Потанин, Григорий Николаевич

Григорий Николаевич Потанин
Дата рождения:	4 октября 1835(1835-10-04)
Место рождения:	Ямышевская крепость, Омская область (ныне Павлодарская область, Казахстан)
Дата смерти:	30 июня 1920(1920-06-30) (84 года)
Место смерти:	Томск, РСФСР
Страна:	Российская империя Российская империя, РСФСР РСФСР
Научная сфера:	География, фольклористика, ботаника
Альма-матер:	Омский кадетский корпус Петербургский университет
Известные ученики:	Адрианов, Александр Васильевич
Известен как:	Исследователь Центральной Азии.

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Potanin». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Potanin&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI

Григо́рий Никола́евич Пота́нин (22 сентября (4 октября) 1835, Ямышевская крепость, Семипалатинский округ, Омская область, Российская империя — 30 июня 1920, Томск, РСФСР) — русский географ, этнограф, публицист, фольклорист, ботаник, один из основателей сибирского областничества.

Биография

Мать его рано умерла, а отец — хорунжий Сибирского казачьего войска, выпускник Омского войскового казачьего корпуса, разведчик — за провинность был посажен в тюрьму. Осиротевший одиннадцатилетний Гриша был отправлен на учёбу в Омск. В 1852 году Григорий Потанин окончил Омский (Сибирский) кадетский корпус, где подружился с будущим известным казахским учёным и путешественником Чоканом Валихановым. С 1853 по 1858 годы был на военной службе в Семипалатинске и Омске, принимал участие в походе в Заилийский край. Выйдя в отставку, приехал в Томск, где благодаря хлопотам и расположению М. А. Бакунина добыл средства на осуществление задуманной им поездки в Петербург.

С 1859 по 1862 годы учился в Петербургском университете как вольнослушатель. За участие в студенческих волнениях в октябре 1861 года был арестован и два месяца провел в заключении в Петропавловской крепости. После освобождения учёбу не возобновил и вернулся в Омск.

Экспедиция на озеро Зайсан (1863—1864)

В 1863 — 1864 годах участвовал в экспедиции К. Струве на озеро Зайсан, где исследовал рыболовство, а также в верховья реки Иртыш и на хребет Тарбагатай. В экспедиции Потанин собрал обширную ботаническую коллекцию.

В 1865 году Григорий Николаевич был назначен секретарём губернского статистического комитета в Томске, преподавал в мужской и женской гимназиях города, сотрудничал в «Томских губернских ведомостях».

Арест по делу «Общества независимости Сибири»

Летом 1865 года Потанин был арестован по делу «Общества независимости Сибири» и привлечён к суду по обвинению в стремлении отделить Сибирь от России. 15 мая 1868 года после трёхлетнего пребывания в Омском остроге Потанин был подвергнут гражданской казни, затем был отправлен на каторгу в Свеаборг, где находился до ноября 1871 года, после чего был отправлен в Тотьму..

После отбытия наказания был выслан в город Никольск Вологодской губернии.

В 1874 году по ходатайству Императорского Русского географического общества Потанин был амнистирован.

В этом же году женился на Александре Викторовне Лаврской, которая до самой своей смерти в 1893 году участвовала в качестве этнографа и художника во всех его экспедициях.

В 1888 году император назначил члену-сотруднику Географического общества Г. Н. Потанину за его труды по географическим экспедициям пожизненную пенсию в 800 руб.

Первая монгольская экспедиция (1876—1878)

Весной 1876 года Потанин отправился, по поручению Русского географического общества, в северо-западную Монголию. Вместе с женой, зоологом М. М. Березовским и топографом П. А. Рафаиловым Потанин направляется на восток от озера Зайсан, пересекает Монгольский Алтай и достигает Кобдо в Западной Монголии. Экспедиция в течение двух лет охватила эту страну со всех сторон, были собраны богатейшие данные по всем отраслям географических знаний.

Вторая монголо-тувинская экспедиция (1879—1880)

Вторая экспедиция Потанина, в которой участвовали натуралист и географ А. В. Адрианов и топограф П. Д. Орлов, началась в июне 1879 года из села Кош-Агач походом на восток к озеру Убсу-Нур. Закончилась экспедиция в Иркутске.

Всё добытое в эти две поездки было переработано Потаниным и обнародовано географическим обществом в четырёхтомных «Очерках северо-западной Монголии», вышедших в 1883 году.

Первая китайско-тибетская экспедиция (1884—1886)

В состав третьей экспедиции в китайскую провинцию Ганьсу вошли топограф А. И. Скасси, зоолог M. M. Березовский и жена Потанина — этнограф Александра Потанина. Средства на экспедицию были даны отчасти географическим обществом, отчасти городским головой Иркутска В. П. Сукачёвым. Экспедиция отправилась морем в Чи-фу, а оттуда, через Пекин, две северные провинции Китая и Ордос, дошла до Ганьсу к концу 1884. Следующий год был посвящён изучению восточной окраины Тибета; обратный путь в Россию был совершён в 1886 году через хребет Наньшань и всю центральную Монголию. Богатейший материал, собранный трудами членов экспедиции, помещён в разных специальных журналах, главным образом в издании географического общества: «Тангутско-тибетская окраина Китая и центральная Монголия» (1893).

Вторая китайско-тибетская экспедиция (1892—1893)

Богатство собранных результатов побудило географическое общество снарядить четвёртую экспедицию под начальством Потанина, в 1892—1893, для продолжения изучения той же восточной окраины Тибета. В её состав вошли M. M. Березовский и геолог Владимир Обручев, средства же отчасти были даны географическим обществом, отчасти Александром Сибиряковым. Потанин вновь избрал путь через Пекин, откуда выступил в декабре 1892 года на запад и через Ордос прошёл в китайскую провинцию Сычуань. Оттуда Потанин предполагал подняться на Тибетское нагорье, но болезнь его жены заставила его поспешно идти назад. На обратном пути в Пекин Григорий Николаевич посетил некоторые местности, до тех пор неизвестные европейцам. После смерти жены Потанин вернулся в Петербург. Его товарищи Березовский и Обручев, каждый самостоятельно, продолжили работы в Центральной Азии.

Последняя экспедиция (1899)

В 1899 году Потанин совершил ещё одну экспедицию по исследованию горного массива Большой Хингана.

Томский период жизни

В 1902 году Григорий Николаевич окончательно поселился в Томске. Приехав в город по приглашению П. В. Вологодского, сначала остановился у него на квартире (Ефремовская улица, ныне — Бакунина, д. 18). Жил на улице Преображенской (ныне — Дзержинского,) во флигеле, по соседству с В. В. Ревердатто — д. 22 и А. В. Адриановым — д. 24. В 1919 году жил на Офицерской улице в доме Ф. К. Зобнина (ныне — улица Белинского, д. 80).

Потанин участвовал во многих культурно-просветительских мероприятиях Томска, возглавлял Совет Общества попечения о начальном образовании, входил в Совет томского Музея прикладных знаний и был его хранителем, организовывал Сибирский студенческий кружок, Томское общество изучения Сибири, литературно-драматическое общество, литературно-артистический кружок, разрабатывал проект создания Томского научно-художественного музея Сибири. В 1915 году был удостоен звания Почётный гражданин Томска.

Почётный гражданин Сибири

Потанин активно выступал за создание Сибирской областной думы.

В 1915 году Омская городская дума присвоила Григорию Николаевичу Потанину звание Почётного гражданина Омска, а в 1918 Административным советом Временного Сибирского правительства Потанину было присвоено звание Почётного гражданина Сибири.

В июле 1917 года прекрасно знавший казахский язык Потанин участвовал в Первом Всекиргизском съезде в Оренбурге делегатом от Семипалатинской области и был избран делегатом на Всероссийское учредительное собрание. На этом съезде оформилась известная казахская антибольшевистская политическая партия «Алаш». Скончался Григорий Николаевич 30 июня 1920 года в клинике Томского университета и был похоронен на Преображенском кладбище Томска. В 1956 году при ликвидации Преображенского кладбища могила Потанина была перенесена в Университетскую рощу Томского государственного университета.

Память

В 1958 году на могиле Потанина установлен памятник работы скульптора С. И. Данилина. На рубеже 1950-х — 1960-х годов в Томске появилась улица Потанина, в посёлке Ближний.

Труды

• Потанин Г. Н. [vivaldi.nlr.ru/pm000020508/view#page=591 Урга] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1891. — Т. 46, № 1178. — С. 131—133.
• Потанин Г. Н. «Очерки северо-западной Монголии» в четырёх томах // Спб. 1893
• «Тангутско-тибетская окраина Китая и центральная Монголия», 1893
• [elib.tomsk.ru/purl/1-6102/ Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири. — Томск, 1907] (Основная работа Потанина по областничеству)

Семья

Александра Викторовна Потанина

Его жена Александра Викторовна Потанина родилась 25 января 1843 года в Горбатове, Нижегородской губернии. Дочь священника В. Н. Лаврского. Она всюду сопровождала мужа, помогая ему собирать этнографические и другие материалы. Во время четвёртого путешествия в Китай Потанина заболела и скончалась по дороге в Шанхай 19 сентября 1893. Погребена в Кяхте.

Своими работами о природе, жизни и быте народов Центральной Азии, зарисовками исследуемых мест Потанина внесла ценный вклад в географическую науку. Она стала первой женщиной, принятой в члены Русского географического общества. В 1887 году за научный труд «Буряты» Александра Викторовна была удостоена Большой золотой медали РГО. В горах Монгольского Алтая есть ледник Александрин, названный в честь путешественницы.

Племянник Александры Викторовны, Аркадий Валерианович Лаврский, сын священника, религиозного публициста Валериана Викторовича Лаврского, стал известным русский минералогом, впоследствии — профессором по кафедре минералогии Томского государственного университета.

Мария Георгиевна Васильева

В 1911 году Потанин женился вторым браком на барнаульской поэтессе Марии Георгиевне Васильевой (1863—1943). С ней он состоял в длительной дружественной переписке с 1901 года, участвовал в её литературном становлении и деятельности. Потанин рассчитывал, что М. Г. Васильева заменит ему умершую жену, но жестоко ошибся: новая жена характеризовалась современниками как нервный, больной человек с мещанскими замашками и большими странностями.

Зимой 1917/1918 годов М. Г. Васильева оставила Потанина, который к тому времени уже тяжело болел.

Другие родственники

Дядя по отцу — Дмитрий Ильич Потанин — был женат на родной сестре знаменитого томского купца-миллионера Ф. А. Горохова.

Названы в честь Потанина

В честь Потанина названы:

• один из хребтов Наньшаня
• самый крупный ледник в горном узле Таван-Богдо-Ула на Алтае,
• астероид 9915 Потанин
• улицы в сибирских городах, в том числе — в Новосибирске, Омске, Петропавловске, а также в южной столице Казахстана Алма-Ате и нынешней столице Астане, улица в городе Семипалатинске
• посёлок в Челябинской области, входящий в черту города Копейска.

Потанину было присвоено звание почётного члена Русского географического общества, почётного гражданина города Томска и поставлен памятник в Томске. В честь Потанина названа школа и установлен памятник в селе Чёрное Павлодарской области Республики Казахстан. Павлодарский областной историко-краеведческий музей имени Г. Потанина назван в его честь.

К. И. Максимович назвал в его честь род растений Потаниния (Potaninia Maxim.) из семейства Розовые — низкорослые кустарники с мелкими цветками из Монголии и Китая.

Виды растений

Adenophora potaninii Korsh. Aconitum potaninii Kom. Allium potaninii Regel Amitostigma potaninii Ivanova Astragalus potaninii Kom. Berberis potaninii Maxim. Berteroa potaninii Maxim. Betula potaninii Batalin Calligonum potaninii Losinsk. Caragana potaninii Kom. Clematis potaninii Maxim. Corydalis potaninii Maxim. Corylus potaninii Bobrov Cotoneaster potaninii Pojark. Cremanthodium potaninii C.Winkl. Delphinium potaninii Huth Dioscorea potaninii Prain & Burkill Euphorbia potaninii Prokh. Eutrema potaninii Kom. Festuca potaninii Tzvelev & E.B.Alexeev Glyceria potaninii Tzvelev

Helictotrichon potaninii Tzvelev Hierochloë potaninii Tzvelev Hedera potaninii Pojark. Impatiens potaninii Maxim. Incarvillea potaninii Batalin Indigofera potaninii Craib Iris potaninii Maxim. Juncus potaninii Buchanan Juniperus potaninii Kom. Jurinea potaninii Iljin Larix potaninii Batalin Leptodermis potaninii Batalin Ligularia potaninii Pojark. Lycium potaninii Pojark. Onosma potaninii Popov Oxytropis potaninii Bunge ex Palib. Paeonia potaninii Kom. Pedicularis potaninii Maxim. Potentilla potaninii Th.Wolf Prangos potaninii Schischk. Ranunculus potaninii Kom.

Rhamnus potaninii Ja.Vassiliev Rheum potaninii Losinsk. Rhododendron potaninii Batalin Rhus potaninii Maxim. Rosa potaninii Sumnev. Salsola potaninii Iljin Salvia potaninii Krylov Sambucus potaninii Ja.Vassiliev Sanicula potaninii Bobrov Scrophularia potaninii Ivanina Senecio potaninii C.Winkl. Serratula potaninii Iljin Silene potaninii Maxim. Stipa potaninii Roshev. Symplocos potaninii Gontsch. Syringa potaninii C.K.Schneid. Tanacetum potaninii Krasch. Taraxacum potaninii Tzvelev Trapa potaninii V.N.Vassil. Vitis potaninii Maxim. Zygophyllum potaninii Maxim.

Литература

• [elib.shpl.ru/ru/nodes/11196#page/1/mode/grid/zoom/1 Сборник в честь семидесятилетия Григория Николаевича Потанина. — СПб., 1909. — (Записки императорского Русского географического общества по отделению этнографии; Т. 34)]
• Томск от А до Я. Краткая энциклопедия города / Под ред. д-ра ист. наук Н. М. Дмитриенко. Томск: Изд-во НТЛ, 2004. 440 с.: ил. ISBN 5-89503-211-7.

Ссылки

• [trc.tsu.ru/apendix/potanin/potanin-news.htm Виртуальный музей Григория Потанина]
• [www.siberianclub.ru/Rare_Books/Hero/27/5 Григорий Николаевич Потанин. Из книги «Городъ Томскъ». Подъ ред. А. В. Адріанова, 1912 год]
• [elib.tomsk.ru/purl/1-6102/ Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири. — Томск, 1907] (Основная работа Потанина по областничеству)
• [www.memoirs.ru/rarhtml/Potanin_IV92_5.htm Потанин Г. Н. Пи-Лин-Сы. (Отрывок из путевых заметок о северо-восточном Тибете) // Историческiй вестникъ, 1892. — Т. 48. — № 5. — С. 390—405.]
• [nature.baikal.ru/text.shtml?id=446 «Китайский мандарин» из Сибири] О экспедициях Г. Н. Потанина и М. М. Березовского в Китай и Монголию.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Потанин, Григорий Николаевич

15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.