Буря столетия (мини-сериал)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Буря столетия (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Буря столетия
Storm of the Century
Жанр

фильм ужасов
триллер
драма

Режиссёр

Крейг Баксли

Продюсер

Томас Х. Бродек

Автор
сценария

Стивен Кинг

В главных
ролях

Тим Дейли
Колм Фиори
Кейси Семашко
Дебра Фарентино

Оператор

Дэвид Коннелл

Композитор

Гэри Чан

Студия

ABC

Длительность

247 мин.

Бюджет

$35 млн

Страна

США США
Канада Канада

IMDb

ID 0135659

«Бу́ря столе́тия» (англ. Storm of the Century) — американский мини-сериал 1999 года, снятый по сценарию Стивена Кинга режиссёром Крейгом Баксли.[1][2]





Сюжет

Люди на маленьком острове Литтл-Толл у побережья штата Мэн обеспокоены надвигающейся мощной бурей, подобной которой не было несколько десятилетий. Они скупают продукты в небольшом магазинчике Майкла Андерсона и вспоминают былые времена, те, когда остров оказывался отрезан от материка, ожидая, что это может случится вновь. Неожиданно, на острове появляется неизвестный никому мужчина, который стучится в дверь пожилой женщины, смотрящей по телевизору прогноз погоды. Она открывает ему, слышит фразу «Рожденный в грехе — иди ко мне» и погибает от руки хладнокровного убийцы . Он как ни в чём не бывало усаживается в кресло и смотрит телевизор. Мёртвое тело и убийцу в доме обнаруживает подросток, сообщающий мэру города о случившемся. Вскоре в дом прибывает мэр города, но, услышав пугающие речи незнакомца, поспешно покидает его и вызывает в подмогу Майка Андерсона, городского констебля. Вооруженный Майкл со своим другом арестовывает незнакомца. Представившийся как Андре Линож, убийца знает все секреты горожан, чем пугает жителей острова. Главное, что он периодически повторяет: «Дайте мне то, что я хочу, и я уйду», не поясняя что именно ему нужно.

Линож заперт в магазинчике Майка Андерсона, после того как пообщался с горожанами и познакомился с сыном Майка, у него нет ни документов, ни ярлычков на одежде, ничего, что могло бы идентифицировать его личность. Пока Линож ожидает конвоирование на большую землю, которое, из-за непогоды невозможно, констебль организует людей, которые будут его охранять по сменам, а также узнаёт, готов ли приют в старой церкви. В это время убийца не бездействует: оказывается, что он в состоянии влиять на жизнь и людей, даже находясь в камере магазина, так он доводит до самоубийства одного из тех, кто его охраняет, и тот вешается, другой человек проламывает себе голову топором, девушка в порыве гнева убивает своего возлюбленного, все они оставляют послание Линожа «Дайте мне то, что я хочу, и я уйду».

Майк возвращается на место преступления, где видит надпись «Дайте мне то что я хочу и я уйду», а также трость с металлическим набалдашником в виде собаки, он фотографирует место, а потом, взяв детские кубики, собирает из них имя Андре Линож, переставляет буквы местами и получает слово «Легион», после чего уходит. Незнакомец что-то шепчет в своей камере, внезапно падает фонарный столб и оставляет магазин без света и связи, лишь на одном генераторе. Люди, обеспокоенные снежной бурей, начинают собираться в городской ратуше, где они все видят один и тот же сон, в котором журналист рассказывает о пропаже людей на их острове и перечисляет их имена. Один из охранников Линожа пытается его убить, когда тот начинает рассказывать о его делишках, но ранит Майка (не сильно), и тот отправляется в ратушу.

Линож не намерен больше оставаться в клетке, он превращается в старика, в длинном балахоне с высоким посохом, решетки разгибаются перед ним, а предметы в комнате парят в воздухе, он оставляет послание для всех жителей города, через Хэтчера. Послание гласит, что всем необходимо собраться в городской ратуше, где он наконец скажет что ему нужно. Ну а пока один из жителей вбегает в ратушу и сообщает о том, что маяк вот-вот упадёт, и люди спешат это увидеть, часть из них пропадает. Пожилая женщина кончает жизнь самоубийством, утопившись в раковине туалета, сын Майка говорит, что к ним приходил дядя из магазина и они играли. Через какое-то время, в комнате, где девушка читает детям сказку, появляется трость с собачьей головой, дети прикасаются к ней и падают без чувств.

Когда люди собираются в зале для заседаний, мэр пытается всех успокоить, как вдруг появляется Линож и пугает его, после чего Линож наконец говорит, чего же он хочет: ему нужен преемник, ребёнок, которого он сможет воспитать как сына. Так как он не может иметь детей, он предлагает следующее: указывая на восьмерых детей, он возьмет лишь одного и все останутся живы, а ребёнок станет могущественным, узнает многое, проживёт тысячелетия. Он объясняет горожанам, что он не может взять ребёнка силой, они сами должны выбрать одного и отдать ему, потому что он может их наказать. Он рассказывает им что случилось на острове Роанок с горожанами которые отказались выполнить просьбу незнакомца, он даёт им полчаса на размышления и показывает как за окном он летит и держит за руки их детей, лежащих без сознания.

Майк Андерсон убеждает горожан отказаться от предложения Линожа, те напуганы, тогда он решается забрать своего ребёнка, говоря что его сын не будет в этом участвовать, его жена возражает и говорит, что они будут держаться остальных, его бьют и силой усаживают на скамью. Они голосуют и все за, Линож рад этому и раздаёт им камни, они тянут жребий и черный камень вытаскивает жена Майка, Молли Андерсон. Мать Ральфи Андерсона, находясь в состоянии шока, считает, что всё было подстроено, однако это уже не важно, Майк кричит Линожу о том, что он никогда не станет его сыном, а тот отвечает, что он полюбит его и будет звать папой.

После этих событий проходит некоторое время, Майк больше не может жить с Молли и рядом с людьми, лишившими его сына. Он оставляет своё имущество Молли и разводится с ней. Покидая остров, он находит приют в Сан-Франциско, получает образование, становится федеральным маршалом. А на острове тем временем погибает жена мэра, который много болтает несмотря на договор никогда не рассказывать об этом. Один из горожан кончает жизнь самоубийством, жена Майка выходит замуж за его овдовевшего приятеля Хэтчера. В один из летних дней Майк возвращается из магазина, как вдруг слышит знакомую песню, он оборачивается и видит Линожа со своим повзрослевшим сыном, который стал таким же как Линож, он бежит за ними, но не может их догнать, как ни пытается.

Майк рассуждает о том, стоит ли рассказывать своей бывшей жене об увиденном им или не стоит теребить старые раны, решает ничего не говорить, а в это время его бывшая жена стоит у обелиска, посвященного жертвам бури, и гладит имя Ральфи, выбитое на нём.

В ролях

Напишите отзыв о статье "Буря столетия (мини-сериал)"

Примечания

  1. [www.ew.com/ew/article/0,,20397912_274431,00.html Stephen King’s Storm of the Century (1999) Reviewed by Ken Tucker Feb 12, 1999]
  2. [www.emmys.com/shows/stephen-kings-storm-century Outstanding Sound Editing For A Miniseries, Movie Or A Special — 1999]

См. также

В Викицитатнике есть страница по теме
Буря столетия (фильм)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Буря столетия (мини-сериал)

Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!