Публий Вентидий Басс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Публий Вентидий Басс (лат. Publius Ventidius Bassus; около 100 — после 38 до н. э.) — римский полководец, консул-суффект 43 года до н. э., один из немногих римских полководцев, одержавших крупную победу над парфянами, и единственный, отпраздновавший за такую победу триумф.





Детство и молодость

Публий Вентидий[1] был родом из пиценского города Аускул, который во время Союзнической войны был взят римлянами[2].

Во время триумфа Помпея Страбона 25 декабря 89 года до н. э.[3] он вместе с матерью был проведен в триумфальной процессии. По Авлу Геллию, он был ещё мальчиком и находился на руках у матери[4]. По Диону Кассию, он сражался против римлян и попал в плен[5].

Как рассказывает Авл Геллий[6], Вентидий готовил повозки и мулов для магистратов, направлявшихся в провинции, и вместе с Цезарем отправился в Галлию, где проявил усердие и стал другом Цезаря (тем не менее в «Записках о галльской войне» его имя не упоминается). Позже Мунаций Планк презрительно называл его «погонщиком мулов»[7].

В 46 году Вентидий стал народным трибуном. Возможно, упомянут Цицероном как Сабин, которому он посвящает «Оратора», в письме Требонию[8]. Цицерон упоминает Вентидия также в письме Аттику от 8 июля 44 года[9].

Гражданская война

В 43 году Вентидий был претором[10]. Когда консулы Гирций и Панса направились к Мутине против Антония, которого сенат объявил врагом, Вентидий поспешил к Риму, а затем двинулся на помощь Антонию[11]. Полководец Децим Брут в письме Цицерону от 29 апреля 43 года указывает, что не хочет дать Вентидию ускользнуть[12]. При этом силы Вентидия совершили переход через Апеннины[13]. Согласно письму Лепида, у Вентидия было три легиона[14]. Те же сведения о численности войска, которое Вентидий привёл на помощь Антонию (называя VII, VIII и IX легионы), сообщают Гай Азиний Поллион[15] и Аппиан[16].

По соглашению триумвиров Вентидий стал консулом-суффектом на конец 43 года[17]. Авл Геллий приводит насмешливые строки, которые сложили римляне по этому поводу.

Перузийская война

Вентидий командовал одной из армий в начале Перузийской войны, и Фульвия искала его помощи[18]. Столкнувшись с войском Агриппы и Сальвидиена, он отступил в Фульциний[19] и активных действий для помощи осаждённому Луцию Антонию не предпринимал. После окончания войны войско Планка присоединилось к Вентидию[20].

После соглашения Цезаря Октавиана и Марка Антония, достигнутого в 40 году, последний направил Вентидия в Азию как своего легата[21]. Пока Антоний оставался в Афинах и наслаждался жизнью, Вентидий выступил в поход (весна 39 года до н. э.).

Война с парфянами

К тому времени парфяне контролировали всю Сирию, одной из их армий командовал бывший республиканец Лабиен. Вентидий неожиданно подошёл к Тавру и выступил против Лабиена[22]. Оставаясь на возвышенности и изображая слабость, он стремился лишить парфян возможности использовать конницу. В битве Вентидий одержал полную победу, Лабиен бежал[23].

Вентидий, устроив засаду, направил конницу Помпедия Силона на гору Аман, но там отряд Силона атаковал парфянский полководец Фарнапат[24]. Силон обратился в притворное бегство, Вентидий подоспел на помощь Силону, атаковал с фланга и разгромил Фарнапата, который погиб[25].

После этой победы Вентидий завладел почти всей Сирией. Собирая деньги, он прибыл в Иудею и разбил лагерь у Иерусалима[26], требуя от Ирода помощи против парфян. За эти две победы сенат назначил Антонию молебствия (формально Вентидий считался его легатом)[27].

Крайне успешную для римлян кампанию 38 года многие авторы упоминают кратко[28], подробнее всего изложение Диона Кассия[29], а на некоторые военные хитрости обращает внимание Фронтин.

Царевич Пакор готовился к походу на Сирию. Тогда Вентидий в беседе с местным аристократом Ханнеем[30] рассказал, что больше всего опасается, что парфяне перейдут Евфрат близ города Зевгма (при этом он знал, что Ханней сочувствует парфянам и сообщит эти сведения Пакору)[31]. На то, чтобы навести мосты для переправы в этом месте, парфяне затратили более 40 дней, и Вентидий воспользовался этим временем, чтобы собрать войска[32]. Согласно Флору, парфян было более 20 тысяч, что давало им численное превосходство.

Вентидий изобразил слабость римлян и заставил врага подойти ближе к лагерю. Этим он стремился избежать парфянских стрел[33]. Когда враг был лишь в 500 шагах, неожиданная атака тяжеловооружённых римлян привела к полному разгрому парфян. Сам полководец Пакор погиб в бою[34]. Эта битва произошла в тот же день, в который пятнадцатью годами ранее погиб Красс, разбитый при Каррах[35].

После победы

После победы Вентидий приказал провезти голову Пакора по городам Сирии, и почти все они легко подчинились. Тогда он отправился в поход на Антиоха, царя Коммагены, и осадил Самосату[36]. После разгрома Пакора Вентидий послал Ироду два легиона против Антигона[37].

Антоний, завидуя успехам Вентидия, заключил мир с Антиохом и отозвал полководца[38].

Сенат дал право на триумф совместно Антонию и Вентидию, но Антоний не воспользовался этим правом[39] Триумф он отпраздновал 27 ноября 38 года до н. э.[40]. Вероятно, Вентидий умер вскоре после этого, но год смерти его неизвестен. После смерти Вентидий был похоронен за государственный счёт[41].

В массовой культуре

В пьесах

Вентидий — один из второстепенных персонажей пьесы Шекспира «Антоний и Клеопатра».

В кино

Напишите отзыв о статье "Публий Вентидий Басс"

Примечания

  1. ↑ согласно Евтропию, Луций
  2. ↑ Аппиан. Римская история XIII (Гражданские войны I) 48
  3. ↑ дата: Триумфальные фасты
  4. ↑ Авл Геллий. Аттические ночи XV 4, 3; Валерий Максим VI 9, 9
  5. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIII 51, 4
  6. ↑ Авл Геллий. Аттические ночи XV 4, 3
  7. ↑ Цицерон. Письма близким X 18, 3 (письмо № 867)
  8. ↑ Цицерон. Письма близким XV 20, 1 (письмо № 549)
  9. ↑ Цицерон. Письма Аттику XVI 1, 4 (письмо № 769)
  10. ↑ Веллей Патеркул. Римская история II 65, 3; Дион Кассий. Римская история XLIII 51, 4-5
  11. ↑ Аппиан. Гражданские войны III 66
  12. ↑ Цицерон. Письма близким XI 9, 1 (письмо № 847)
  13. ↑ Письмо Децима Брута Цицерону от 5 мая 43 года (Цицерон. Письма близким XI 10 = письмо № 854)
  14. ↑ Письмо Марка Лепида Цицерону примерно от 18 мая 43 года (Цицерон. Письма близким X 34, 1 = письмо № 866)
  15. ↑ Письмо Азиния Поллиона Цицерону, конец мая 43 года (Цицерон. Письма близким X 33 = письмо № 886)
  16. ↑ Аппиан. Гражданские войны III 80
  17. ↑ Аппиан. Римская история XVI (Гражданские войны IV) 2; Дион Кассий. Римская история XLVII 15, 2
  18. ↑ Аппиан. Римская история XVII (Гражданские войны V) 31-33
  19. ↑ Аппиан. Римская история XVII (Гражданские войны V) 35
  20. ↑ Аппиан. Римская история XVII (Гражданские войны V) 50
  21. ↑ Аппиан. Римская история XVII (Гражданские войны V) 65; Плутарх. Антоний 33
  22. ↑ Дион Кассий. Римская история XLVIII 39, 3-4
  23. ↑ Дион Кассий. Римская история XLVIII 40; Фронтин. Стратегемы II 5, 36
  24. ↑ Фронтин пишет его имя как Фарнастан, а Плутарх — как Франипат; Фарнапат — вариант Диона Кассия
  25. ↑ Фронтин. Стратегемы II 5, 37; Дион Кассий. Римская история XLVIII 41, 1-4; Плутарх. Антоний 33; Тит Ливий. Эпитома книги CXXVII
  26. ↑ Иосиф Флавий. Иудейская война I 15, 2.3
  27. ↑ Дион Кассий. Римская история XLVIII 41, 5
  28. ↑ Тит Ливий. Эпитома книги CXXVIII; Веллей Патеркул. Римская история II 78, 1; Плутарх. Антоний 34; Тацит. Германия 37; История V 9; Флор IV 9, 5-6; Орозий. История против язычников VI 18, 23
  29. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 19-20
  30. ↑ Фронтин называет его Фарнеем
  31. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 19
  32. ↑ Фронтин. Стратегемы I 1, 6
  33. ↑ Фронтин. Стратегемы II 2, 5
  34. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 20, 1-3
  35. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 21, 2; Евтропий VII 5, 2; Орозий VI 18, 23
  36. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 20, 4-5; Плутарх. Антоний 34
  37. ↑ Иосиф Флавий. Иудейская война I 16, 6; Орозий ошибочно сообщает, что Вентидий взял Иерусалим (Орозий VI 18, 24, ср. Иосиф Флавий. Иудейская война I 17, 2)
  38. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 21, 1; Плутарх. Антоний 34
  39. ↑ Дион Кассий. Римская история XLIX 21
  40. ↑ Триумфальные фасты
  41. ↑ Авл Геллий. Аттические ночи XV 4, 4

Отрывок, характеризующий Публий Вентидий Басс

– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Публий_Вентидий_Басс&oldid=77089472»