Новая волна (фантастика)

Новая волна (англ. New Wave) — направление в научной фантастике США и Великобритании, возникшее в 1960-е годы.

Происхождение названия

Название «новая волна» проникло в фантастику из кинематографа, где оно служило для обозначения направления во французском кинематографе 1950—1960-х годов. Термин впервые был употреблён американским писателем и критиком Питером Шуйлером Миллером в 1961 году применительно к некоторым молодым авторам английской НФ.

История

Среди предшественников «новой волны» выделяются такие авторы американской научной фантастики, как Рэй Брэдбери, Альфред Бестер, Теодор Старджон, Фриц Лейбер.

К началу 1960-х годов темы фантастики «Золотого века» были в значительной степени исчерпаны, некоторые старые авторы прекратили литературную деятельность, появилась масса коммерческой фантастической литературы с предсказуемыми, однообразными сюжетами, не содержащей новых идей, фантастика воспринималась в обществе как преимущественно подростковая литература, стоящая ниже литературного «мейнстрима». Всё это вызвало у многих начинающих авторов попытки расширить рамки жанра и преодолеть сложившиеся стереотипы; так было положено начало «новой волне». Большинство авторов «новой волны» пришло в литературу до возникновения этого направления, но они либо работали в жанре «большой литературы», либо писали ничем не выделяющуюся «традиционную» научную фантастику.

Пик «новой волны» пришёлся на период 1964—1971 годов, когда Майкл Муркок был редактором журнала «Новые миры» (англ. New Worlds), в котором публиковалось большинство представителей британской «новой волны».

Характерные особенности «новой волны»:

• Фантастика «новой волны» ближе к «мягкой» научной фантастике, чем к «твёрдой», ведущая роль отводится не описанию научных открытий и техники, а психологическим, социальным проблемам и человеческим взаимоотношениям;
• Отсутствие чётких жанровых рамок, научная фантастика всё больше сближается с фэнтези и «большой литературой», новаторство и стилистические эксперименты;
• Отсутствие запретных тем, активное проникновение в научную фантастику тем секса, наркотиков, рок-н-ролла, насилия, мистики и так далее;
• Сомнение в неограниченных возможностях человеческого разума, науки и техники, в том, что разумные существа непременно должны быть добрыми.

В 1970-е годы «новая волна» сходит на нет, отчасти растворившись в фантастическом мейнстриме, расширив его границы и обогатив его новыми идеями; одновременно в 1970—1980-е годы происходит возрождение более традиционных жанров, таких, как «твёрдая» научная фантастика и космическая опера (Ларри Нивен, Грег Бир, Дэвид Брин). Некоторые представители «новой волны» отходят от неё или вообще прекращают литературную деятельность, другие продолжают писать, но их популярность значительно снижается. Тем не менее, существенное влияние «новой волны» испытали многие более поздние авторы, в частности, представители зародившегося в 1980-е годы киберпанка.

В СССР произведения авторов «новой волны» почти не издавались, только в 1990-е годы наиболее известные произведения этого жанра были переведены на русский язык и изданы, но знакомство русскоязычного читателя с «новой волной» всё ещё остаётся неполным.

Типичные представители

Великобритания

• Майкл Муркок
• Джеймс Баллард
• Брайан Олдисс
• Баррингтон Бейли
• Джон Браннер

США

• Филип Фармер
• Роджер Желязны
• Филип К. Дик
• Томас М. Диш
• Роберт Силверберг
• Сэмюэл Дилэни
• Харлан Эллисон

Авторы, иногда считающиеся представителями «новой волны» или примыкающими к ней

• Уильям Берроуз
• Гарри Гаррисон
• Фрэнк Герберт
• Урсула Ле Гуин
• Джо Холдеман

См. также

• Золотой век научной фантастики
• Киберпанк

Ссылки

• [samlib.ru/s/sorochan_a_j/nowaja.shtml А. Ю. Сорочан. Новая волна в литературе второй половины XX века]
• [www.mirf.ru/Articles/art2132.htm Борис Невский. Новая волна]

Отрывок, характеризующий Новая волна (фантастика)

«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.