Магистратское право (Древний Рим)

Магистратское право (лат. jus honorarium) — система римского права, возникшая во второй половине II в. до н. э., представляющая собой совокупность новшеств, введенных преторами и эдилами в правопорядок и объявленных в их эдиктах. Совокупность форм судебной и административной защиты, процессуальных норм, принципов и правил.

Исторические предпосылки возникновения Магистратского права

Название квиритского права (jus Quiritium) произошло от имени древнейшего племени квиритов. Основа римского правового порядка вплоть до III в. н. э. содержалась не в законе, а в процессе. Преторы, ежегодно обновляя свои эдикты и внося в них новые процессуальные способы защиты или исключая уже устаревшие способы защиты, фактически определяли дальнейшие шаги развития римской правовой системы. В процессе этой работы обращение шло как к нормам jus Quiritium, так и к нормам jus gentium — праву народов. В конечном итоге к началу III в. н. э. сформировалась новая система права Римской империи, получившая название jus civile — гражданское право (право, субъектами которого являются все свободные жители державы — граждане Римской империи). В эпохи принципата и домината jus civile было одновременно и совокупностью норм действующего права и наукой права.

Право эдилов

Должность эдилов среди римских магистратур — преимущественно полицейская. Хотя каждый магистрат в Риме обладал полицейской властью, усложнение общественной жизни в растущем Риме требовало сосредоточения полицейского надзора. Вследствие этого эдилы становятся полицейской властью. Согласно Цицерону, на эдилов возлагаются следующие функции:

1. cura urbis — наблюдение за порядком в городе и пожарная полиция;
2. cura annonae — забота о снабжении народа продовольствием, надзор за торговлею на рынках, за правильностью мер и весов — торговая полиция;
3. cura ludorum — забота об устройстве общественных игр и зрелищ.

Преторское право

Преторское право — это то что, ввели преторы ради улучшения, или дополнения, или исправления гражданского права для публичной пользы.

Преторское право фиксируется со второй половины II в. н. э. как особая процессуальная система и способ реализации норм Квиритского права и права народов. Зарождению этой системы права поспособствовали развитие экономики, рост рабовладения, сосредоточение в руках господствующей верхушки рабовладельческого класса торгового и ростовщического капитала и крупной земельной собственности. Все эти социально-экономические условия делали старые постановления jus civile недостаточными, появилась необходимость их поправлять и дополнять. Эта работа легла на судебных магистратов и преторов. Общая задача преторской деятельности — custodia urbis, то есть общая забота об охране внутрегородского мира и порядка. По римским воззрениям, отсюда вытекала сама собой как уголовная, так и гражданская юрисдикция преторов. По мере того, как полицейская функция все более и более сосредоточивалась в руках эдилов, преторская постепенно специализировалась именно в области юрисдикции, превращаясь таким образом в магистратуру, преимущественно судебную.

В первое время целью преторских мероприятий было восполнение пробелов jus civile. Нередко в область права вносились и весьма существенные реформы. Предписания преторов частным лицам могли в том или ином случае отличаться от того, что диктовал закон. Ввиду данного конкретного случая закон формально отстранялся, это временное изъятие фактически превращалось в постоянное, и jus civile становился «голым правом» — nudum jus Quiritium.

Источник преторского права

Одним из источников Римского права являлись эдикты преторов, содержавшие указания, при каких обстоятельствах предоставлялась судебная защита. Одни из этих эдиктов определяли общую программу преторской деятельности на весь его должностной год и содержали ряд общих правил (edictum perpetuum), другие имели в виду какие-то отдельные конкретные случаи (edictum repentinum). Каждый новый претор, составляя свой эдикт, принимал во внимание эдикты своих предшественников. Таким образом, постепенно отлагалась административно-уголовная практика преторов, и с течением времени образовалась совокупность преторских норм, переходящих из эдикта в эдикт (edictum tralaticium). Постановления преторского эдикта формально для него самого не были обязательны, но для ясности правопорядка представляло существенный интерес, чтобы претор оставался верен своим эдиктальным обещаниям. Юридические значение эдикта было усилено, так что Цицерон называл его уже «законом на год» — lex annua.

Кодификация преторского права

Юристу Сальвию Юлиану было поручено собрать, пересмотреть и привести в порядок edictum perpetuum (125—138 гг. н. э.) в целях закрепления отдельных постановлений преторского права. Edictum perpetuum не был признан законом, но особый сенатусконсульт объявил его неизменяемым, право делать дополнения было оставлено лишь за императором. Данный эдикт включал в себя две части, каждая из которых состояла из определенного числа титулов небольшого объёма. В первой части были опубликованы отдельные моменты и пункты исков, а во второй — приведены типовые формулы исков. В эдикте не было особой системы, так как содержание его складывалось исторически, в течение веков.

Литература

• [www.academia.edu/3322129/_ Зайков А. В. Римское частное право в систематическом изложении — М., 2012] – с.31-37, 45-46.
• Покровский И. А. История римского права — Спб, 1998 – с.127-132
• Римское частное право: Учебник под ред. И. Б. Новицкого и И. С. Перетерского — М. – с.20, 28-30

Отрывок, характеризующий Магистратское право (Древний Рим)

– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.