Международная ассоциация трудящихся

Международная ассоциация трудящихся
International Workers' Association Asociación Internacional de los Trabajadores Internationale ArbeiterInnen-Assoziation
Дата основания:	1922
Штаб-квартира:	Осло, Норвегия
Идеология:	анархо-синдикализм
Сайт:	[www.iwa-ait.org iwa-ait.org]

К:Политические партии, основанные в 1922 году

Международная ассоциация трудящихся (МАТ) (исп.: Asociación Internacional de los Trabajadores, AIT; нем.: Internationale ArbeiterInnen Assoziation, IAA), международное объединение анархо-синдикалистских профсоюзов. Основана в конце 1922 года на Берлинском конгрессе представителей анархо-синдикалистских профсоюзов как наследница Первого Интернационала, в связи с чем до 1950-х гг. была известна также под названием «Берлинский интернационал профсоюзов» и «Международное товарищество рабочих».

Создание МАТ

После прекращения деятельности Сент-Имьенского Интернационала анархисты постепенно утратили своё влияние в рабочем движении и к концу девятнадцатого столетия. Однако в 1890-е во Франции начинает развиваться синдикализм, на который обратили внимание часть анархистов, что вызвало оживленные споры о роли синдикализма в анархистском движении. Постепенно синдикализм находил среди антиавторитариев все больше сторонников, которые начали пытаться наладить своё международное сотрудничество. Между тем во Франции влияние анархистов в синдикалистском движении постоянно росло, что выразилось в подписании Амьенской хартии в 1906 году. Это явилось ключевым момент развития синдикализма, называвшегося тогда уже революционным синдикализмом: речь шла об отклонении парламентаризма в пользу революционной классовой классовой борьбы.

На прошедшем в 1907 году международном анархистском конгрессе много внимания было уделено развитию движения. Много разговоров велось вокруг революционного синдикализма. В частности Пьер Монатт, член французской ВКТ говорил о самодостаточности синдикализма, а итальянский анархо-коммунист Малатеста выступал с резкой критикой.

Постепенно идеи революционного синдикализма распространялись по другим странам:

«Бельгии (Союз синдикатов провинции Льеж с 1910 г., Бельгийская синдикальная конфедерация с 1913 г.), Швейцарии, России (…), Австро-Венгрии, на Балканах, в Канаде („Единый большой союз“, 1919 г.) и т. д.»

В 1910 г. в Барселоне была основана самая известная впоследствии анархо-синдикалистская профсоюзная организация — Национальная конфедерация труда (НКТ).

В связи с созданием в марте 1919 года Коммунистического Интернационала (Коминтерн), а в июле 1921 — Красного Интернационала Профсоюзов (Профинтерн, или Московский Интернационал профсоюзов) революционным синдикалистам предстояло определится о своем к ним отношении, стоит или войти в объединение профсоюзов, созданного марксистами, или же создавать собственное.

Разрыв произошел в 1921—1922 годах.

В 1920 г. в Берлине прошла международная встреча синдикалистов из ФАУД (Германия, кроме того они представляли Чехословакию), ФОРА (Аргентина), ИРМ (США), РСК (Франция), НСТ (Нидерланды), шоп-стюарды и представители рабочих комитетов (Британия), САК (Швеция); кроме того о своей поддержке этой конференции высказались синдикалисты Норвегии, Дании и ВКТ Португалии. Кроме того встречу посетили представители Профинтерна из России, они настаивала на признании собравшимися принципа диктатуры пролетариата, а также «создание Профинтерна как структуры, отдельной от Коминтерна».

В результате синдикалисты разошлись по вопросу об отношении к Профинтерну:

«Шведские и немецкие делегаты выступили с критикой Москвы и преследований анархистов в России, британские и французские представители оказались твердыми сторонниками большевиков, голландская делегация раскололась, другие участники призывали выдвинуть конкретные требования к облику создаваемого международного объединения революционных профсоюзов»

Кроме того было создано Международное синдикалистское информационное бюро, центром которого назначен Амстердам.

В июле 1921 в Москве прошел учредительный конгресс Профинтерна. Его посетили все участники Берлинской встречи, кроме представителей ФАУД. Однако они не смогли добиться принятия резолюции, согласно которой Профинтерн не должен бы был подчиняться Коминтерну. После этого:

«оппозиционные синдикалисты, собравшиеся в Москве, приняли "Манифест революционных синдикалистов мира" и договорились о создании "Ассоциации революционных синдикалистских элементов мира", в которую должны были войти НКТ, УСИ, РСК, ИРМ, САК, НСТ, ФОРА, немецкие рабочие организации и союзы из Дании, Норвегии, Канады и Уругвая с общим числом членов почти 2,8 миллиона. Бюро новой ассоциации предполагалось разместить в Париже. Но объединение так и не было создано»

Окончательный разрыв с марксистами произошел после июльской встречи синдикалистов в Берлине, на которой большинство присутствующих высказалось с резкой критикой репрессий, которым подвергались анархисты в России.

«Окончательное оформление анархо-синдикалистского Интернационала (иногда его называли также "Берлинский Интернационал профсоюзов") произошло на учредительном конгрессе, который проходил в Берлине нелегально с 25 декабря 1922 г. по 2 января 1923 г., прерываясь полицейскими рейдами и арестами»

В учредительном конгрессе приняли участие делегаты от аргентинской ФОРА, итальянской УСИ, немецкой ФАУД, чилийского ИРМ, шведского САК, норвежского НСФ, Союза синдикалистской пропаганды Дании, НСТ Нидерландов, мексиканской ВКТ. При этом делегаты от испанской НКТ прибыть не смогли в результате ареста на своем пути в Берлин. Португальская ВКТ прислала своё письменное одобрение конгресса. На конгрессе также были представители ряфда организаций с совещательным правом голоса: ВРСЕ Германии; синдикалистская-анархистская молодежь Германии; КСЗ Франции; Федерации строителей; Федерации молодежи Сены (Франция); Свободный рабочий союз Чехословакии; делегаты российской анархо-синдикалистской эмиграции и ряда других организаций. В свою очередь представители ИРМ приняли решение, что они не будут вступать ни в Профинтерн, ни в новый анархистский Интернационал.

История МАТ до начала Второй мировой войны

Берлинский Интернационал был создан в сложное для него время: тяжелый послевоенный кризис охватил Германию, в Италии усиливаются репрессии на профсоюзы и левых активистов, к власти приходит Бенито Муссолини, революционная волна, поднявшаяся в 1917-м году на исходе Первой мировой войны, начавшейся революцией в России шла на спад. В результате анархо-синдикалистские профсоюзы столкнулись с сильными репрессиями и экономическими проблемами, следствием которых был стремительный рост безработицы (особенно сильно это отразилось на Германской секции, быстро терявшей членскую базу).

К моменту создания МАТ в итальянский УСИ входило около полумиллиона человек, и это была одна из крупнейших секций Интернационала, значительно выросшая в послевоенные «Красные годы», активно участвуя в забастовочной борьбе и уличных стычках с фашистами.

Германская секция просуществовала до 1933-го года, после чего сначала перешла на нелегальное положение, а затем оказалась окончательно разгромлена, однако к тому времени в ней оставалось всего несколько тысяч человек.

Были разгромлены и другие секции Интернационала, также ВКТ Португалии была уничтожена в 1933—1934 годах после прихода к власти в стране правительства Салазара. В Аргентине в 1920-е годы вела активную деятельность ФОРА, в которой, во второй половине двадцатых «состояли десятки тысяч человек: 20-40- тысяч регулярно уплачивающих членские взносы и 60-120 тысяч активистов». В ней шли постоянные внутренние споры по отношению к большевизму и Советской России, однако организация активно действовала, регулярно участвуя в забастовочных кампаниях.

«6 сентября 1930 г. армия под командованием генерала Урибуру совершила переворот и установила военную диктатуру. Как и в предшествовавшие годы, ФОРА и другие анархисты были вынуждены уйти в подполье. Но на этот раз масштабы репрессий, очевидно, сломили рабочее движение. Многие активисты были убиты "эскадронами смерти", другие – государственными расстрельными командами (...) Военный террор длился 18 месяцев – военное положение было отменено только в 1932 г.»

После этого удара ФОРА так и не смогла восстановится.

Название МАТ было вторым названием Первого Интернационала, основанного в 1864 году. Современный МАТ считает себя наследником его антиавторитарного крыла.

В 1930-е годы самой многочисленной и активной секций МАТ была испанская Национальная конфедерация труда. Несколько лет НКТ находилась на нелегальном положении, что прекратилось с установлением республики:

«На первом же легальном конгрессе профобъединения в 1931 г. были представлены более 500 тысяч рабочих, через несколько лет число членов намного превысило миллион. За первые же полтора года существования республики в стране - главным образом силами НКТ - были организованы 30 всеобщих и 3600 частичных забастовок. Крестьяне, объединенные анархо-синдикалистами, в массовом порядке захватывали помещичьи земли, требуя социализации. В 1932-1933 г. по всей стране прокатилась волна местных революционных восстаний: члены НКТ захватывали населенные пункты и провозглашали либертарный коммунизм. Властям с трудом удавалось подавить движение, тысячи человек были убиты или арестованы, но влияние анархо-синдикализма в Испании продолжало расти»

.

К началу гражданской войны в Испании в НКТ состояло 1,6 миллиона человек, а в ходе войны их численность превзошла миллион человек. Однако республиканцы, в чей лагерь входили анархо-синдикалисты, проиграла, а НКТ ушла в подполье и продолжала сопротивление режиму Франко вплоть до его смерти.

Таким образом к началу Второй мировой войны МАТ подошла в полностью разгромленном состоянии.

После Второй мировой войны

После окончания второй мировой войны МАТ находился в крайне тяжелом состоянии. Надежды анархо-синдикалистов на, что как и после Первой мировой войны поднимется мировое революционное движение не оправдались. До войны МАТ провела шесть конгрессов, последний из которых состоялся в 1936-м году, следующий, седьмой, состоялся только в 1951-м. На этом конгрессе состоялось фактическое воссоздание Интернационала. В этот период много дискуссий велось вокруг испанской революции, по вопросу об антифашистском единстве. Кроме того дискутировалась проблема роста реформистских настроений внутри МАТ.

«Таким образом, 1950-е и начало 1960-х были временем большого самокритичного анализа собственных действий. С одной стороны, IWA пытался излечить раскол в рамках испанского CNT относительно сотрудничества с коммунистическими и буржуазными силами в борьбе против диктатуры Франко, в то время как, с другой стороны, SAC, которому помогает голландская секция, пытался склонить IWA к сотрудничеству с социальным демократическим реформизмом»

.

В результате внутренних споров, и подтверждения на очередном конгрессе в 1958 году, что в МАТ могут состоять только организации, стоящие на принципах анархо-коммунизма и федерализма, из Интернационала вышла шведская секция САК и поддержавшие их голландцы. При этом особенно тяжелым был факт ухода шведов, так как в это время их секция на тот момент была единственной действующей в МАТ действительно профсоюзной организацией.

После смерти Франко в 1975-м году была восстановлена испанская НКТ, что придало анархо-синдикалистам новые надежды, много надежд которых возлагались на то, что в Испании удастся воссоздать сильную секцию. И сначала так и было — во второй половине 1970-х в Национальной конфедерации трудящихся происходил бурный рост, в организацию вступили десятки тысяч активистов, однако разгорелись споры об участии в выборах в комитеты предприятий, плюс начались провокации в адрес НКТ, так что в результате организацию постигло несколько расколов, и в НКТ осталось всего несколько тысяч человек, а кризис был преодолен только в первой половине 2000-х.

Между тем на 1976-й год в МАТ оставалось всего пять групповых членов. Но ситуация для анархо-синдикалистов во второй половине 70-х улучшилась, и началу восьмидесятых в Интернационале состояло уже десять секций, среди которых были воссозданная НКТ, реорганизованная итальянская УСИ, британская, германская, австралийская и ряд других секций.

В 1980-х к Интернационалу присоединились секции из Японии и Бразилии, в 1996-м году в МАТ была принята российская секция. Однако не все для МАТ складывалось удачно. Кроме кризиса в испанской секции в 1990-е произошел раскол во Французской НКТ, наблюдались проблемы в секции в США.

Так или иначе, но анархо-синдикалистский Интернационал продолжает существовать, и активно участвовать в рабочем движении.

Базовые принципы МАТ

МАТ основывается на принципах анархистского синдикализма, что подразумевает стремление к развитию независимого от любых политических партий профсоюзного движения, и приветствует принцип низового «прямого действия», то есть инициативу исходящую снизу, действия в отстаивании своих прав и интересов рядовыми работниками, а не какими-либо руководителями, действующими от лица трудовых коллективов. По этим же причинам МАТ выступает против парламентаризма и сотрудничества с любыми законодательными органами.

Цель МАТ как анархо-синдикалистской международной организации — это:

«ликвидация привилегий путём создания экономических коммун и административных органов трудящихся полей и фабрик, формирования системы вольных советов без какого-либо подчинения любой власти или политической партии. В качестве альтернативы политике государств и партий анархо-синдикализм предлагает экономическую реорганизацию производства. Он противостоит власти человека над человеком и в качестве альтернативы предлагает самоуправление. Соответственно, целью анархо-синдикализма является не захват политической власти, а ликвидация всех государственных функций в жизни общества. Анархо-синдикализм считает, что уничтожение монопольных прав собственности должно сопровождаться уничтожением всех форм господства. Государственничество, даже замаскированное, никогда не может быть инструментом освобождения человека, напротив, оно всегда будет создавать новые монополии и привилегии»

.

Кроме того, в МАТ могут состоять только такие анархистские организации, которые выступают за создание общества, в основе которого будет лежать принцип либертарного (анархистского) коммунизма.

«Только с помощью экономических революционных организаций трудящегося класса возможно добиться освобождения и набрать необходимую творческую энергию для реорганизации общества на основе либертарного коммунизма»

.

МАТ сегодня

• [www.iwa-ait.org Секретариат Международной ассоциации трудящихся (МАТ)]

Европа

• Россия: Конфедерация революционных анархо-синдикалистов
• [aitrus.info/ Сайт Российской секции МАТ]
• [www.facebook.com/kras.mat Российская секция МАТ] в социальной сети Facebook
• [vk.com/public27263490 Российская секция МАТ] в социальной сети «ВКонтакте»
• [twitter.com/crasait Российская секция МАТ] в «Твиттере»
• Великобритания: [www.solfed.org.uk Федерация солидарности]
• Германия: [www.fau.org Свободный рабочий союз]
• Ирландия: [organiseanarcho-syndicalistgroup.blogspot.com/ Organise!] (друзья МАТ)
• Испания: Национальная конфедерация труда
• Италия: Итальянский синдикальный союз
• Норвегия: Норвежская синдикалистская федерация
• Польша: [www.zsp.net.pl/ Związek Syndykalistów Polski]
• Португалия: [ait-sp.blogspot.com/ Международная ассоциация трудящихся — Португальская секция]
• Сербия: [www.inicijativa.org/ Анархо-синдикалистская инициатива]
• Словакия: [www.priamaakcia.sk/ Прямое действие]
• Франция: [www.cnt-ait-fr.org Национальная конфедерация труда]

Латинская Америка

• Аргентина: Аргентинская региональная рабочая федерация
• Бразилия: [cob-ait.net/ Движение за воссоздание Бразильской рабочей конфедерации]
• Колумбия: Amigos de la AIT (друзья МАТ)
• Чили: Анархистский коллектив «Жерминаль» (друзья МАТ)

Австралия

• Австралия: [www.asf-iwa.org.au/ Анархо-синдикалистская федерация] (друзья МАТ)

См. также

• Конфедерация революционных анархо-синдикалистов (КРАС-МАТ)
• Анархизм
• Анархо-синдикализм
• Анархо-коммунизм
• Сент-Имьенский анархистский Интернационал
• Профинтерн
• Интернационал Федераций Анархистов

Отрывок, характеризующий Международная ассоциация трудящихся

Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.