История Скандинавии
История Скандинавии — комплекс общественных наук, изучающий прошлое человеческого общества на территории Скандинавии.
В узком понимании под историей Скандинавии понимают историю региона Северной Европы, который включает Данию, Норвегию и Швецию. Иногда к этим странам добавляют Финляндию и Исландию, что объясняется не только географическим положением стран, но и тем, что история Финляндии в значительной степени связана с историей Швеции, а история Исландии — с историей Норвегии и Дании. В наиболее широком понимании к регионам, историю которых рассматривают в рамках истории Скандинавии, относят также Гренландию, Шотландию и страны Прибалтики.
Наряду с названием «история Скандинавии» в том же смысле иногда используется название «история Северной Европы».
Содержание
Доисторический период
Находки, сделанные в 1996 году в Волчьей пещере, находящейся в Западной Финляндии в провинции Похьянмаа на территории муниципалитета Карийоки, многими исследователями были интерпретированы как материальные свидетельства пребывания здесь неандертальцев. Минимальный возраст находок был оценён в 40 тысяч лет. Артефакты Волчьей пещеры являются уникальными: до их открытия наиболее древние свидетельства пребывания человека в Северной Европе относились примерно к 8500 году до нашей эры — этим периодом датируются наиболее древние обнаруженные остатки поселений в Дании, Норвегии, Прибалтике, Финляндии и Швеции[1].
В течение Вислинского оледенения (в конце последней ледниковой эпохи) весь Скандинавский полуостров находился подо льдом. Первые земли полуострова стали освобождаться ото льда примерно 12 тысяч лет назад (на территории современных Дании и Южной Швеции), после чего племена охотников, обитавших в те времена около границы льдов, стали постепенно мигрировать на север вместе со стадами северных оленей[2].
Имеется достаточно большое число археологических находкок на территории Скандинавии, датировка которых начинается с периода неолита (25-й век до нашей эры)[2].
Предметы из захоронений показывают, что существовали активные торговые связи проживавших в Скандинавии племён с кельтской и римской цивилизациями[2].
Эпоха викингов
Викинги — скандинавские воины и торговцы — начиная с восьмого века стали весьма значительной силой. На своих достаточно быстроходных судах они совершали плавания вокруг Европы, на Ближний Восток и в Северную Африку, а также в Исландию, Гренландию и Северную Америку (остров Ньюфаундленд). Они занимались торговлей, но чаще грабежами местного населения. Также они основывали колонии в новых землях.
Начало эпохи викингов
Эпоху викингов принято отсчитывать с 793 года, когда викинги разграбили крупный монастырь святого Кутберта на британском острове Линдисфарн[3]. Есть, однако, свидетельства и более ранних нападений викингов на британские поселения: в 789 году, к примеру, викинги напали на город Портсмут[3].
Конец эпохи викингов
Эпоха викингов условно завершается в 1066 году с нормандским завоеванием Англии.
На конец эпохи викингов приходится начало политического объединения скандинавских народов. Приблизительно в середине Х века в Норвегии конунг Харальд I Прекрасноволосый объединил южные области своей страны (достоверно границы его власти неизвестны), а в Дании всех князей подчинили себе, хотя и чисто внешне, сначала Кнуд I Хардекнуд, а потом его сын Горм Старый.
Сын Горма Старого Харальд Синезубый в середине 970-х годов воспользовался недовольством норвежцев властью их конунга Харальда II Серой Шкуры и распространил власть датчан на Норвегию, правда, ненадолго - с его смертью в 986 году власть датчан над норвежцами прекратилась.
Шведский конунг Эрик VI Победоносный в конце своей жизни в первой половине 990-х годов одержал верх над датским королём Свеном I Вилобородым, но сын Эрика Олаф не сумел удержать завоеваний отца. Свен Вилобородый не только освободился от власти шведов, но в 1000 году вернул датчанам власть над норвежцами, правда тоже ненадолго – только до своей смерти в 1014 году. При Олафе II Святом уже норвежцы (в союзе со шведами) предприняли попытку завоевания Дании. Провал этой попытки вернул Норвегию под власть датчан, и на непродолжительное время дал их королю Кнуду Великому власть над Швецией.
Сын Олафа Святого Магнус I Благородный получил корону Дании после смерти бездетного Хардекнуда согласно существовавшему между ними договору, что если кто-нибудь из них умрет без наследника, то второй унаследует его трон, что было оспорено двоюродным братом Хардекнуда Свеном Эстридсеном. Магнус назначил Свена своим наместником в Дании, но в 1043 году Свен отложился от норвежского короля, за что был изгнан Магнусом из Дании. Вернуться в Данию Свен смог лишь после смерти Магнуса в 1047 году. Преемник Магнуса на норвежском троне Харальд III Суровый около двадцати лет вёл войну со Свеном, но так и не добился победы. С её прекращением на тридцать лет установился мир между тремя скандинавскими королевствами.
Также на конец эпохи викингов приходится и начало широкой христианизации скандинавских народов.
Христианизации Скандинавии
Первая попытка христианизации скандинавских народов была предпринята в 830-х годах «Апостолом севера» епископом Гамбурга и Бремена Ансгаром.
В 965 году при Харальде Синезубом Дания первой из скандинавских стран официально приняла христианство. Именно с принятием христианства в Дании связаны и первые исторические записи, сделанные на территории Скандинавии (они относятся к 829 году)[4]. Окончательно христианство в Дании победило в начале 1080-х годов при Кнуде IV Святом. В 1103 году при Эрике I Добром было учреждено первое в Скандинавии архиепископство, и датская церковь стала самостоятельной.
Первую неудачную попытку крестить норвежцев предпринял Хакон I Добрый (умер в 961 году). Аналогичная попытка датского короля Харальда Синезубого, правившего в Норвегии в 976—986 годах, привела лишь к тому, что он утратил власть над Норвегией. Первый успех христианизации Норвегии пришелся на годы правления Олафа I Трюггвасона (995—1000). Еще более решительно вёл христианизацию в своей стране Олаф II Святой. Окончательно христианство в Норвегии установил Сигурд I Крестоносец, устроивший епископство и учредивший церковную десятину.
В Швеции первым крестившимся конунгом, возможно, был Эрик VI Победоносный. Сын Эрика VI Олаф был уже по-настоящему коронован как король Швеции. Однако он не добился успеха в крещении своего народа, но его дело жесткими мерами продолжил его сын Якоб. Христианизация шведов шла с большим трудом. Несмотря даже на то, что языческий «Двор богов» в Упсале был уничтожен еще при Инге I Старшем в конце XI века, окончательно христианство в Швеции победило лишь в середине XIII века. Швеция, таким образом, оказалась последней страной, принявшей христианство, не только в Скандинавии, но и среди всех католических стран Западной Европы.
- См. также: Христианизации Скандинавии
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Скандинавия в XI—XVIII веках
После тридцатилетнего затишья норвежский король Магнус III Голоногий возобновил войну с Данией, а заодно и со Швецией.
В 1099 году три скандинавских правителя: Магнус III Голоногий, король Швеции Инге I Старший и король Дании Эрик I Добрый заключили мир и договорились о незыблемости границ между королевствами.
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Скандинавия в XIX—XXI веках
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Скандинавизм
В XIX веке в скандинавских странах возникли политические и общественные силы, ориентированные на политическое, экономическое и культурное сближение всех скандинавских стран. Эти интеграционные идеи получили обобщённое наименование «скандинавизм».
Активное воплощение в жизнь идеи скандинавизма получили в 1950-е годы: в 1952 году Дания, Исландия, Норвегия, Финляндия и Швеция учредили Северный совет, а в 1954 году — Северный паспортный союз.
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
См. также
Напишите отзыв о статье "История Скандинавии"
Примечания
- ↑ Мейнандер Х. «У истоков» // История Финляндии = Henrik Meinander. Finlands historia. Linjer, strukturer, vändpunkter / Пер. со швед. З. Линден. — М.: Издательство «Весь Мир», 2008. — С. 1—16. — 248 с. — (Национальная история). — 3000 экз. — ISBN 978-5-7777-0429-0. — УДК 94(480)
- ↑ 1 2 3 [www.historyworld.net/wrldhis/PlainTextHistories.asp?historyid=aa70 History of Scandinavia: статья на сайте historyworld.net] (англ.) (Проверено 11 января 2011)
- ↑ 1 2 [www.ulfdalir.ru/hronology/ Хронология эпохи викингов] (Проверено 13 января 2011)
- ↑ [www.wacra.org/scanhis.htm A Short History of Scandinavia: статья на сайте Wacra.org] (англ.) (Проверено 11 января 2011)
Литература
- T. K. Derry [books.google.ru/books?id=eDh5z2_K_S0C A history of Scandinavia: Norway, Sweden, Denmark, Finland, and Iceland]. U of Minnesota Press, 2000. ISBN 0-8166-3799-7, ISBN 978-0-8166-3799-7. (англ.)
- The Cambridge History of Scandinavia. Volume 1, Prehistory to 1520. Edited by: Knut Helle, Universitetet i Bergen, Norway. 2003. ISBN 978-0-521-47299-9, DOI: 10.2277/0521472997. (англ.)
- Harm G. Schröter, Geschichte Skandinaviens, Beck Verlag München 2007, ISBN 978-3-406-53622-9. (нем.)
Ссылки
- [wess.lib.byu.edu/index.php/History_-_Scandinavia Подборка ссылок по истории Скандинавии на сайте Western European Studies Section] (англ.) (Проверено 13 января 2011)
Отрывок, характеризующий История Скандинавии
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
