Хирота, Коки

Коки Хирота

Хирота Коки (яп. 廣田 弘毅; 14 февраля 1878 — 23 декабря 1948) — японский дипломат, политик, 32-й премьер-министр Японии.

Родился в городе Фукуока, префектура Фукуока. Дважды назначался министром иностранных дел. С 9 марта 1936 года по 2 февраля 1937 года занимал должность премьер-министра Японии. После капитуляции Японии арестован и приговорён к смертной казни Международным военным трибуналом по Дальнему Востоку.

Биография

Ранние годы

Родился в семье каменщика. Был усыновлён семьёй Хирота. Окончил юридический факультет Токийского университета.

Дипломатическая карьера

После завершения получения образования работал в Министерстве иностранных дел. В 1923 году занимал должность директора департамента Европы и Америки. В 1928—1932 годах был послом Японии в СССР.

В 1933 году занимал должность министра иностранных дел в кабинете Сайто Макото.

На посту министра иностранных дел Хирота способствовал приобретению КВЖД. 28 октября 1935 года провозгласил Три принципа Хироты — основные направления японской политики в Китае:

• Создание Японско-китайско-маньчжурского блока;
• Организация Японо-китайского фронта против распространения коммунизма;
• Подавление антияпонских настроений в Китае.

На посту премьер-министра

В 1936 году, после дискредитации фракции военных после инцидента 26 февраля, Хирота заменил адмирала Окада Кэйсукэ на должности премьер-министра Японии. Несмотря на это, одним из первых его решений было возобновление правила, согласно которому на должность министра армии и министра флота назначались только действующие офицеры, что усилило позиции военных.

Во внешней политике Хирота Коки способствовал сближению Японии с Третьим Рейхом и фашистской Италией. 25 ноября 1936 года в Берлине между Германией и Японией с целью борьбы против Коминтерна был подписан Антикоминтерновский пакт, а 27 сентября 1940 года был заключён Тройственный пакт.

В феврале 1937 года, после конфликта с министром армии Тераути Хисаити, Хирота подал в отставку, и его место занял Хаяси Сендзюро.

Продолжение дипломатической карьеры

Вскоре после отставки Хирота снова занял пост министра иностранных дел в кабинете Коноэ Фумимаро. На этом посту он выступил против военной агрессии против Китая и эскалации Второй японо-китайской войны. Из-за постоянных конфликтов с фракцией военных в 1938 году был вынужден подать в отставку.

В 1945 году Хирота Коки вернулся на государственную службу и возглавил японскую миссию на переговорах с СССР. Японское правительство пытался убедить Сталина не поддерживать союзников в войне с Японией, но эти переговоры закончились неудачей.

Последние дни

После капитуляции Японии арестован как военный преступник класса А. Международный военный трибунал по Дальнему Востоку признал его виновным в:

• Пункт 1 (подстрекательство милитаризма и империализма, нарушение международного законодательства);
• Пункт 27 (планирование и ведение войны против Республики Китай);
• Пункт 54 (игнорирование обязанности по предотвращению нарушений законов и обычаев войны, преступления против человечности).

Хирота Коки был приговорён к смертной казни. 23 декабря 1948 года повешен в тюрьме Сугамо.

Библиография

• Frank, Richard B. Downfall: The End of the Imperial Japanese Empire. — Penguin (Non-Classics); Reissue edition (2001). — ISBN 0-14-100146-1.
• Maga, Timothy P. Judgment at Tokyo: The Japanese War Crimes Trials. — University of Kentucky, 2001. — ISBN 0-8131-2177-9.

Отрывок, характеризующий Хирота, Коки

– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.