MIM-14 Nike-Hercules

MIM-14 Nike-Hercules
Тип	ЗРК большой дальности
Статус	снят с вооружения
Разработчик	Western Electric
Годы разработки	1952-1955
Начало испытаний	1955
Принятие на вооружение	1958
Производитель	Western Electric, Bell Laboratories, Douglas Aircraft Company
Годы производства	1955-1964
Единиц произведено	>25000
Годы эксплуатации	1958-1989
Основные эксплуатанты	Армия США Национальная гвардия США
Другие эксплуатанты	, , ,
Базовая модель	MIM-3 Nike Ajax
Модификации	MIM-14 MIM-14B
↓Все технические характеристики
Изображения на Викискладе

MIM-14 «На́йки-Хе́ркьюлиз» (англ. MIM-14 Nike-Hercules, /ˈnaɪkiˈhɜrkjʊliːz/ ; в русскоязычной литературе обычно указывается как «На́йк Геркуле́с»; первоначально SAM-A-25) — американский зенитно-ракетный комплекс. Первый в мире зенитно-ракетный комплекс большого радиуса действия и первый в мире зенитно-ракетный комплекс с ядерной боевой частью. Принят на вооружение армии США в 1958 году на смену предшествующему ЗРК «Найк-Аякс». Комплекс предназначался для прикрытия крупных административных, политических, экономических центров и военных объектов.

История

Разработка следующей ракеты в семействе «Найк» началась в 1952 году, когда MIM-3 Nike Ajax только начинал развёртываться. Армия США хотела получить ракету с большим радиусом действия, большим потолком. При этом, ракета должна была полностью использовать существующую и планирующуюся к развёртыванию инфраструктуру системы «Найк». Официально, программа под названием SAM-A-25 Nike B была запущена в 1953 году. Основным разработчиком была корпорация Western Electric, за производство корпусов ракет отвечала компания Douglas Aircraft.

Первые испытания нового снаряда (огневые тесты) прошли в 1955 году. Первый успешный перехват воздушной беспилотной цели был выполнен в 1956, но из-за принятого решения о переводе ракеты на твёрдое топливо, разработка затянулась, и первый серийный образец был построен только в 1958 году.

Ещё в ходе работ, было решено оснастить ракету ядерной боевой частью. Главной причиной была низкая разрешающая способность радаров того времени. На большой дистанции, группа самолётов в плотном построении воспринималась радаром как один большой сигнал: выпущенная ракета рисковала просто проскочить между самолётами, не нанеся им никакого вреда. Проблему удалось решить, оснастив ракету ядерной боевой частью, радиус поражения которой превышал возможный промах ракеты. Кроме того, ядерная боевая часть увеличивала эффективность комплекса против скоростных сверхзвуковых целей, и снижала эффективность средств РЭБ неприятеля.

Конструкция

Представлявший собой техническое развитие MIM-3 Nike Ajax, «Геркулес» заимствовал много элементов от предшественника. Его стартовая твердотопливная ступень представляла собой четыре твердотопливных ускорителя M5E1 Nike, объединённых в один блок под кодовым обозначением Hercules M42.

Изначально, основной двигатель ракеты также должен был быть развитием двигателя «Аякса». Но в ходе тестовых полётов, проводившихся в 1955, было сочтено (на основании проблем с эксплуатацией «Аяксов»), что жидкотопливный двигатель не является оптимальным, и должен быть заменен РДТТ. Серийные ракеты использовали РДТТ Thiokol M30.

В ходе разработки, было решено отказаться от не оправдавшей себя концепции трёх боеголовок «Аякса», и заменить их единой осколочно-фугасной боевой частью T45. В то же время, миниатюризация атомных зарядов позволила оснастить ракету ядерной боевой частью. В качестве таковой обычно использовалась боеголовка W-61, мощностью от 2 до 40 килотонн. Детонация боеголовки в воздухе могла разрушить летательный аппарат в радиусе нескольких сотен метров от эпицентра, что позволяло эффективно поражать даже сравнительно сложные, малогабаритные цели вроде сверхзвуковых крылатых ракет. Потенциально также, «Nike-Hercules» мог перехватывать одиночные боевые части баллистических ракет, что делало его первым комплексом, имевшим противоракетные возможности.

По мере развёртывания система подвергалась ряду модификаций. Изначально, MIM-14 Nike-Hercules, как и предполагалось при разработке, использовал инфраструктуру «Аякса». Но в ходе разработки, было решено увеличить возможности системы. Модернизация под обозначением Improved Hercules включала в себя установку нового радара обнаружения HIPAR (High-Power Acquisition Radar), и модернизацию радаров слежения за целью TTR (Target Tracking Radar) и Missile Tracking Radar (MTR), придавшую им повышенную устойчивость к помехам и возможность отслеживания высокоскоростных целей. Дополнительно был установлен радар Target Ranging Radar (TRR), осуществлявший постоянное определение дистанции до цели и выдававший дополнительные поправки для счетно-решающего устройства.

Противоракетное применение

Возможности «Nike Hercules» по перехвату скоростных высоколетящих целей потенциально позволяли ему перехватывать и баллистические цели — вроде оперативно-тактических ракет или боеголовок БРМД и БРСД. Перехват осуществлялся путём подрыва ядерной боевой части «Геркулеса» вблизи неприятельской ракеты. Однако, система была не способна к противостоянию МБР из-за их высокой скорости, превышавшей скорость реакции системы.

Для обеспечения возможностей противоракетного перехвата, система была модернизирована с использованием улучшенных антенн радара TTR и увеличения быстродействия компьютеров с 30 секунд на выработку огневого решения до 0,2 секунд. В 1960, системой Improved Hercules был осуществлен первый успешный перехват баллистической ракеты — оперативно-тактической MGM-5 Corporal — при помощи ядерной боевой части.

Противоповерхностное применение

Благодаря наличию ядерной боевой части и значительной дальности действия, система «Nike Hercules» могла также применяться для поражения наземных целей. При этом, компьютеру управления ракетой задавались координаты наземной цели. Используя радар MTR, автоматика выводила ракету в расчетную точку над целью, после чего переводила её в вертикальное пикирование, продолжая при этом удерживать ракету на курсе. В момент достижения предварительно установленной высоты подрыва, барометрический взрыватель активировал атомную боевую часть: для конвенционных боевых частей был предусмотрен ударный взрыватель.

Из-за низкой мобильности компонентов системы, подобное решение в основном могло применяться для обороны стратегических позиций от наступающего противника. В то же время, высокая точность и дальнобойность ракеты (дальность полёта ракеты по баллистической была ограничена только возможностями радара MTR) делали её достаточно опасным оружием.

Развёртывание системы

С 1958 года, ракеты MIM-14 Nike-Hercules развёртывались в комплексах системы «Найк» на замену MIM-3 Nike Ajax. Всего в ПВО США к 1964 было развернуто 174 батареи новых ракет, что позволило придать всем основным промышленным районам эффективное противовоздушное и ограниченное противоракетное прикрытие. Все развернутые в США ракеты несли ядерные боевые части.

Помимо США, ракеты Nike-Hercules развёртывались ещё в 11 странах Европы и Азии, также как и на американских военных базах в Европе. В Японии, ракета производилась по лицензии как Nike J. В Южной Корее, дизайн ракет Nike-Hercules был использован как основа при создании первых баллистических ракет Hyunmoo.

Производство ракет было прекращено в 1964 году. С 1969, ракеты начали постепенно сниматься с вооружения. Изначально, армия планировала заменить их новым ЗРК MIM-104 Patriot, но по ряду причин этот план так и не был воплощен. К 1974 году, последний комплекс «Nike-Hercules» был снят с боевого дежурства в США, тем самым завершив историю централизованной американской ПВО. В Европе комплекс продолжал эксплуатироваться до 1980-х, пока не был снят с вооружения.

Оценка проекта

На момент своего создания, зенитно-ракетный комплекс MIM-14 «Nike-Hercules» был наиболее совершенным и эффективным комплексом объектовой стационарной ПВО из существовавших и оставался в этом статусе до появления советского ЗРК С-200. Большой радиус поражения и наличие атомной боевой части позволяли поражать весь спектр существовавших на тот момент высоколетящих скоростных целей, включая одиночные боеголовки баллистических ракет.

В то же время, комплекс сохранял тот же основной недостаток, что и его предшественник MIM-3 Nike Ajax — чрезвычайно низкую мобильность ввиду необходимости хорошо подготовленной позиции. Как комплекс передового развёртывания, он уступал по соображениям логистики советскому С-75, хотя превосходил его по большинству боевых параметров. Также, возможности комплекса по поражению низколетящих целей были недостаточны.

Стоял на вооружении в странах

• Бельгия Бельгия
• Германия Германия
• Греция Греция
• Италия Италия
• Япония Япония
• Норвегия Норвегия
• Китайская Республика Китайская Республика
• Республика Корея Республика Корея
• Испания Испания
• Турция Турция
• США США — на 1963 год в наличии было 134 батареи.

В Японии выпускался по лицензии.

Характеристики

• Система наведения: радиокомандная
• Масса ракеты: 4850 кг
• Длина: 12,5 м
• Размах крыльев: 1,88 м
• Макс, скорость полёта: 3,7 М
• Высота поражения цели: до 45000 м
• Дальность стрельбы: до 140 км
• Боевая часть: ОФ или ядерная мощностью 2-40 кт.

См. также

• ЗРК «Найк-Аякс»
• Комплекс ПРО «Nike Zeus»

Ссылки

• pvo.guns.ru/other/usa/nike-hercules/index.htm

Отрывок, характеризующий MIM-14 Nike-Hercules

– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.