Исигуро, Кадзуо

Кадзуо Исигуро
カズオ・イシグロ Kazuo Ishiguro
Дата рождения:	8 ноября 1954(1954-11-08) (69 лет)
Место рождения:	Нагасаки, Япония
Гражданство:	Великобритания
Род деятельности:	писатель
Годы творчества:	1981 — наст. время
Направление:	постмодернизм
Язык произведений:	английский
Дебют:	Там, где в дымке холмы
Премии:	1986 Уитбредовская премия (за «Художник зыбкого мира») 1989 Букеровская премия (за «Остаток дня»)

Кадзуо Исигуро (англ. Kazuo Ishiguro, яп. カズオ・イシグロ; род. 8 ноября 1954 в Нагасаки, Япония) — британский писатель японского происхождения.

Краткая биография

8 ноября 1954 года в Нагасаки в семье океанографа Сидзуо Исигуро родился сын Кадзуо. В 1960 году семья Исигуро эмигрировала в британский город Гилфорд, административный центр графства Суррей, где отец Кадзуо начал проводить исследования в Национальном институте океанографии. Кадзуо поступил в школу первой ступени в Стафтоне и после продолжил своё обучение в Грамматической гимназии Суррея. После окончания школы он взял академический отпуск сроком на один год и отправился в путешествие по США и Канаде. Он мечтал стать музыкантом, играл в клубах, посылал демозаписи продюсерам, но без дальнейшего успеха.

В 1974 году Кадзуо поступил в Кентский университет, в котором в 1978 году получил степень бакалавра английского языка и философии. Был социальным работником в Лондоне. В 1980 году он получил степень магистра искусств в университете Восточной Англии. В университете один из семинаров, которые посещал Кадзуо, вёл Малькольм Брэдбери. В 1982 году Исигуро получил британское гражданство.

Исигуро был соавтором слов дня нескольких песен альбомов джазовой певицы Стейси Кент «Завтрак в утреннем трамвае» 2007 года («Breakfast On the Morning Tram») и «Изменяющиеся огни» 2013 года («The Changing Lights»).. О своих текстах для песен Исигуро говорил «…интимные, доверительные, очень личные, смысл их не должен четко просматриваться. Он должен быть туманным, вы должны читать его между строк».

Литературная карьера

Литературная карьера Кадзуо Исигуро началась в 1981 году с опубликования трёх рассказов в антологии Introduction 7: Stories by New Writers. В 1983 году, вскоре после публикации своего первого романа, он был выдвинут на грант в как один из «Лучших молодых британских писателей». То же поощрение за эти же достижения он получил и в 1993 году.

Первый роман, «Там, где в дымке холмы» (1982), повествует об Эцуко, живущей в Англии вдове из Японии. После самоубийства дочери её преследуют воспоминания о разрушении и восстановлении Нагасаки. Вторым романом был «Художник зыбкого мира», где через рассказ обремененного собственным военным прошлым художника Мацуи Оно исследуются отношения японцев ко Второй мировой войне. Этот роман стал книгой года в Великобритании.

Третий роман Исигуро, «Остаток дня» (1989), рассказывает историю пожилого английского дворецкого. Это монолог-воспоминание на фоне угасания традиций, приближающейся мировой войны и подъёма фашизма. Роман был удостоен Букеровской премии. При этом члены Букеровского комитета проголосовали за роман единогласно, что случается нечасто. Критики отмечали, что японец написал «один из самых английских романов XX века». Его сравнивали с Джозефом Конрадом и Владимиром Набоковым, которым тоже удалось создать классические произведения на не родном для них языке. По роману «Остаток дня» снят имевший значительный успех фильм с Энтони Хопкинсом и Эммой Томпсон в главных ролях. Фильм в российском прокате шёл под названием «На исходе дня».

В 1995 году был опубликован наиболее сложный по стилистике роман Исигуро «Безутешные». Он наполнен многочисленными литературными и музыкальными аллюзиями. Действие этого романа происходит в неназванной центральноевропейской стране и в наше время, тогда как все предыдущие работы Исигуро были наполнены реминисценциями прошлого. Действие романа «Когда мы были сиротами» (2000) разворачивается в Шанхае в первой половине XX века. Это история расследования частным детективом таинственного исчезновения его родителей 20 лет назад. Здесь Исигуро вернулся к своему излюбленному приему блуждания в прошлом.

Исигуро — автор двух оригинальных фильмов для телевидения. Он член Королевского общества литературы. Его произведения переведены более чем на 30 языков мира, в том числе и на русский («Остаток дня», «Когда мы были сиротами», «Не отпускай меня», «Там, где в дымке холмы»).

Кадзуо Исигуро живет в Лондоне с женой Лорной Макдугал и дочерью. Его предпоследний роман «Не отпускай меня» (2005) включен в список 100 лучших английских романов всех времен по версии журнала «Тайм».

Награды

Член Королевского литературного общества (1989). Исигуро награждён премией «Уитбред» за свой второй роман «Художник зыбкого мира» и Букеровской премией за «Остаток дня». Кроме того, «Когда мы были сиротами» и «Не отпускай меня» номинировались на Букеровскую премию.

Художественная проза

• 1981 — Введение 7: Рассказы новых писателей (один из участников) (англ. Introduction 7: Stories by New Writers): рассказы A Strange and Sometimes Sadness, Waiting for J и Getting Poisoned
• 1982 — Там, где в дымке холмы (англ. A Pale View of Hills)
• 1986 — Художник зыбкого мира (англ. An Artist of the Floating World)
• 1989 — Остаток дня (англ. The Remains of the Day)
• 1990 — Семейный ужин (англ. A Family Supper, рассказ, опубликованный в журнале Esquire)
• 1995 — Безутешные (англ. The Unconsoled)
• 2000 — Когда мы были сиротами (англ. When We Were Orphans)
• 2005 — Не отпускай меня (англ. Never Let Me Go)
• 2009 — Ноктюрны: 5 историй музыки и наступления ночи (англ. Nocturnes: Five Stories of Music and Nightfall)
• 2015 — Погребенный исполин (англ. The Buried Giant)

Публикации на русском языке

• «Там, где в дымке холмы». «Домино» Санкт-Петербург, «Эксмо» Москва. 2007. ISBN 978-5-699-21851-6
• «Остаток дня» «Домино» Санкт-Петербург, «Эксмо» Москва. 2007. ISBN 978-5-699-21553-9
• «Когда мы были сиротами» «Домино» Санкт-Петербург, «Эксмо» Москва. 2007. ISBN 978-5-699-19314-1
• «Не отпуская меня» «Домино» Санкт-Петербург, «Эксмо» Москва. 2007. ISBN 978-5-699-18752-2
• "Безутешные" "Эксмо" Москва. 2008. ISBN 978-5-699-26931-0
• «Художник зыбкого мира» «Домино» Санкт-Петербург, «Эксмо» Москва. 2010. ISBN 978-5-699-43637-8
• «Не отпускай меня» «Домино» Санкт-Петербург, «Эксмо» Москва. 2011. ISBN 978-5-699-37388-8

Источники

• [www.contemporarywriters.com/authors/?p=auth52 Кадзуо Исигуро] (англ.) на сайте [www.contemporarywriters.com www.contemporarywriters.com]
• [www.bookbrowse.com/biographies/index.cfm?author_number=477 Биография на bookbrowse.com]
• [www.guardian.co.uk/books/2005/feb/20/fiction.kazuoishiguro Статья в Guardian]

Отрывок, характеризующий Исигуро, Кадзуо

Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.