Миланское дерби

Миланское дерби
Derby della Madonnina
213 матчей с 1910 года
Интер Милан
Милан, Италия
Стадион: Джузеппе Меацца
Победы и ничьи*
77 62 74
Последний матч
Серия А 2015/16 30 январь 2016 Интер 0:3 Милан
Ближайший матч
Серия А 2016/17 Интер Милан * Данные обновлены 23 августа 2015. Учтены матчи всех официальных турниров

Миланское дерби (итал. Derby della Madonnina или Derby di Milano) — футбольный матч между двумя итальянскими клубами из города Милана — «Миланом» и «Интернационале». Миланское дерби — одно из важнейших дерби в мировом футболе и наиболее ожидаемое событие итальянского спортивного календаря. Миланские дерби проходят дважды на год во время почти каждого сезона итальянской Серии A, но время от времени дерби также случаются в рамках розыгрышей Лиги Чемпионов, Кубка Италии и других соревнований.

В миланском дерби встречаются две наиболее титулованные команды одного из самых престижных национальных чемпионатов Европы. На счету обеих команд по 18 титулов чемпиона страны. В Италии лишь туринский «Ювентус» опережает миланские клубы по количеству побед на национальном уровне.

Название «Della Madonnina» происходит от итальянской традиции называть дерби именем какой-либо выдающейся достопримечательности города, в данном случае — статуи Девы Марии Madonnina на верхушке Миланского собора.

Невзирая на принципиальное соперничество как между клубами, так и между их болельщиками, и на эксцессы, которые иногда случаются во время матчей, миланское дерби — наиболее мирное и спокойное дерби в итальянском чемпионате, и спортивные страсти нечасто выходят за рамки разумного. Многие известные игроки в разные времена своей карьеры играли как за один, так и за второй клуб (например, Лоренцо Буффон, Джузеппе Меацца, Роберто Баджо), случались и прямые переходы из «Интера» в «Милан» и наоборот (позднейшие примеры — переходы из «Интера» в «Милан» Дарио Шимича в 2002 году и Джузеппе Фавалли в 2006-м).

Стадион

Матчи дерби, как правило, проходят в Милане на муниципальном стадионе «Джузеппе Меацца», который является домашней ареной для обоих миланских клубов. «Милан» постоянно выступает на этом стадионе с момента его постройки. В матче открытия, состоявшемся 19 сентября 1926 года, «Интер» переиграл «Милан» со счётом 6:3. Домашней ареной «Интера» этот стадион стал только в 1947 году, до этого черно-синие проводили свои матчи на стадионе «Арена Чивика», сильно пострадавшем от бомбардировок во время войны. Болельщики «Милана» предпочитают называть стадион его прежним именем — «Сан Сиро», так как Джузеппе Меацца, именем которого стадион был назван в 1979 году, был одним из самых известных футболистов в истории «Интера».

В турнирах, согласно регламенту которых победитель должен определяться по результатам двух матчей, — домашнего и гостевого (например, розыгрыши Кубка Италии или квалификационная и завершающая стадия Лиги Чемпионов) одна из команд считается номинальным «хозяином», а вторая — номинальным «гостем». В полуфинале розыгрыша Лиги Чемпионов 2003 года, первом миланском дерби в истории Кубка/лиги чемпионов, оба матча завершились вничью со счетом 0:0 и 1:1, и «Милан» одержал победу и попал в финал лишь благодаря тому, что второй матч он играл номинально «на выезде» и таким образом забил гол «в гостях», хотя матч проходил на его домашнем стадионе.

Матч миланского дерби 11 мая 2001 года «Интер» проиграл со счетом 0:6 — это стало его самым крупным домашним поражением в Серии A за всю историю.

Противостояние болельщиков

Исторически «Милан» считался клубом городского рабочего класса и членов профсоюзов, среди которых было много трудовых мигрантов с юга Италии, тогда как за «Интер» традиционно болели представители более зажиточного среднего класса и буржуазии, преимущественно коренные миланцы; такое деление болельщиков придавало сугубо спортивному соперничеству некоторые черты социальной борьбы. Болельщики «Интера» пренебрежительно называли сторонников «Милана» casciavìt (что на миланском диалекте значит «отвёртка», а также имеет сленговое значение «неловкий, простоватый»); это прозвище содержало намек на преимущественно пролетарское происхождение болельщиков «Милана» и одновременно на низкий уровень их образования. В свою очередь, болельщики «Милана» называли сторонников «Интера» прозвищем bauscia («хвастун», «фанфарон»).

В последние десятилетия XX века демографическая картина боления испытала значительные изменения и потеряла свою социальную окраску, особенно после того, как владельцем «Милана» стал консервативный медиа-магнат и политик, премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, лидер правоцентристской партии «Вперёд, Италия», а «Интер» приобрел нефтепромышленник Массимо Моратти, известный своим левыми взглядами. Однако до сих пор среди болельщиков «Милана» продолжают преобладать представители левой части политического спектра, тогда как среди фанатов «Интера» больше консерваторов и сторонников правых взглядов.

История соперничества

Основание клубов

Футбольный клуб «Милан» был основан 16 декабря 1899 года англичанами Альфредом Эдвардсом и Гербертом Килпином под названием «Миланский крикетный и футбольный клуб»; Эдвардс стал первым президентом клуба, а Килпин — первым тренером и капитаном команды. Под руководством Килпина клуб быстро приобрел известность; уже в 1900 году он выиграл свой первый трофей — Королевскую медаль, а в 1901 году победил в чемпионате Италии, прервав многолетнюю гегемонию в чемпионате клуба «Дженоа» из Генуи, который выигрывал все предыдущие чемпионаты. «Милан» становился чемпионом Италии также в 1906 и 1907 годах.

В 1908 году Итальянская федерация футбола запретила принимать участие в национальном чемпионате клубам, в составе которых были иностранные игроки. Поскольку большинство итальянских футбольных клубов того времени были основаны англичанами, которые жили в стране, это решение оставило за бортом соревнований большинство ведущих команд. В руководстве «Милана» относительно этой политики возник конфликт: одна фракция призывала к поддержке политики федерации, а вторая считала необходимым добиваться отмены ограничений относительно иностранцев. Результатом конфликта стал раскол клуба и основание «Международного футбольного клуба „Милан“» (итал. Internazionale Football Club Milano), который впоследствии стал известен под сокращенным названием «Интер». Герберт Килпин, разгневанный отношением федерации к иностранцам, решил завершить карьеру игрока и покинул большой футбол. Хотя уже в следующем, 1909 году футбольная федерация отменила своё необдуманное решение, в Милане уже существовали два приблизительно равных по силе футбольных клуба высшего уровня, и история соперничества между двумя миланскими командами началась.

Другие миланские дерби ранних лет

В начале XX века, ещё до разделения «Милана» на два клуба, его основным соперником по миланским дерби был «Миланезе», (итал. Unione Sportiva Milanese), клуб, который был основан в 1902 году и дважды занимал второе место в чемпионате Италии. Также случались встречи с другими командами города: «Медиоланумом» (итал. SEF Mediolanum) в 1904 году, «Энотрией» (итал. Associazione Calcio Enotria) в 1908 году и «Аусония» (итал. Ausonia Pro Gorla) (регламент итальянского чемпионата того времени больше напоминал современные кубковые турниры, и две команды не обязательно встречались между собой в каждом сезоне). Все эти клубы выступали в чемпионате Италии в 1910-х — 1920-х годах, но потом или прекратили существование, или покинули элиту итальянского футбола: футбольная команда «Медиоланума» была распущена в 1905 году и частично влилась в состав «Миланезе»; «Миланезе» в 1920-х годах играл во втором и третьем дивизионе, а в 1928 году был объединён с «Интером» в команду «Амброзиана»; «Энотрия» существует до сих пор и играет в провинциальной лиге «Третья категория» (Terza categoria) для любительских клубов, низшем уровне итальянского футбола.

Ранние годы

Первым миланским дерби был товарищеский матч между «Миланом» и вновь созданным «Интером», который состоялся 18 октября 1908 года в швейцарском местечке Кьяссо. Следующее «выездное» дерби случилось только 29 июня 1969 года, когда команды встретились в Нью-Йорке на стадионе «Янкис». Остальные встречи между миланскими командами неизменно происходили на их домашнем стадионе «Сан-Сиро» в Милане.

Сначала более опытный «Милан» имел преимущество над «Интером», но когда в 1930-х годах в «Интере» сложилась мощная команда, за которую играли Армандо Кастеллацци, Аттилио Демария и знаменитый Джузеппе Меацца, положение начало исправляться. В начале 1960-х годов «Интер» практически сравнялся с «Миланом» и начал ожесточённо конкурировать с ним за национальные и европейские титулы. На протяжении 1960-х, 1970-х и в начале 1980-х годов преимущество как в очном противостоянии, так и в целом в национальных и международных соревнованиях уже имел «Интер»; к примеру, он трижды выигрывал Межконтинентальный кубок, высшую награду в мировом клубном футболе. Однако начиная с конца 1980-х, когда владельцем «Милана» стал Сильвио Берлускони, клуб значительно усилился и начал демонстрировать незаурядные успехи как в чемпионате Италии, так и на европейском уровне, оттесняя «Интер» на задний план.

Эпоха Маццолы и Риверы

В миланских дерби 1960-х годов сходились с глазу на глаз две самые яркие звезды итальянского футбола того времени. Со стороны «Интера» это был Сандро Маццола, сын знаменитого игрока «Торино» Валентино Маццолы, который в 1949 году погиб в авиакатастрофе вместе со всей командой. Со стороны «Милана» ему противостоял Джанни Ривера, за свой талант прозванный «золотым мальчиком». Миланские дерби в те дни демонстрировали яркий и бескомпромиссный футбол и характеризовались безумной конкуренцией между клубами как на поле, так и вне игры; когда «Милан» в 1963 году выиграл Кубок чемпионов, «Интер» ответил на это двумя Кубками чемпионов в следующих годах; «Милан» же снова стал лучшей командой Европы в 1969 году.

Принципиальное соперничество между миланскими клубами и личная конкуренция между их ведущими игроками, Маццолой и Риверой, которая иногда переходила в открытую вражду, выплескивалась за пределы миланских дерби и итальянского чемпионата в целом и чувствовалась даже в сборной Италии, в составе которой выступали обе миланских звезды. Маццола и Ривера обычно не выходили на поле вместе, как правило, один из них играл первый тайм и уходил с поля, а другой, напротив, выходил во втором. Многие итальянские тифози считали поражение итальянской сборной в финале чемпионата мира 1970 года против Бразилии следствием ошибки тренера Ферручче Вакареджи, который выпустил в стартовом составе Маццолу и заменил его на Риверу лишь на 88-й минуте, когда счет уже был 4:1 в пользу бразильцев и Италия потеряла все шансы на победу. Болельщики считали, что если бы более проворный Ривера вышел на поле раньше, он был бы способен оживить игру и переломить ход матча.

1990-е годы и современное положение

Другой период обострения соперничества между миланскими клубами пришёлся на конец 1980-х — начало 1990-х годов, когда за «Милан» играло знаменитое голландское трио: Марко ван Бастен, Франк Райкаард и Рууд Гуллит, а цвета «Интера» защищала тройка немцев: Андреас Бреме, Юрген Клинсманн и Лотар Маттеус. В этот период удача чаще была на стороне «Милана» и голландцев: сборная Нидерландов, за которую выступали трое игроков «Милана», выиграла чемпионат Европы 1988 года, в том же году «Милан» выиграл чемпионат Италии. В следующие годы два раза подряд (в 1989 и 1990) «Милан» выигрывал Кубок чемпионов, хотя скудетто в 1989 году он уступил «Интеру».

Миланское соперничество имело неожиданное продолжение на чемпионате мира 1990 года, который проходил именно в Италии; обе тройки звёзд принимали участие в этом турнире в составе своих национальных сборных, считавшихся фаворитами чемпионата. Матч 1/8 финала между Западной Германией и Нидерландами происходил 24 июня 1990 года именно на стадионе «Сан-Сиро» в Милане, и болельщики обоих клубов рассматривали его как продолжение противостояния между «Миланом» и «Интером». Напряженный и нервный матч, во время которого Франк Райкаард был удален с поля за плевок в нападающего немцев Руди Фёллера, закончился поражением голландцев со счетом 1:2; два немецких гола, забитого Клинсманном и Бреме, болельщики «Интера» восприняли как моральную победу своего клуба.

Впрочем, после этого чемпионата гегемония «Милана» продлилась как в Италии, так и на европейском уровне. Крепкая команда, построенная Фабио Капелло и прозванная болельщиками «непобедимой», завоевала свой пятый Кубок чемпионов в 1994 году, разгромив в финале «Барселону» со счетом 4:0. Под руководством Капелло «Милан» три сезона подряд доходил до финала Лиги чемпионов. В сезоне 1993/94 оба миланских клуба стали обладателями европейских футбольных трофеев: «Милан» завоевал Кубок чемпионов, а «Интер» — Кубок УЕФА. Это был единственный случай в истории европейского футбола, когда оба трофея достались клубам из одного города.

Болельщики «Интера», которые с 1989 года ждали следующего скудетто от своей команды, дождались его лишь в 2006 году, когда в результате скандала с договорными матчами чемпионский титул 2006 года был отобран у «Ювентуса» и передан «Интеру». В 2007 году «Интер» получил скудетто уже за счет собственной отличной игры, проведя беспрецедентную серию из 17 побед и выиграв оба миланских дерби в том сезоне («Ювентус» тогда играл в Серии B, а «Милан» был оштрафован на 8 очков). Дерби 11 марта 2007 привлекло пристальное внимание болельщиков, поскольку в этом матче в составе «Милана» вышел знаменитый бразилец Роналдо, который в прошлом длительное время играл в «Интере».

Четвертьфинал Лиги чемпионов 2004/05

В розыгрыше Лиги Чемпионов сезона 2004-05 жребий свел две миланские команды в четвертьфинале. Первая встреча, в которой номинальным хозяином поля выступил «Милан», завершилась победой красно-чёрных со счётом 2:0 (мячи забили Яп Стам и Андрей Шевченко). Ответный матч, состоявшийся 12 апреля 2005 года, приобрел печальную известность. Первый тайм игры завершился победой «Милана» 1:0 благодаря голу, забитому Андреем Шевченко. Во втором тайме, после того, как арбитр Маркус Мерк не засчитал гол, забитый в ворота «Милана» Эстебаном Камбьяссо на основании неочевидного нарушения правил против вратаря миланцев Диды, а затем удалил полузащитника с поля за споры, болельщики «Интера», раздосадованные решением судьи, начали бросать на поле петарды, бутылки и другие предметы и запускать сигнальные ракеты. Одна из ракет попала в правое плечо Диды, вышедшего из ворот, чтобы убрать с поля бутылки. Мерк остановил матч на 74-й минуте; после получасового перерыва, на протяжении которого были вызваны пожарные, чтобы убрать с поля пылающие петарды, матч был возобновлен; Диду, который получил кровоподтек и ожог первой степени и не мог продолжать игру, в воротах «Милана» заменил Кристиан Аббьяти. Однако, когда уже через минуту на поле опять полетели бутылки и петарды, решением арбитра матч был досрочно завершен.

Решением УЕФА «Интеру» в этом матче было присуждено техническое поражение со счетом 0:3. Также клуб был оштрафован на 200 000 евро (самый большой штраф в истории УЕФА), и свой первый домашний матч в следующем розыгрыше Лиги Чемпионов клуб должен был сыграть при пустых трибунах.

Повреждение Диды оказались несерьезными, он быстро выздоровел и не пропустил в результате этого инцидента ни одного матча.

Миланское дерби в сезоне 2006/07

Первый матч миланского дерби в сезоне 2006/07, прошедший 28 октября 2006 года пресса назвала одним из самых зрелищных миланских дерби всех времен. В напряженном матча, в ходе которого было забито семь мячей, «Интер» победил со счетом 4:3. После первого тайма «Интер» лидировал со счетом 2:0 благодаря голам Креспо и Станковича. В начале второго тайма счёт стал 3:0 — гол забил Ибрагимович, после «Милан» сократил разницу мячом Кларенса Зеедорфа, на что «Интер» ответил голом Матерацци на 68-й минуте, который сделал счет 4:1. Сразу же после этого Матерацци заработал вторую жёлтую карточку за слишком бурное празднование забитого гола и был удален с поля. Получив количественное преимущество, «Милан» непрерывно штурмовал ворота «Интера» до самомого окончания матча и сумел забить два гола на 76-й (Джилардино) и 90-й (Кака) минуте, но на то, чтобы отыграть разрыв в три мяча и сравнять счёт, уже не хватило времени.

Второе миланское дерби в этом сезоне 11 марта 2007 года также закончилось победой «Интера»: на голы Круса и Ибрагимовича «Милан» смог ответить лишь единственным голом, забитым бразильцем Роналдо, который в прошлом длительное время играл за «Интер» и перешёл в «Милан» во время зимней паузы в чемпионате.

Статистика

Результаты встреч

Данные на 22 декабрь 2013 года.

	ЧИ	КИ	СКИ	ЛЧ	ЧВИ	Всего
Интер	68	7	0	0	1	76
Ничья	53	7	0	2	0	62
Милан	61	9	1	2	1	74
Голы
Интер	263	22	1	1	3	290
Милан	243	32	2	4	3	286

Трофеи клубов

	ЧИ	КИ	СКИ	ЛЧ	КУ*	КОК	СКУ	ЧМ**	Всего
Интер	18	7	5	3	3			3	39
Милан	18	5	6	7		2	5	4	47

* Включая Кубок ярмарок.
** Включая Межконтинентальный кубок.

Бомбардиры

14	Андрей Шевченко ●
13	Джузеппе Меацца ●12 ●1
11	Гуннар Нордаль ●
	Иштван Ньерш ●
10	Энрико Кандиани ●7 ●3
7	Луи Ван Хеге ●
	Бенито Лоренци ●
	Жозе Алтафини ●
	Роберто Бонинсенья ●
	Алессандро Альтобелли ●
6	Альдо Чевенини ●2 ●4
	Пьетро Серантони ●
	Аттилио Демария ●
	Альдо Боффи ●
	Сандро Маццола ●
	Диего Милито ●
	Златан Ибрагимович ●2 ●4
5	Роналдо ●4 ●1
	Кака ●
4	Филиппо Индзаги ●
	Деян Станкович ●
3	Луиджи Чевенини ●
	Роберто Баджо ●2 ●1
	Кларенс Зеедорф ●1 ●2

Рекорды

• Самая крупная победа «Милана»: «Интер» — «Милан» 0:6 (1 мая 2001);
• Самая крупная победа «Интера»: «Милан» — «Интер» 0:5 (6 февраля 1910);
• Самый результативный матч: «Интер» — «Милан» 6:5 (6 ноября 1949);
• Самый быстрый гол: Сандро Маццола, 14-я секунда (24 февраля 1963, «Интер» — «Милан» 1:1)

(Учтены только результаты матчей официальных соревнований.)

Ссылки

• [www.goalarea.ru/stati/3606/ Миланские дерби] — статья на сайте goalarea.ru

Отрывок, характеризующий Миланское дерби

– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.