Корчмин, Василий Дмитриевич

Корчмин Василий Дмитриевич
Дата рождения	до 1671
Дата смерти	1729(1729)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	Генерал-майор
Награды и премии

Васи́лий Дми́триевич Корчми́н (до 1671 — 1729) — ближайший сподвижник Петра Великого.

Русский главный царский инженер; ключевая фигура в петровской армии: один из создателей лучшей артиллерии своего времени (как рода войск, в том числе конной и корабельной артиллерии), конструктор пушек и новых видов вооружения (изобретатель боевых ракет и огнемёта), мастер фортификации и осадного дела, участник многих петровских баталий (при этом трижды был ранен), военный разведчик; ведущий пиротехник (создатель фейерверков) и главный фейерверкер (организатор, продюсер) грандиозных шоу («аллегорических феерических театрумов»); гидрограф, пионер в поиске и создании новых водных путей; промышленник (создатель частных предприятий, работавших на оборону); генерал-майор (1726 год), майор лейб-гвардии Преображенского полка, кавалер ордена св. Александра Невского (1728 год).

В потешных войсках и на учёбе за границей

В молодости Василий Корчмин, благодаря отчиму И. Сумарокову (он спас Алексея Михайловича во время охоты на медведя и был комнатным стольником царя) и тестю А. Тимофееву (входившему в ближайший круг правящей царевны Софьи), жил при царском дворе в качестве стольника царицы Прасковьи Фёдоровны. В 1691 году он был взят в потешные войска юного Петра I.

В составе Великого посольства в качестве волонтёра обучался за границей (1697—1698) военным и математическим наукам, сначала (с 8(18) июня 1697 года) в Кёнигсберге, затем в Берлине (по крайней мере, до осени 1698 г.).

Бомбардирская рота

В 1694 году Пётр I учредил при Преображенском полку бомбардирскую роту, в состав которой вошёл и Василий Корчмин. Это было самое элитное подразделение в русской армии, командовал ротой лично Пётр I. После обучения за границей Корчмин стал сержантом бомбардирской роты, а с 1713 года — стал её фактическим командиром.

Русский главный царский инженер

Пушки, ракеты, огнемёты

Корчмин является конструктором новых видов пушек и снарядов.

• Корчмин предложил новую конструкцию 6-фунтовой медной мортирки, которая предназначалась для вооружения гренадёрских и драгунских полков с целью усиления оружейного огня пехоты и конницы. В 1706 году было отлито и отправлено в Смоленск на испытания 20 таких мортирок.
• В 1706 году же Корчмин разработал 3-фунтовую полковую пушку с двумя 6-фунтовыми мортирками на одном лафете, что увеличило огневую мощь и снизило уязвимость артиллерии при перезарядке.
• В 1707 году Яков Брюс и Василий Корчмин создали новую «длинную» полупудовую гаубицу для вооружения конной артиллерии, которая была предшественницей русского единорога.
• В 1711 году Корчмин внес предложение оборудовать новые военные корабли печами для накаливания пушечных ядер. Они, по его мысли, должны были лучше поджигать деревянные вражеские суда.

Корчмин является одним из отцов отечественного ракетостроения.

• В Москве в январе 1707 года, в условиях реальной угрозы нападения шведских войск на столицу, была испытана сигнальная ракета, поднимавшаяся на высоту до 1 км, которая была принята на вооружение в русскую армию (и использовалась в ней почти два века).
• Корчмин является изобретателем боевых ракет, им предложен проект ракетных станков для стрельбы с фрегатов и линейных кораблей зажигательными ракетами.
• Корчмин вместе с Скорняковым-Писаревым написал записки о делании ракет, по которым учились многие поколения русских артиллеристов и пиротехников.

Корчмин является изобретателем огнемёта.

• Впервые в мировой практике Нового времени он вооружил русские корабли сконструированными им огнеметными трубами и вместе с Петром I разработал наставление для их применения, дошедшее до наших дней.

Корабли и корабельная артиллерия

Корчмин принимал деятельное участие в создании военно-морского флота.

В сентябре 1703 года Корчмин участвовал в переправке в только что основанный Петербург новых судов с Олонецкой верфи. Возглавлял поход сам Пётр Великий на корабле «Штандарт», Корчмин шёл на буере «Зов Драгаль» (всего же было 10 судов). На подходе к Шлиссельбургу флагманский корабль «Штандарт» сел на мель Ладожского озера. Царь пересел на другое судно, а снимать «Штандарт» с мели было поручено Василию Корчмину и Гавриле Кобылину, с чем они успешно справились.

Корчмин занимался боевым оснащением основных петровских кораблей. В 1703 году ему удалось сконструировать плутонг (батарею) из четырёх-пяти пушек для галеры, мощь огня которой была в полтора раза больше, чем на иностранных судах того же класса. Два 32-пушечных фрегата — «Ландсоу» и «Св. Яков» были оборудованы зажигательными ракетами и огнемётными трубами.

Фейерверки

Корчмин был главным петровским пиротехником и организатором грандиозных праздничных фейерверков («аллегорических феерических театрумов») в Москве и Петербурге. В Москве у Корчмина была пиротехническая лаборатория в Преображенском, в которой готовились разных видов ракеты и прочая пиротехника. В 1701 году от ожогов, полученных в лаборатории, умер товарищ Корчмина, Иван Алексеев.

Достоверно известно, что новогодние фейерверки в Москве проводились в 1700, 1702—1710 годах и в 1723 году; а в Петербурге в 1711, 1712, 1714—1716, 1718—1721, 1724, 1725 годах.

В частности, в Москве Корчминым организовывались следующие представления:

• первый фейерверк на Новый 1700-й год;
• фейерверк 1 (12) января 1704 года «в честь новых побед россиян в освобожденной Ижорской земле»;
• грандиозный новогодний фейерверк, устроенный вечером 1 (12) января 1710 года (изображавший аллегорически события периода Северной войны, завершившейся в 1709 году блестящей Полтавской битвой).

В Петербурге Корчмин был организатором самого грандиозного двухчасового фейерверка, произведённого 22 октября (3 ноября) 1721 года по случаю окончания Северной войны и объявления Петра I императором. Для его подготовки в подчинении Корчмина находилась специально созданная «лаборатория для сочинения фейерверка», в которой в течение месяца работало 140 человек.

Устройством фейерверков Корчмин занимался, по крайней мере, до 1727 года, когда в должности главного фейерверкера его сменил Б. X. фон Миних.

Фортификация

Корчмин занимался фортификацией многих городов и крепостей (Новгорода в 1701 году, Петербурга с 1703 года, Брянска в 1706 году, Москвы в 1707 году, Севска в 1708—1709 годах, Гельсингфорса (Хельсинки) в 1713 году, Кронштадта в 1720-х и др.).

Оборона Санкт-Петербурга (с 1703)

Обороной Петербурга Корчмин занимался с первого дня основания северной столицы. Батарея Корчмина, располагавшаяся на стрелке Васильевского острова, успешно защищала строящийся Петербург от морского вторжения шведов.

С 1720 года Пётр I поручил Корчмину руководить артиллерией (а значит и фортификацией) крепости Кроншлот (Кронштадт). И именно в эти годы началось серьёзное усиление мощи крепости: возводились форты «Рисбанк» и «Цитадель», на острове Котлин — крепость Александра Невского.

Оборонительная линия Смоленск — Брянск (1706—1707, 1709)

В 1706 году, по случаю угрожавшего вторжения шведов, Корчмин руководил строительством масштабных оборонительных сооружений на дальних подступах к Москве.

Ему ставилась задача постройки оборонительной линии «от Смоленска до Брянска и дальше до степей делать засеки в лесах на 150 шагов широтою, все малые дороги засечь на 300 сажень, а на больших сделать равелины с палисадами и проч. Позади линии делать дороги для удобства обороны её».

Брянск как удобный оборонительный пункт и провиантская база армии, был укреплён. Брянская крепость была приведена в боевую готовность, при этом её дополнительно обнесли валами. Для укрепления Брянска был упразднен и сломан Воскресенский женский монастырь (его обитательниц перевели в Песоцкий мужской монастырь, предварительно переселив оттуда монахов в Брянскую Петропавловскую обитель).

Оборона Москвы (1707)

В мае 1707 года Корчмин прибыл в Москву. Петром Первым «велено ему на Москве ведать всю артиллерию и при ней что есть, и устроять по его разумению, так же и им быть послушным».

Корчмин начал масштабно укреплять оборону центра Москвы (Китай-города и Кремля). Перед Кремлёвской стеной был насыпаны земляные валы с глубокими рвами перед ними (в том числе, на Красной площади) и укреплены бастионами (следы которых сохранились у Средней Арсенальной и Оружейной башен). Бойницы башен были растёсаны для установки тяжёлых пушек.

Из военных соображений, вокруг Кремля были закрыты ближние проезды, снесены многие жилые постройки (в том числе, некоторые церкви), подвинуты в сторону Харчевой и Охотный ряды, перенесен на новое место Аптекарский сад, а все хлебные запасы свезены в Кремль, где и велась торговля. Корчмин также приступил к разборке «Комедийной хоромины», первого публичного театра Москвы, стоявшего на месте Исторического музея.

Понтоны

В 1712 году на окраине сельца Вознесенское (позднее — Корчмино) на берегу Невы, отданного в кормление Корчмину В. Д., была расквартирована первая в России понтонно-мостовая рота в количестве 36 человек, на вооружении которых находились жестяные понтоны голландского типа.

Системы водных путей

Корчмин по указам Петра I занимался вопросами по созданию водных путей из Волги в Новгород, Санкт-Петербург и Москву.

Первую задачу, которую Пётр I поставил перед Корчминым ещё в 1701 году, — изыскание водного пути из Москвы в Новгород. И сразу же Корчмин нащупал верное решение, в письме от 5 октября 1701 года он писал, что «изобрёл место благополучное к водному пути в Новгород»: через устье реки Дубны и реку Сестру. Изысканиями Корчмина позднее, в 1722 году, воспользовался Вилим Геннин, которому Пётр I поручил разработать уже детальный проект Волжско-Московского водного пути. Но реализован был этот проект лишь сто лет спустя после строительства Московского (Екатерининского) канала, соединившего реки Истру и Сестру. Вскоре после этого была построена железная дорога Москва — Петербург, и конкурировшая с ней водная система пришла в упадок. И лишь канал им. Москвы, построенный в 1937 году, полностью воплотил в жизнь мечту Петра Великого.

Корчмин был первым строителем водного пути из Волги в Балтийское море, названного позднее Мариинской водной системой, а затем Волго-Балтийским каналом. В 1710 году англичанин Перри, который изучал этот вопрос, представил Петру I отчёт о проделанной работе и из трёх обследованных вариантов показал, что наиболее выгодным является вариант водного пути через реки Ковжа и Вытегра. В 1711 году Пётр I лично побывал в Вышегорском крае и осмотрел места, где должен пройти канал. Англичанин, которому было поручено начать работы, не добившийся причитающегося ему жалованья, подал в отставку и уехал на родину, в Англию, а осуществлять проект начал В. Корчмин вместе с группой голландских мастеров. Но возобновившаяся в начале 1713 года война со Швецией вынудила Петра отозвать Корчмина в армию и проект был заморожен… до конца XVIII века.

Корчмин также принимал деятельное участие в совершенствовании Вышневолоцкой водной системы. Именным царским Указом от 15 (26) мая 1712 года поручик В. Корчмин и шлюзных дел мастер Я. Перри посылались в Новгородский уезд на реку Мсту, чтобы «осмотреть, можно ли на той реке или где в тамошних местах к другим рекам быть шлюзам». Почти одновременно с этим началась расчистка от камней русла реки Мсты. Кроме того, Корчмин занимался вопросом соединения каналом бассейнов Невы и Волхова (через притоки Тосна и Тигода).

А в 1719 году он был послан для исследований по проведению канала из реки Мологи в реку Мсту и для описания Волги, Мологи и Тверцы.

Корчмин — военный разведчик

Первое разведывательное задание Пётр I поручил Корчмину ещё во время учёбы в Берлине в 1698 году. Ему поручалось разузнать какое жалованье у немцев получали военные чины от генералов до солдат включительно, с чем Корчмин прекрасно справился, послав Петру в письме от 29 марта 1698 года подробную роспись.

В марте 1700 года под предлогом покупки пушек Корчмин был послан в Нарву, где ему надлежало узнать о состоянии крепости Нарвы, а также Нотебурга (крепости Орешек).

Петр I так писал (2 марта 1700 года) по этому поводу адмиралу Головину: «И ныне для тех пушек пошли ты Корчмина, чтобы он их пробовал и купил несколько; а меж тем накажи ему, чтобы присмотрел город и места кругом; также, если возможно ему дело сыскать, чтобы побывал и в Орешек; а буде в него нельзя, хотя возле его. А место тут зело нужно: проток из Ладожского озера в море (посмотри на картах), и зело нужно ради задержания выручки». 7 марта 1700 года состоялось определение Посольского приказа о посылке Корчмина в Нарву, и 9 марта Корчмин отправился а путь. На покупку пушек ему было назначено 1000 ефимков.

12 сентября 1713 года Пётр I именным указом отправил Корчмина на осмотр шведской крепости Нейшлот для изучения её фортификации, чтобы оценить необходимое число пушек и монтир для успешного её взятия, а также «осведомится нет ли водного пути к оному месту от Выборга или из Карелы, и какими судами». В качестве боевого прикрытия Корчмина сопровождал драгунский полк в 150 человек.

Корчмин и театр военных действий

Ниже перечислены сражения, осады, походы, об участии в которых В. Корчмина (обычно, в качестве руководителя части или всей артиллерии и осадных работ) есть какие-либо сведения.

• Первая осада Нарвы (1700)

Во время осады Корчмин руководил работами против крепости Ивангород («вёл апроши»).

• Сражение под Эрестфером (1701)

29 декабря 1701 года произошло сражение русских войск со шведским корпусом под Эрестфером. Главную роль сыграла в этом бою русская артиллерия. Когда шведы стали теснить русскую пехоту, бомбардир Василий Корчмин, командовавший артиллерией русского отряда, посадил своих артиллеристов на лошадей, примчался с орудиями к месту боя и велел без промедления открыть огонь по шведам картечью. Этим он, как писал Петр I, «неприятеля в конфузию привел». «Конфузия» была изрядная: из семитысячного шведского корпуса было убито и ранено около 3 тысяч человек, 350 шведов сдались в плен, было захвачено 4 шведские пушки и 8 знамен.

• Сражение при Гуммельсгофе (1702)
• Осада Нотебурга (1702)
• Осада Ниеншанца (1703)
• Вторая осада Нарвы (1704)
• Осада Митавы (1705)

14 августа 1705 года русские войска встали под стенами замка Митавы. Но первые дни осада велась слабо, ибо осадная артиллерия, которую переправлял В. Корчмин из-под Полоцка, ещё не была доставлена. Из-за распутицы первые пушки были доставлены лишь 29 августа. 2 сентября началось бомбардирование Митавского замка, а 4 сентября он капитулировал.

• Осада Бауска (1705)

Из-под Митавы майор фон-Керхен и капитан-поручик Корчмин отправлены были к Бауску, с повелением атаковать его. Осада продолжалась весьма недолго. 15 сентября 1705 года город сдался почти без боя и без всякой с нашей стороны потери. (Хотя, как писал Корчмин царю, «фортефикация у Бауска лучше Митавского и крепость гораздо не хуже»).

• Полтавская битва (1709)
• Взятие Выборга (1710)
• Прутский поход (1711)
• Взятие Штеттина (1713)
• Осада Нейшлота (1714)

После предварительной рекогносцировки крепости Корчминым осенью 1713 года осада Нейшлота началась в июне 1714 года. Руководство осадой было возложено на Корчмина. После тщательной подготовки крепость подверглась многодневной мощной бомбардировке крепостных стен до тех пор, пока в одной из них не образовался пролом. Вскоре после этого, 29 июля (9 августа) 1714 года, шведы капитулировали. Столь блестящее взятие неприступной крепости было увековечено огромного размера памятной медалью 1714 года. По ободу медали было написано «Крепость Нейшлос ослабела от руки Петровы». На медали была изображена батарея пушек, у которых стоит офицер с пальником в руке. Есть предположение, что это изображён В. Корчмин и это единственное дошедшее до нас его изображение.

• Персидский поход (1722—1723)

В 1722—1723 годах Корчмин участвовал в Персидском походе в качестве ключевой должности генерал-квартирмейстера. Согласно воинскому уставу, разработанному под непосредственным руководством Петра Великого, чин генерал-квартирмейстера «требует мудрого, разумного и искусного человека». «Ему надлежит учреждать походы, лагери и по случаю фортификации и ретрашемента, и над оными надзирание иметь… А ежели таковой генерал-квартирмейстер и артиллерию при том разумеет, то он может по случаю и оною командовать».

Корчмин как фискал

В 1707 году вышел именной указ Петра I о сборе «с попов и дьяконов» налога в виде лошадей, в которых остро нуждалась армия. Лошадь бралась с определённого числа дворов прихода (от 150 до 300). Вскоре натура была фактически заменена денежным налогом (от 12 до 15 рублей вместо лошади). В следующих губерниях с части городов и уездов сборами этого налога занимался Корчмин: Московской, Смоленской, Киевской, Казанской, Азовской и Воронежской.

Корчмин — предприниматель

• Корчмин владел поташными и смальчужными (смоляными) заводами в Рославльском уезде, которые в 1709 году были сожжены шведами.
• В 1707 году в Стародубе он организовал «струговой, железной и кожевной завод и иные, тем подобные, дела, из которых намерение моё было содержать целый полк» (Корчмин). Но в его отсутствие «глумлением потоплено больше пятидесяти стругов и завод пожжен».
• В Брянском уезде у Корчмина также были пеньковые заводы (возможно, это «иные дела» в Стародубе, см. выше), но «от военного случая заводы и пенька позжены».
• В 1719 году Корчмин купил на свои капиталы землю в Путивльском уезде (в селе Званном и Глушково) и вместе с компаньоном Дубровским построил на этой земле в 1719—1722 годах суконную мануфактуру (в РГАДА она значится как Путивльская суконная мануфактура В. Д. Корчмина). Мануфактура была основным поставщиком сукна для армии и флота. Это одна из старейших и крупнейших (в своё время) фабрик России, существующая доныне как Глушковская суконная фабрика (п. Глушково, Курская область).
• Владел мельницей на Оке, за которую у него была многолетняя тяжба.
• Весной 1707 года Корчмин, занимаясь обороной Брянска, скупал здесь лошадей, чтобы ими укомплектовать Преображенский полк.

Награды

• Орден св. Александра Невского (1 (12) января 1728).

Интересные факты

• «Детина, кажется, не глуп, и секрет может снесть» (так Пётр I в марте 1700 г. охарактеризовал Корчмина перед посылкой его в разведку к Нарве и Орешку).
• «Корчмин был сухощав и часто курил табак» (из воспоминаний старика Пахома)
• Василий Корчмин был среди 19 сановников (в том числе, 4 духовных), которые составили и подписали Манифест о вступлении Императрицы Екатерины I на престол.
• Чин генерал-майора армии Василий Корчмин получил 24 ноября (5 декабря) 1726 г., в день тезоименитства Екатерины I.

Происхождение Корчмина и родовые вотчины

Дед — Иван Андреевич Корчмин (ум. 1643, Москва). В 1620-е годы получил вотчину в Вичюжской волости в Кинешемском уезде. У Ивана Корчмина было три сына Василий, Никита и Дмитрий.

Василий Иванович Корчмин во время русско-шведской войны погиб в 1656 году под Динабургом. Видимо, в честь погибшего дяди и был назван Василием сын Дмитрия Ивановича Корчмина.

Вичугской вотчиной сначала владел Василий Иванович Корчмин, а брат Никита, как беспоместный в то время, в 1649 году получил от царя поместье Захарьино под Сергиевым Посадом. После гибели В. И. Корчмина, Никита Корчмин стал также владеть и вичугской вотчиной. В 1665 году Никита Корчмин разделил подмосковное поместье Захарьино со своим братом Дмитрием Ивановичем Корчминым (ум. 1(11) января 1671 года, Москва). В 1673 году половиной сельца владела его вдова Екатерина с сыном Василием (вскоре она вышла замуж за Ивана Суморокова). В 1704 году Василий Дмитриевич Корчмин построил в Захарьино деревянную церковь Спаса.

Никита Иванович Корчмин (ум. 1700, Москва, в возрасте 80 лет) — «был с детства в непрестанных службах, и не малое время был по указу его величества в Германских и иных государствах» (из челобитной В. Д. Корчмина), Его жена Соломонида Никитична, урожд. Чаплина, умерла в 1677 году

После смерти дяди родовой вичугской вотчиной стал владеть уже Василий Дмитриевич Корчмин (с. Хреново с деревнями), в начале 1716 года после многолетней тяжбы по царскому указу Корчмину во владение была передана также д. Морозово Вичюжской волости. После опалы Данилы Татищева (в 1718 году) Василию Корчмину была передана его вотчина (село Вичуга). В 1720 г. на берегу Волги рядом с Плёсом Василий Корчмин за 2000 рублей покупает ус. Хмельницы (усадьба Шаляпина в начале XX в.) и Татищево с деревнями. Также ему принадлежало село Дюдяково на древнем тракте из Вичуги в Плёс. Таким образом, Василий Корчмин владел обширными землями в Вичугском крае и ближайших окрестностях. В 1723 г. он построил новую деревянную церковь в с. Хреново вместо изветшавшей.

Петровский указ от 23 января 1712 года прямо запрещал передавать вотчины не прямым родственникам по мужской линии, а передавать по прямой женской линии, но не далее внучек, а в случае отсутствия последних — имение объявлять выморочным и возвращать в казну. Василий Корчмин был бездетным и сразу после его смерти указом от 1 (12) сентября 1729 года имения Корчмина были конфискованы. В 1742 году, при Елизавете Петровне, конфискованные имения были возвращены вдове Корчмина.

Василий Корчмин был женат, по крайней мере, дважды: первая жена была дочерью Артамона Тимофеева, дьяка Приказа Большого дворца; вторую жену звали Ирина Владимировна.

Другие имения

• Село Алафьево Бежецкого уезда
• дд. Кузовлево, Сидорово и Варламово в Вологодском уезде
• с. Удельные Уты в Брянском уезде
• село Корчмино (ныне п. Понтонный в составе СПб)
• вотчина в Глушково

Владения в Санкт-Петербурге и Москве

• Палаты Корчмина (1719—1732, арх. Д. Трезини) в Санкт-Петербурге (стояли на месте Ново-Михайловского дворца, Дворцовая наб., 18, Миллионная ул., 19).

«Полаты А. М. Черкасского строились на месте находившихся здесь ранее полат В. Д. Карчмина. Возможно, что эти „полаты Лейб-гвардии Преображенского полку маэора Василья Дмитриевича Карчмина“, простоявшие до 1732 года, были первым зданием в Каменной Набережной Миллионной Линии» (Богданов А. И. «Описание Санктпетербурга», рукопись 1751 г., стр. 52)

• Корчмин также владел и другим участком городской земли в Санкт-Петербурге (в районе дома 10 по ул. Чайковского).
• Городская усадьба в Москве в районе Воронцова поля (у р. Яузы)
• «Дворовое место» у Сухаревой башни, отданное в 1735 году под строительство Артиллерийского полкового двора. Возможно, что в районе Сухаревой башни находилась родовая городская усадьба Корчминых, так как отец, дед и дядя Василия Корчмина были похоронены недалеко от этих мест, при церкви Успения Божьей Матери на Малой Дмитровке, в Успенском переулке.

Память

• Памятник бомбардиру Василию Корчмину в СПб на Васильевском острове (скульпторы Лукьянов Г. В., Сергеев С. В., 2003).
• Мемориал им. В. Д. Корчмина в п. Понтонном (СПб).

Корчмин в географических названиях

• Васильевский остров в СПб, — по легенде, назван по имени Василия Корчмина.
• Корчмино — имение (с 1712) В. Д. Корчмина на р. Неве (ныне п. Понтонный, имя Корчмино сохранилось в названии одного из микрорайонов поселка); также р. Корчминка, протекающая здесь.

Ссылки

• [drugoypiter.ru/place/vasiliy_korchmin.htm Памятник Василию Корчмину]

Отрывок, характеризующий Корчмин, Василий Дмитриевич

Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.