Эмис, Кингсли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кингсли Эмис
Kingsley Amis
Псевдонимы:

Роберт Маркем,
Уильям Таннер

Род деятельности:

прозаик, поэт, драматург, критик

Годы творчества:

1954-1994

Направление:

социальный реализм, «рассерженные молодые люди»

Язык произведений:

английский

Премии:

Премия Сомерсета Моэма (1954)
Букеровская премия (1986)

Награды:

Орден Британской империи

[publ.lib.ru/ARCHIVES/E/EMIS_Kingsli_Uil%27yam/_Emis_K._U..html Произведения на сайте Lib.ru]

Ки́нгсли Уи́льям Э́мис (англ. Kingsley William Amis; 16 апреля 1922 года22 октября 1995 года) — английский прозаик, поэт и критик. Один из лидеров литературного направления 1950-x годов «рассерженные молодые люди».





Биография

Учился в Сити-оф-Лондон-скул и Сент-Джонз-колледже. В 1949 году окончил Оксфордский университет. После 1961 года он занимался в основном писательской деятельностью.

Был женат на Элизабет Джейн Говард, известной английской писательнице. Брак продлился 22 года, но распался в 1983 году. Его сын Эмис, Мартин также стал писателем.

Рыцарь (1990) - Орден Британской империи.

Псевдонимы
  • Роберт Маркем (англ. Robert Markham)
  • Уильям Таннер (англ. William Tanner)
Премии

Библиография

Напишите отзыв о статье "Эмис, Кингсли"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эмис, Кингсли

На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.