BE+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%84%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%BE%D1%80%D0%B5+%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D0%B3%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%82%D0%B0+%D0%A1.+%D0%AF.+%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B9&hl=ru&sa=X&ei=q7ueVN3IPMLaOLbegaAP&ved=0CBsQ6AEwAA]
- Талант учителя — в его учениках: к юбилею Т. И. Ерофеевой. Пермь: ПГНИУ, 2012. 316 с.
- Университеты жизни: Страницы биографий учителей – выпускников филологического факультета Пермского университета: в 2 ч. / сост. Н. Е. Васильева; отв. за вып. Б. В. Кондаков. Пермь: ПГНИУ, 2013. Ч. 1. 117 с.
- Университеты жизни: Страницы биографий учителей — выпускников филологического факультета Пермского университета: в 2 ч. / сост. Н. Е. Васильева; отв. за вып. Б. В. Кондаков. Пермь: ПГНИУ, 2013. Ч. 2. 134 с.[books.google.ru/books/about/%D0%A3%D0%BD%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%82%D1%8B_%D0%B6%D0%B8%D0%B7%D0%BD%D0%B8.html?id=M0zNoQEACAAJ&redir_esc=y]
- Филологический факультет // Пермский государственный университет им. Горького: Исторический очерк. 1916–1966. Под ред. Ф. С. Горового. Пермь: Пермское книжное издательство, 1966. 292 с. С. 201–204.[books.google.ru/books?id=QKoUHQAACAAJ&dq=%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%B3%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9+%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%82+%D0%B8%D0%BC.+%D0%93%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE:+%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%BE%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%BA.+1916%E2%80%931966.&hl=ru&sa=X&ei=1L6eVPiHDoffPYDMgJAP&ved=0CB8Q6AEwAQ]
- Филологический факультет: события и люди. Страницы истории филологического факультета Пермского университета / Сост. Н. Е. Васильева; отв. за выпуск Б. В. Кондаков. Пермь: ПГНИУ, 2011. 608 с.[books.google.ru/books?id=PlHpkQEACAAJ&dq=%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D1%84%D0%B0%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%B5%D1%82:+%D1%81%D0%BE%D0%B1%D1%8B%D1%82%D0%B8%D1%8F+%D0%B8+%D0%BB%D1%8E%D0%B4%D0%B8.+%D0%A1%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%86%D1%8B+%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B8+%D1%84%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D1%84%D0%B0%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%B5%D1%82%D0%B0+%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%82%D0%B0&hl=ru&sa=X&ei=976eVJSGF4z2O-X9gOgJ&ved=0CB0Q6AEwAA]
Ссылки по теме
- [www.litkarta.ru/russia/perm/persons/ В Перми пишут] // Новая литературная карта России.
- [100.psu.ru/?p=264 Деканы филологического факультета] // Perm State University. 1916–2016.
- [elar.urfu.ru/bitstream/10995/2023/1/VO-2007-04-25.pdf Елена Николаевна Полякова: Исследователь и Учитель] // Уральский федеральный университет.
- [liter.perm.ru/pgu.htm Пермский государственный университет им. А. М. Горького. Библиографы и исследователи пермской литературы] // Пермский контекст: стихи, проза, авторы, карта литературной Перми, сайт Владимира Киршина.
- [www.kariera.orc.ru/0102-99/Almam046.html Трушин А., Храбрых А., Князева Т., Буданова С. Любовь к слову. Рейтинг филологических факультетов] // Карьера. № 2. Февраль 1999.
- [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet Официальный сайт].
- [jur-portal.ru/work.pl?act=handbook_read&subact=943677&id=451558 Филологический факультет. Пермский государственный университет] // Юридический портал.
- [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804093896&viewMode=B_1803401805&link=1 Филологический факультет Пермского государственного университета] // Энциклопедия "Пермский край".
Отрывок, характеризующий Филологический факультет Пермского государственного университета
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
