Моргенштерн, Христиан

Христиан Отто Йозеф Вольфганг Моргенштерн
Christian Otto Josef Wolfgang Morgenstern
1910
Дата рождения:	6 мая 1871(1871-05-06)
Место рождения:	Мюнхен, Германская империя Германская империя
Дата смерти:	31 марта 1914(1914-03-31) (42 года)
Место смерти:	Мерано, Австро-Венгрия Австро-Венгрия
Род деятельности:	поэт, прозаик, переводчик
Годы творчества:	1887[уточнить]—1914
Подпись:
Файлы на Викискладе

Христиан Отто Йозеф Вольфганг Моргенштерн (нем. Christian Otto Josef Wolfgang Morgenstern; 6 мая 1871, Мюнхен — 31 марта 1914, Мерано) — немецкий поэт, писатель и переводчик, классик немецкой литературы конца XIX — начала ХХ веков. Особо популярной у читателей была его юмористическая лирика.

Биография

Х. Моргенштерн родился в семье художников. Известным немецким живописцем был дед мальчика, также Христиан Моргенштерн; художниками-пейзажистами были и его отец, Карл Эрнст Моргенштерн, и дед по матери. В 1881 году умирает от туберкулёза мать Христиана, Шарлотта Моргенштерн, урождённая Шертель. Вскоре после этого его отправляют в Гамбург, к крёстному, торговцу предметами искусства Арнольду Отто Мейеру, где Христиан находился очень неохотно. Через год мальчик возврещается в Мюнхен, и вскоре он был определён в интернат в Ландсхуте, где для поддержания дисциплины употреблялись телесные наказания.

В 1883 году отец Христиана женится вторично, на Амалии фон Далл-Арми, и вместе с женой и Христианом уезжает в Бреслау (ныне Вроцлав), где получает место в Королевской академии искусств. Будущий писатель поступает здесь в гимназию Марии Магдалины. В возрасте 16-ти лет здесь он пишет свои первые произведения — трагедию Александр Болгарский и описание минералов Mineralogia popularis (Популярная минералогия). Оба эти сочинения не сохранились. Моргенштерн увлекается философией Шопенгауэра. В возрасте 18-ти лет он знакомится в гимназии с Фридрихом Кейслером и Фрицем Бебло; оба они станут на всю жизнь друзьями писателя. Осенью 1889 года Моргенштерн поступает в военное училище, так как отец желал для своего сына карьеру офицера. Впрочем, через полгода юноша уходит из него и продолжает обучение в гимназии города Зорау (ныне Жары). Здесь он вместе с друзьями выпускает журнал Deutscher Geist (Немецкий дух), девизом которого стали слова Кромвеля: «Дальше всех пойдёт тот, кто не знает, куда он идёт». В 1893 году Моргенштерн организует юмористическое общество «Сансара». Поступив в университет в Бреслау на факультет хозяйства и экономики, летом Христиан вместе с Кейслером уезжает в Мюнхен, однако вскоре, в связи с обострением туберкулёза, унаследованного от матери, он был вынужден покинуть этот город и пройти лечение на водах, в Бад Рейнерце (ныне Душники-Здруй). После возвращения в Бреслау Христиан узнаёт о разводе отца, после чего вновь уезжает на лечение в Зорау. Так как дальнейшее обучение в университете было для Моргенштерна невозможно, друзья предложили ему финансовую помощь для лечения в Давосе, а профессор Дан взялся оплатить расходы по обучению Христиана вплоть до получения им диплома. Однако оба эти предложения отклонил его отец, после чего Моргенштерн принимает решение стать профессиональным писателем. После последовавшей вскоре третьей женитьбы отца отношения между ними надолго прекращаются. В апреле 1894 года Моргенштерн переезжает в Берлин, где он, в том числе и при помощи ищущего примирения отца, получает место в Берлинской Национальной галерее. Он знакомится с работами Ницше и Поля Лагарда, сотрудничает в журналах и газетах — Ежедневное обозрение (Tägliche Rundschau), Свободная сцена (Freie Bühne), Страж искусства (Der Kunstwart) и Зритель (Der Zuschauer). В 1895 году выходит в свет первая книга Моргенштерна, сборник поэзии In Phanta’s Schloß (Во дворце фантазии). В этом и следующем годах писатель много путешествует: он плавает под парусом по озеру Мюггельзе, посещает Гельголанд, Зильт и Зальцбург. Летом 1897 года он, выполняя заказ, переводит с французского языка автобиографический роман Августа Стриндберга Inferno. В октябре 1897 Моргенштерн подписывает контракт с издательством S. Fischer Verlag на перевод произведений Генрика Ибсена (несмотря на то, что на тот момент он не владел норвежским языком). С мая 1898 по осень 1899 года Х.Моргенштерн живёт в Норвегии, в первую очередь с целью изучения языка. В это время он неоднократно встречается с Ибсеном. В 1900 году писателю приходится уехать на лечение в Давос; он также посещает озеро Фирвальдштеттерзе, Цюрих, Арозу, Милан, Портофино, Гейдельберг и Флоренцию. В декабре 1902 Моргенштерн едет в Рим и в мае 1903 возвращается в Берлин. В этот период он занят переводами из Кнута Гамсуна и Бьёрнстьерне Бьёрнсона. В 1903—1905 годах Моргенштерн по-прежнему периодически проходит лечение и оздоровительные мероприятия (в Вике, Биркенвердере и др.), не всегда успешные. В 1905 году выходят из печати его Песни висельника (Galgenlieder), в это же время писатель знакомится с творчеством Достоевского. В следующем году Моргенштерн уезжает на лечение в горы, где занимается философией; изучает работы Фихте, Гегеля, Спинозы, Бёме, Фехнера, Толстого.

В июле 1908 года на курорте в Бад Дрейкирхене, Моргенштерн знакомится со своей будущей супругой, также лёгочной больной, Маргаретой Гозебрух фон Лихтенштерн. После отъезда Маргареты между влюблёнными началась оживлённая переписка. После того, как Маргарета в октябре вновь заболела, Христиан посещает её во Фрайбурге. Однако в связи с тем, что пребывание постороннего мужчины в доме больной противоречило общественной морали, Моргенштерн вскоре вынужден был уехать в Страсбург. В ноябре 1908 года выздоровевшая Маргарита приезжает в Берлин, куда устремляется и Христиан.

В январе 1909 года Моргенштерн знакомится в Берлине с ученым и философом Рудольфом Штейнером, и между ними обоими завязываются дружеские отношения. Чтобы слушать его лекции, Моргенштерн следует за Штейнером в его поездках в Дюссельдорф, Кассель, Мюнхен и Осло. В сае 1909 года он, вслед за Маргаретой, вступает в руководимую Штейнером Немецкую секцию Теософского общества. После раскола в этой организации в 1912—1913 годах Моргенштерн принимает сторону Штейнера и вместе с ним участвует в работе Антропософского общества. В 1909 году он продолжает переводить Гамсуна, едет на Теософский конгресс в Будапешт, посещает отца в Вольфсхау и путешествует с Маргаретой по Шварцвальду. Там Моргенштерн заболевает бронхитом, осложнённым многочисленными поездками. По выздоровлении Христиан и Маргарета обвенчались 7 марта 1910 года. В том же году начинается сотрудничество Моргенштерна с Рейнхардом Пипером, главой издательства Piper Verlag, продолжавшееся до конца жизни писателя.

С мая по август 1910 года писатель находится на курорте в Бад Дюрренштейне, в Доломитовых Альпах, затем присутствует на лекциях Штейнера в Берне. После поездки в Мюнхен, в октябре этого года Моргенштерн совершает большое путешествие по Италии: он посещает Верону, Милан, Геную, Палермо. Конечной точкой этой поездки становится Таормина на Сицилии. Моргенштерн и Маргарета рассчитывали провести в Таормине не менее полугода, однако вскоре Христиан вновь тяжело заболел и вынужден был в феврале 1911 года лечь в Немецкий госпиталь в Риме, а затем отправиться для поправления здоровья в лесной санаторий в Арозе. Здесь он встретил своего отца и мать Маргериты, которые длительное время были не согласны с браком Христиана и Маргериты, и лишь теперь наступало примирение. После нескольких месяцев лечения Моргенштерн покинул санаторий и поселился с женой в Арозе. В 1912 году писатель получает пособие в размере 1000 марок от Фонда немецких писателей и вскоре после этого переезжает в Давос. По-прежнему больной, он покидает санаторий и, вместе с Маргеритой, уезжает в Цюрих, где в октябре встречается со Штейнером. Затем возвращается в Арозу и составляет обращение, в котором предлагает кандидатуру Штейнера как кандидата на получение Нобелевской премии мира (не было отправлено).

В начале 1913 года Моргенштерн уезжает в Портофино, где занимается переводами стихотворений Фридриха Великого (с французского языка) и завязывет дружбу с также лёгочным больным, антропософом Михаэлем Бауэром. В Мюнхене писатель вновь посещает собрания с лекциями Штейнера, затем следует за ним в Штутгарт и Лейпциг. На собраниях в этих городах Мария фон Зиверс, будущая жена Штейнера, читает перед собравшимися также и произведения Моргенштерна. Эти чтения в предновогодний вечер в Лейпциге писатель воспринял как особое признание его таланта.

В 1914 году состояние здоровья писателя резко ухудшилось. Предпринятая поездка в санаторий в Арко близ Тренто оказалась безуспешной, так как там отказались принять умирающего больного писателя. После недолгого пребывания в санатории в Больцано Моргенштерн оказался на вилле Гелиобург в Мерано, где он ещё продолжает работать над сборником Мы найдём наш путь (Wir fanden einen Pfad). К умирающему писателю приезжает Бауэр, которому Моргенштерн перед этим написал письмо. 31 марта 1914 года, около пяти часов утра, Моргенштерн скончался. 4 апреля в Базеле его тело было кремировано. Урну с прахом принял Штейнер.

После смерти поэта его вдова переработала, дополнила и выпустила в свет многие произведения Моргенштерна, ранее малоизвестные или вообще неизвестные широкой публике — так как за время его короткой жизни напечатана была едва ли половина написанных им сочинений. Прежде всего известна и любима читателем всё же осталась его юмористическая, афористическая поэзия, полная любви к жизни и остроумия (в особенности «Песни висельника»).

Поэзия Моргенштерна вдохновляла многих композиторов, среди них следует назвать Александра Цемлинского, Макса Регера, Пауля Хиндемита, Ханса Эйслера, Юрьё Килпинена, Фридриха Гульду, Роберта Кана, Вильфрида Хиллера, Софию Губайдулину, Хайнца Холлигера.

Сочинения

Вышедшие при жизни поэта

• In Phanta’s Schloß. Цикл юмористически-фантастических стихотворений. Taendler, Berlin 1895
• Auf vielen Wegen. Поэзия. Schuster & Loeffler, Berlin 1897
• Horatius Travestitus. Шутки студента. Schuster & Loeffler, Berlin 1897
• Ich und die Welt. Поэзия. Schuster & Loeffler, Berlin 1898
• Ein Sommer. Стихотворения. S. Fischer, Berlin 1900
• Und aber ründet sich ein Kranz. S. Fischer, Berlin 1902
• Galgenlieder. Bruno Cassirer, Berlin 1905
• Melancholie. Новые стихи. Bruno Cassirer, Berlin 1906
• Osterbuch (Название на обложке: ‚Hasenbuch (Заячья книга)‘). Детские стихотворения, Bruno Cassirer, Berlin 1908; Переиздания: Inselbuch 1960 и Nomos Verlagsgesellschaft, Baden Baden 1978 ISBN 3-937801-16-2
• Palmström (mit Umschlagzeichnung von Karl Walser). Bruno Cassirer, Berlin 1910
• Einkehr. Поэзия. Piper, München 1910
• Ein Butterbrotpapier im Wald. Поэзия, 1910
• Ich und Du. Сонеты и песни. Piper, München 1911
• Wir fanden einen Pfad. Новые стихи. Piper, München 1914

Переводы

• August Strindberg: Inferno. Georg Bondi, Berlin 1898
• Knut Hamsun: Abendröte. Schauspiel in drei Aufzügen. Langen, München 1904
• Björnstjerne Björnson: Gedichte. Ludwig Fulda, hg. v. Julius Elias. Langen, München 1908
• Henrik Ibsen: Sämtliche Werke in deutscher Sprache. Durchgesehen und eingeleitet von Georg Brandes, Julius Elias, Paul Schlenther. Übersetzt von Christian Morgenstern (u.a.), 10 Bände. S. Fischer, Berlin 1898—1904
  • Die grossen Dramen. Übersetzt von Christian Morgenstern und Emma Klingenfeld. Nachwort v. A. Viviani. Artemis & Winkler, Zürich 2006, ISBN 978-3-538-06311-2

Полное собрание сочинений с комментариями

Штутгартское издание Verlags Urachhaus, Stuttgart, hg. unter der Leitung von Reinhardt Habel.

• Band 1: Lyrik 1887—1905, hg. v. Martin Kiessig, 1988, ISBN 3-87838-501-3
• Band 2: Lyrik 1906—1914, hg. v. Martin Kiessig, 1992, ISBN 3-87838-502-1
• Band 3: Humoristische Lyrik, hg. v. Maurice Cureau, 1990, ISBN 3-87838-503-X
• Band 4: Episches und Dramatisches, hg. v. Reinhardt Habel und Ernst Kretschmer, 2001, ISBN 3-87838-504-8
• Band 5: Aphorismen, hg. v. Reinhardt Habel, 1987, ISBN 3-87838-505-6
• Band 6: Kritische Schriften, hg. v. Helmut Gumtau, 1987, ISBN 3-87838-506-4
• Band 7: Briefwechsel 1878—1903, hg. v. Katharina Breitner, 2005, ISBN 3-87838-507-2
• Band 8: Briefwechsel 1905—1908 (подготавливается)
• Band 9: Briefwechsel 1909—1914 (подготавливается)

Литература

1. Michael Bauer: Christian Morgensterns Leben und Werk. Piper, München 1933 (дополнено Иаргаретой Моргенштерн и Рудольфом Мейером). (Ноаое издание 1985, Urachhaus, Stuttgart)
2. Martin Beheim-Schwarzbach: Christian Morgenstern. Rowohlt, Reinbek 1964, ISBN 3-499-50097-3 (Rowohlts Monographien, Band 97).
3. Maurice Cureau: Christian Morgenstern humoriste. La création poétique dans «In Phanta’s Schloss» et les «Galgenlieder». Peter Lang, Bern 1986 (Europäische Hochschulschriften, Reihe I/Bd. 949).
4. Herbert Gumtau: Christian Morgenstern. Colloquium, Berlin 1971 (Köpfe des XX. Jahrhunderts, Band 66).
5. Friedrich Hiebel: Christian Morgenstern. Wende und Aufbruch unseres Jahrhunderts. A. Francke, Bern 1957.
6. Ernst Kretschmer (Hrsg.): Christian Morgenstern. Ein Wanderleben in Text und Bild. Quadriga, Weinheim und Berlin 1989.
7. Bernd-Udo Kusch: Christian Morgenstern. Leben und Werk. Sein Weg zur Anthroposophie. Novalis, Schaffhausen 1982.
8. Rudolf Meyer: Christian Morgenstern in Berlin. Urachhaus, Stuttgart 1959.
9. Стихотворения: «Зарубежная поэзия в переводах Вячеслава Куприянова». М.: Радуга, 2009

Отрывок, характеризующий Моргенштерн, Христиан

Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.