Революция через социальные сети

Революция через социальные сети
Дата 2011 год Место Белоруссия Белоруссия Причины Недовольство части населения действиями руководства страны, приведшими к финансовому кризису, девальвации белорусского рубля и резкому скачку цен. Характеристика Участники регулярно собирались в центре белорусских городов, не скандируя никаких лозунгов, призывов или требований, лишь аплодируя время от времени, выражая таким образом протест.

«Революция через социальную сеть» или акции «молчаливого» протеста — название серии гражданских акций протеста в Белоруссии, вызванных недовольством части населения действиями руководства страны, приведшими к финансовому кризису, девальвации белорусского рубля и резкому скачку цен. Акции протеста организовывались инициативными группами через социальные сети ВКонтакте и Facebook. Суть акций заключалась в том, что их участники регулярно собирались в центре белорусских городов, не скандируя никаких лозунгов, призывов или требований, лишь аплодируя время от времени, выражая протест таким образом. Первая акция прошла 8 июня 2011 года, в среду, около 19:00. Последующие акции проходили каждую среду. Исключением стала акция, проводимая на 3 июля, в День независимости Республики Беларусь. Лозунг акции: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».

Хроника

8 июня

8 июня состоялась первая акция. На центральной площади города Минска, на Октябрьской площади, в 19 часов, собралось около 400 человек, откликнувшихся на призыв в интернете прийти на главные площади городов для участия в молчаливой акции протеста «Революция через социальную сеть». В начале акции участники неорганизованно стояли отдельными небольшими группами, занимая значительную часть площади. Примерно в 19:10 участники начали стихийно аплодировать, после чего в центре площади образовалось плотное кольцо из участников акции и журналистов. Люди, стоявшие в центре кольца, исполняли под гитару песни, которые подхватывали остальные участники акции.

За ходом проводимой акции со стороны наблюдали сотрудники полка милиции спецназа, а также люди с рациями в штатском. Спецназ дежурил недалеко в стороне от собравшихся, в то время как сотрудники в штатском постоянно находились в центре событий, при этом не вмешиваясь в ход мирной акции. Примерно в 19:45 участники начали расходиться. На площади осталось только несколько десятков человек.

В Могилёве на площади Ленина возле Дома Советов собралось по призыву около 80 человек. Среди участников акции преобладала молодёжь. По словам некоторых участников акции, их во многом вдохновила акция «Стоп-бензин», прошедшая накануне в Минске.

На площади Ленина в Бресте собралось около 200 человек. Участники акции не выкрикивали лозунгов и были без транспарантов. Они прогуливались и разговаривали. Некоторые проезжавшие мимо автомобили сигналили в поддержку участникам акции. За порядком наблюдали два человека в милицейской форме, а также сотрудники КГБ. Акция длилась с 18:50 до 19:30 и завершилась аплодисментами.

На площади Ленина в центре Гомеля собралось около 200 человек. На акцию пришли известные гомельские музыканты, представители неформальных молодёжных движений.

15 июня

Предварительно, 14 июня, Генпрокуратура призвала граждан «не поддаваться на провокационные призывы и воздержаться от участия в незаконных акциях», предупредив о возможной ответственности. Самая многочисленная акция состоялась в центре Минска, на Октябрьской площади. По оценкам наблюдателей, в ней приняли участие несколько тысяч человек, однако ГУВД Мингорисполкома, в свою очередь, сообщило лишь о 500 участниках, о чём было сказано и по государственному белорусскому телевидению.

Доступ людей на Октябрьскую площадь был перекрыт, вся площадь была обнесена турникетами и оцеплена сотрудниками спецназа. На стоянках для транспорта возле Октябрьской площади были установлены запрещающие знаки. За Дворцом Республики и в прилегающих к площади дворах находились милицейские автобусы и автозаки. Закрытие прохода было под предлогом, что на площади проходят подготовительные мероприятия к параду ко Дню Независимости. На площади проходила лже-репетиция с участием студентов-физкультурников. Молодые люди стояли и проводили нечто вроде упражнений. Группа студентов занимала небольшое пространство у ступеней Дворца Республики, однако ограждение доходило почти до проезжей части, оставляя лишь небольшой тротуар для пешеходов. Автобусы (маршрут № 100), останавливающиеся на остановке «площадь Октябрьская», проезжали остановку, остнавливаясь лишь на следующей.

Около 19:00 на Октябрьскую площадь прибыл экс-кандидат в президенты Владимир Некляев, который пытался выяснить у пресс-секретаря ГУВД Мингорисполкома Александра Ластовского, почему перекрыт доступ людей на площадь, на что тот не дал однозначного ответа. Участники акции были рассредоточены возле милицейских кордонов, вдоль проспекта Независимости (по обе стороны), по улице Ленина, возле Александровского сквера, универмага «Центральный» и в других близприлегающих к площади местах.

Основное большинство людей, пришедших на площадь, собрались на углу у Дворца профсоюзов, и через проспект — на тротуаре и на ступенях, ведущих к Дому офицеров. Участников акции поддерживали проезжающие мимо автомобили, приветственно сигналя, на что участники акции отвечали бурными аплодисментами. Около 19:30 «репетиция парада» на площади прекратилась, площадь опустела, однако собравшихся по-прежнему не пропускали на площадь. Затем милиция перешла к активным действиям. Сперва аккуратно и корректно спецназовцы вытеснили людей со стороны Дома офицеров в сторону цирка, люди в основной массе перебрались через проспект и присоединились к находившимся у Дворца профсоюзов. Затем подключился ОМОН (правда, без касок и щитов, и дубинок). Участники акции поаплодировали сами себе в честь состоявшегося события, а также сотрудникам милиции (которые действовали весьма корректно) и стали потихоньку продвигаться в сторону площади Победы. Вытесненные милицией и ОМОНом участники акции прошлись незапланированным маршем вдоль проспекта Независимости вплоть до площади Победы. Водители почти каждой проезжавшей мимо машины сигналили и всячески приветствовали участников акции. Аплодисменты не прекращались до самой площади Победы. После площади Победы участники мирно разошлись — кто в метро, кто на автобусы. С противоположной стороны акции людей стали вытеснять сотрудники милиции и спецназа, к ГУМу, и зданию Национального банка, а также в стороны по улице Ленина, до площади Свободы.

По итогам акции было задержано около 135 человек. В Минске было задержано 18 человек, в Бресте — 11, Витебске — 20, Гродно — 22, в Гомеле — 5 человек. Задержания прошли также в Борисове (27 человек), Барановичах (3), по 2 человека были задержаны в Жодино и Молодечно, 19 человек — в Солигорске, 6 — в Слуцке.

22 июня

Внешние изображения
	[naviny.by/rubrics/society/2011/06/22/ic_media_infografic_116_4068/ Карта акций протеста в Беларуси 22 июня]

Внешние изображения
	[www.7fn.org/?p=4765 Разгон акции 22 июня]

В Минске возле Октябрьской площади собрались, по разным оценкам, от нескольких сотен до нескольких тысяч человек, в Бресте, Гродно, Витебске, Могилёве — 300—600 человек, Гомеле — до тысячи, Бобруйске — 500—600, Барановичах — 250. Называется различное количество задержанных в Минске: 30 (министр внутренних дел Кулешов), 200 (ГУВД Минска) и 450 (подсчёты правозащитников). 33 человека были приговорены по статье «Мелкое хулиганство» к штрафам на сумму от 70 тыс. до 1050 тыс. рублей ($14-210). Деньги на оплату штрафов были централизованно собраны через Интернет.

Всего по Беларуси милиция задержала более 400 человек в ходе несанкционированной акции. По регионам было задержано около 220 человек, в Минске — более 190 человек (в Партизанском РУВД находилось около 20 чел., в Первомайском — 20, во Фрунзенском — 25, в Заводском — 30, Ленинском — 31 человек, Советском — 15, Октябрьском — 20, Московском РУВД — около 35 человек).

29 июня

Октябрьская площадь Минска была перекрыта в связи с организацией концерта. Предварительно, во вторник и среду во многих учебных и трудовых коллективах Минска произошёл добровольно-принудительный отбор граждан для участия в культурно-массовом мероприятии на Октябрьской площади. При этом многим не пояснялось, что это будет за мероприятие. Было лишь указано, что обязательно следует быть в указанном месте в 18:00 без сумки, и что с 18 до 21 часа состоится молодёжная дискотека. Набор участников для добровольно-принудительной акции проводился среди активистов БРСМ, по профсоюзной линии, среди учителей, воспитателей д/у, студентов и преподавателей вузов. Однако очень сильный ливень привёл к тому, что в 18:00 дискотека не началась. Несмотря на проливной дождь, пришедшим было запрещено расходиться. Кроме того, они обязательно должны были расписаться о своём присутствии на площади. Было непонятно, в чём смысл этой акции. Однако именно по средам в районе Октябрьской площади около 19 часов проходят акции молчаливого пртеста, под общим названием «Революция через социальные сети».

Из-за прошедшего проливного дождя количество пришедших людей на акцию молчаливого протеста было меньше прежнего. Протестующие разбились на несколько колонн и направились в разные стороны. Задержания людей производили сотрудники милиции в штатском. В Гомеле на акцию собралось до 800 человек, в Бресте — до 600, в Гродно и Могилёве — более 500, в Витебске — около 300, в Барановичах — более 100, Бобруйске — до 100, Солигорске — 70, Кобрине и Молодечно — 50, Орше — 20, Дзержинске и Глубоком — по 15. В нескольких городах на центральных площадях проходили государственные мероприятия с принудительным участием, а в Пинске акция протеста была сорвана полностью — площадь Ленина была полностью оцеплена, а у приходящих на площадь проверяли документы; некоторых задерживали.

В Минске около 450 человек направились от Октябрьской площади на проспекте Победителей в сторону гостиницы «Юбилейная». Время от времени они аплодировали, им сигналили проезжающие автомобили. Возле гостиницы «Юбилейная» сотрудники милиции выскакивали из автобусов, выхватывали людей из толпы и затаскивали в автобусы. Около сквера возле театра оперы и балета в Минске группа из нескольких десятков человек была рассечена милицией. Часть была рассеяна (они пошли в сторону Немиги), часть задержана и препровождена в три милицейских автобуса. Автозаки были переполнены. Возле театра оперы и балета в Минске задержан гражданин Эстонии Данилов. Задержания участников акции проводились так же в районе перекрестка минских улиц Интернациональной и Янки Купалы, а также Купалы и Максима Богдановича. Вход в парк Янки Купалы был загорожен, милиция никого не пропускала. В Витебске участников акции милиция и спецназ оттеснили от площади Победы, не разрешая даже садиться на лавки. По данным правозащитников, в ходе акции задержано не менее 100 человек.

3 июля

Внешние изображения
	[euroradio.fm/report/zhorstki-razgon-aktsyi-na-3-lipenya-fotarepartazh Разгон акции 3 июля на Привокзальной площади]

Акция состоялась в День независимости Республики Беларусь. Перед этим в разных регионах страны работников госпредприятий и бюджетных организаций предупредили о недопустимости участия в несанкционированных акциях 3 июля.

Было запланировано три эпизода акции — у стеллы «Минск — город-герой» во время речи Александра Лукашенко в первой половине дня, на Привокзальной площади днём, и во время праздничного салюта вечером, но фактически состоялась только вторая акция. Пришедших на акцию протеста, журналистов и случайных прохожих массово задерживали сотрудники милиции в штатском без знаков различия. Неизвестные (предположительно, сотрудники милиции в штатском) распыляли слезоточивый газ. Правозащитники называют число в 390 задержанных по всей Беларуси, включая примерно 210 человек в Минске. Среди задержанных — 16 независимых журналистов. По состоянию на 6 июля была неизвестной судьба нескольких десятков задержанных тремя днями ранее. Задержанным инкриминируется мелкое хулиганство, и они осуждаются на небольшие сроки ареста.

Во время молчаливой акции на Привокзальной площади к железнодорожному вокзалу на чёрном «Мерседесе» с тонированными стёклами подъехала супружеская пара. Молодые люди на всю громкость включили песню Виктора Цоя «Перемен!» и слушали её, сидя в своём автомобиле. К машине подошёл дежурный сотрудник ГАИ, потом подъехала патрульная машина и трактор-эвакуатор. Люди в штатском достали парня-пассажира и затолкали его в микроавтобус, а за руль «Мерседеса» сел сотрудник ГАИ. Парню-пассажиру суд дал 10 суток (неофициальная информация), его жена осталась на свободе. Так же оштрафовали за неправильную парковку, а машину отогнали на штрафстоянку.

В независимых СМИ так же получил огласку факт задержания в Смолевичах ребёнка в возрасте 1,5 лет вместе с дедушкой, за то, что они играли на площади в «Ладушки». Их обоих доставили в отделение. Ребёнок был сильно напуган, он плакал в участке, и от перенесённого стресса уснул прямо за столом, где сотрудник РУВД составлял протокол. Полуторагодовалого спящего ребёнка (Яна) милиционеры, в конце концов, отдали матери, которая, узнав от случайных свидетелей, что её родные задержаны, тут же прибежала в РУВД. Был составлен протокол задержания и на дедушку, Владимира Чайчица заставляли его подписать. Когда мужчина попытался написать свою версию произошедшего на площади, к нему тут же подскочил майор РУВД и вырвал протокол. Подчинённым был дан приказ написать, что обвиняемый отказался подписывать документ. На замечание задержанного, что даже приговорённый к смерти имеет право на последнее слово, майор милиции ответил в очень грубой форме. 7 июля состоялся суд, и В. Чайчица обвинили в неподчинении милиции и оштрафовали на 1 млн. 50 тысяч белорусских рублей.

Но самым шокирующим фактом стало задержание в этот день беременной женщины, доставленной в Октябрьский РУВД г. Минска. По словам свидетеля её задержания, Раховского Олега Николаевича, когда она попала к ним в автозак, все задержанные упрашивали сотрудников милиции отпустить беременную женщину, но получили отказ в грубой и вульгарной форме. По словам Раховского после этого задержания женщина потеряла долгожданного ребёнка.

6 июля

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=pSW5smDD5iM Съёмка скрытой камерой процесса задержания и составления протокола в РУВД]

Внешние видеофайлы
	[www.1tvnet.ru/video/show/revolyuciya-v-belorussii-otmenyaetsya.html Об акциях РЧСС на видеопортале 1Tvnet.ru (Первое Интернет Телевидение)]

6 июля в Минске белорусская милиция ограничила доступ на площади, которых в столице было более десяти, на которых планировали собраться участники акции. На подступах к местам сбора, в различных местах города собралось по несколько десятков человек. На Октябрьской площади, на которой собирались участники акции наиболее часто, вокруг неё, и на прилегающих улицах присутствовало повышенное количество сотрудников правоохранительных органов, усилены меры безопасности. Сотрудники органов были преимущественно в штатском, по 3—4 человека; отличить их можно было по пристальному вниманию к окружающим (некоторых из которых они останавливали для короткого опроса о цели местоприбывания), наушникам радиопередатчиков, и рациям. Среди задержанных, по свидетельству очевидцев, были так же фотокорреспонденты.

Другими местами сбора были объявлены площадка возле Национальной библиотеки, возле Дворца спорта на проспекте Победителей, возле Дома культуры железнодорожников. Акция проходила сразу в 9 точках (по одному в каждом из районов города). Не менее 100 человек собралось в Заводском, Ленинском, Московском и Советском районах, во Фрунзенском районе — около 200. События акции разворачивалась по стандартному сценарию: вначале сотрудники милиции в форме предлагали людям, собравшимся на площадях, немедленно разойтись, на что собравшиеся отвечали аплодисментами. Сразу появлялись группы неизвестных в штатском, которые, применяя грубую физическую силу, хватали протестующих и заталкивали их в специальные автобусы или автомобили — преимущественно без номерных знаков. Среди задержанных так же оказалась семья с двухлетним ребёнком (из Борисова), и выгуливающий собаку мужчина (из Вилейки) (забрали обоих), а также несколько проезжающих в это время рядом велосипедистов. У операторов и фотографов, которые всё это в тот момент снимали, выбивали камеры из рук и отнимали запись.

Возле Ледового дворца (ул. Притыцкого), у которого собралось около 200 человек, в 21:00 сотрудники в штатском избивали ногами людей по лицу, и таскали их по земле. Возле торгового центра «Титан» (Московский район) во время акции задержали более 10 человек, среди них были девушки. Их всех задерживали люди в штатском. Задерживание происходило весьма жестоко, одну из девушек буквально тянули по асфальту. Всего возле торгового центра «Титан» к 20:00 собралось, по разным оценкам, от 70 до 100 человек. Люди в штатском снимали всё происходящее на видео. Задержания начались примерно в 20:15.

Сотрудники милиции, одетые в штатское, весьма недружелюбно реагировали на журналистов, которые собрались в местах предполагаемого проведения акций, так, их вытесняли с площадки возле Дворца спорта. При этом велась оперативная видеосъёмка. Сотрудники милиции заявили, что не дадут журналистам снимать фото- и видеоматериалы, даже если акция будет проходить. В тот же вечер оперативники задержали съёмочную группу НТВ и несколько белорусских журналистов.

Всего по Беларуси милиция задержала более 200 человек в ходе несанкционированной акции. В Минске было задержано более 100 человек, по регионам — более 90 человек. Основные задержания прошли у Национальной библиотеки в Минске, на площади Бангалор, в Московском районе (около центра «Титан»), у Дома культуры МТЗ. В микрорайоне Серебрянка задерживали покупателей, выходящих из гипермаркета. Среди задержанных были и журналисты, в том числе российские. В Минске на остановке возле Академии наук задержана правозащитник Екатерина Садовская. Всего было задержано 25 представителей белорусских и зарубежных СМИ, в том числе съёмочная группа НТВ. Акции протеста состоялись также в Витебске, Бресте, Гродно, Могилёве, Бобруйске, Борисове, Молодечно, Пинске и многих других городах республики. 7 июля начались судебные процессы над задержанными, которых обвиняют и осуждают по статье Кодекса об административных правонарушениях 17.1 «Мелкое хулиганство», приговаривая к различным срокам ареста (от 5 до 15 суток) и штрафам.

В Гродно был оштрафован инвалид без одной руки, за участие в акции протеста. Однорукому «оппозиционеру» присудили выплатить 1 миллион 50 тысяч белорусских рублей (более 200 долларов) за то, что он хлопал в ладоши в публичном месте. Ещё одного участника молчаливой акции протеста, Олега Алексюка, суд наказал штрафом, который превышает размер его зарплаты. Когда Алексюк уведомил об этом суд, ему дали десять суток административного ареста за участие в несанкционированной акции и ещё пять — за неповиновение милиции.

В Минске задержана россиянка Дукмасова с несовершеннолетним сыном и доставлена в Московское РОВД Минска. В соответствии с постановлением суда гражданка России Дукмасова была признана виновной в совершении мелкого хулиганства — нецензурной брани в общественном месте (инкриминируемое постоянно почти всем участникам этих акций), возле дома № 104 по проспекту Дзержинского (торговый центр «Титан», возле которого 6 июля проходила акция молчаливого протеста). Она была оштрафована на 10 базовых величин. Дукмасова подала в суд на обжалование решения суда. В своей жалобе она заявила, что инкриминируемых ей действий не совершала, и вину не признала. В пояснении суду она указала, что 6 июля около 20:00 вместе со своим несовершеннолетним сыном Григорием Перельманом находилась возле магазина «Сандрик», где была «беспричинно задержана работниками милиции». Она отметила, что «в основу вынесенного судом постановления были положены письменные показания работника милиции В. А. Чернявского, свидетельствующего, что задержанная выражалась нецензурной бранью. Однако в протоколе об административном правонарушении свидетель Чернявский не значится». По её мнению, суд не предпринял необходимых мер для полного и объективного рассмотрения данного дела. 18 июля Дукмасова обсудила сложившуюся ситуацию с российским консулом в Минске.

В Москве у посольства Беларуси движением «Солидарность» вечером была проведёна акция молчаливой поддержки действиям гражданских активистов в Беларуси. Похожая акция прошла в Стокгольме и Киеве.

Всего с 15 июня по 6 июля было задержано 1800 человек.

13 июля

За несколько часов до начала акции белорусские власти заблокировали доступ к сайту «ВКонтакте», где образовалось интернет-сообщество «Революция через социальную сеть». В эту среду первоначальные сборы были объявлены у центральных универмагов, магазинов и торговых центров столицы — «Беларусь», «Европейский», «Чкаловский», «Рига», «Корона», а также ресторане «Максибис». Затем собравшиеся должны были двигаться к ближайшей станции метро, выходить на обозначенных станциях и двигаться по центральному проспекту — Независимости, навстречу друг другу. Местом встречи и была намечена площадь Якуба Коласа.

Акция прошла в новом формате. Участники акции были намерены задействовать мобильные телефоны, которые должны зазвонить ровно в 20:00 во многих белорусских городах. На мелодии будильника было решено поставить песню Виктора Цоя «Перемен!».

В Минске на площади Якуба Коласа было задержано около 25—30 человек. Также был задержан и корреспондент «Радио Свобода» Олег Груздилович. Процесс задержания участников пытались снимать журналисты, которых тут же стали разгонять сотрудники милиции в штатском, кроме того, они закрывали объективы фото- и видеокамер, хватали журналистов за руки. У оператора агентства Reuters попытались отнять камеру. Сотрудники ОМОНа оттеснили часть людей с площади. В поддержку протестующим сигналили проезжающие мимо автомобилисты, из многих авто так же звучала песня Виктора Цоя «Перемен». Против протестующих на площади были направлены многочисленные группы неизвестных в штатском. При этом они демонстративно нарушали законы и применяли грубую физическую силу. Людей задерживали так же и до начала акции. Всего в ходе акций молчаливого протеста 13 июля было задержано не менее 100 человек. На площади Якуба Коласа в Минске задержания проводила большая группа людей спортивного телосложения в гражданской форме, которыми командовал также одетый в гражданскую одежду замначальника ГУВД Минского горисполкома Игорь Евсеев. Как только у участников акции протеста зазвонили телефоны, силовики стали затаскивать их в автозаки. Всем задержанным предъявлены обвинения по стандартной схеме: за мелкое хулиганство, неподчинение требованиям властей или же за якобы публичную нецензурную брань в общественном месте. И, при этом, всех случаях свидетелями выступают сотрудники милиции. Часть задержанных подверглась административным арестам на срок от 3 до 15 суток, часть оштафована.

На вопрос журналистов о том, кто задерживает участников акции «Революция через социальные сети», а также препятствует работе журналистов, официальный представитель правоохранительных органов Минска, затруднился ответить: «Не знаю, кто задерживает граждан. В Минске милиции много», — сказал пресс-секретарь городского управления внутренних дел Александр Ластовский.

Кроме Минска, акции и задержания проводились также в Гомеле, Бресте, Могилёве (на Ленинской улице, возле диагностического центра), Витебске, Жодино, Слуцке, Солигорске и ряде других городов. Вновь среди числа задержанных было немало случайных людей. Так, например, в Гомеле был задержан итальянский предприниматель, совладелец одного из городских кафе.

В Новополоцке на акции на Центральной площади собралось около 150 человек. Когда участники стали аплодировать, к ним подбежали неизвестные в штатском и задерживали наиболее активных. Двоих участников протестующим удалось отбить у силовиков.

Акции протеста с каждым разом набирают обороты — если акции 3 июля прошли в 14 населённых пунктах страны, то 6 июля уже в 23-х, а 13 июля в 24-х. Кроме Беларуси, 16 июля акции поддержки прошли так же в Вильнюсе и Лондоне.

• BelRevJuly13c.jpg

  Акция на площади Якуба Коласа, Минск

• BelRevJuly13f.jpg

  Задержание одного из участников сотрудниками в штатском

• BelRevJuly13g.jpg

  Задержание одного из участников сотрудниками в штатском

• BelRevJuly13i.jpg

  Оттеснение журналистов, снимающих задержание участника акции

20 июля

Следующие акции мы будем расценивать
как выпад не только против власти, но и народа.
Соответственно будем вести себя в рамках закона.
Бери, читай закон и смотри, что будет.

А. Лукашенко, 17.06.2011

В Минске было решено вернуться к прежнему месту проведения акции — Октябрьской площади.

Примерно в 18:25 началось пошаговое перекрытие сотрудниками ГАИ движения частного автомобильного транспорта на подъездах к месту организации акции по проспекту Независимости. Автотранспорт направляли в объезд, не пуская на проспект, пропускали только общественный транспорт. Время от времени сотрудники ГАИ пропускали небольшое количество автотранспорта, дозируя поток машин по проспекту. Таким образом, мимо площади проезжало совсем мало автомобилей в час пик.

В эту среду на Октябрьской площади участников собралось меньше, чем неделю назад. Вокруг самой площади, стояло много микроавтобусов без номеров, автобусы «ПАЗ». Рядом с ними находились люди в штатском и сотрудники ГАИ. Милицейские автобусы также расставлены за домами, прилегающими к Октябрьской площади, и на площади Свободы, возле минской ратуши.

В 19:22 сотрудники спецназа оцепили часть Октябрьской площади со стороны универсама «Центральный» и начали вытеснять людей в сторону площади Свободы. Несколько десятков участников акции, аплодируя, тронулись в сторону этой площади. Сотрудники спецназа рассекли толпу на две части. Одна часть двинулась сторону развлекательного комплекса «Журавинка» на берегу реки Свислочь, другая — попыталась свернуть на проспект возле ГУМа. Группа людей в штатском с рациями вновь направила их в сторону улицы Интернациональной. Участники начали скандировать «Жыве Беларусь!».

В 19:32 начались задержания участников акции. На перекресток улиц Интернациональной и Ленина подъехал автобус без номеров, из которого начали выскакивать молодые люди в штатском. Было задержано как минимум шесть человек, которых увезли в неизвестном направлении. Остальные участники акции двинулись в сторону кинотеатра «Победа», куда также подъехал автобус. Тут было задержано несколько человек, в том числе сотрудник «Еврорадио» Тимофей Скибенко. Возле кинотеатра продолжились задержания. Люди в штатском грубо заталкивали людей в автобус. Была задержана Елена Лиховид, мать активиста движения «За свободу» Никиты Лиховида, осуждённого по делу о массовых беспорядках в Минске 19 декабря 2010 года. По предварительной информации, в УВД Центрального района было доставлено 16 человек, задержанных во время акции. Пресс-служба оргкомитета по созданию партии «БХД» сообщила о задержании неизвестными в штатском двух своих активистов — Ольги и Владимира Хиневичей. Всего в Минске было задержано более двух десятков человек, хлопавших в ладоши, в том числе женщины. Всех задержанных провожали в автобусы под аплодисменты.

Акции поддержки прошли в Киеве (в 14:00) возле белорусского посольства, во Львове (в 14:00) возле Оперы, в Донецке. На 21 июля белорусские студенты Кракова (Польша) запланировали акцию солидарности с демонстрантами. Участники акции решили пройти вокруг главной площади, хлопая в ладоши.

27 июля

Акция была значительно меньшей, чем предыдущая. Предположительно, в Минске, явное участие в ней приняло всего около двух десятков человек. Хотя по формату данной акции в этот день было трудно определить более точное количество. Такими же немногочисленными были акции и в регионах, например, в городах Могилёве, Слониме. В этот раз протестующие решили собраться в разгар рабочего дня на центральных рынках (в Минске местом сбора был назначен Комаровский рынок). Было решено группироваться на рынке возле неработающих ларьков и стоять возле них с 13:00 до 13:30 местного времени. При этом протестующие планировали обозначить себя белыми ленточками и сжатыми в кулаки руками, не совершая никаких активных действий (не хлопать, не включать рингтоны мобильных телефонов и т. п., чтобы не провоцировать силовиков на задержание). К месту проведения акции также прибыли родственники находящихся в заключении активистов белорусской оппозиции, которые так же никаких действий не предпринимали. Также на Комаровский рынок приехал временный поверенный США в Беларуси Майкл Скэнлон с двумя другими американскими дипломатами. Несмотря на визуально неопределённое количество протестующих, из которых лишь несколько отважились обозначить себя белыми ленточками, на Комаровке хорошо были заметны несколько сотен характерных личностей в штатском, сотрудников милиции, ГАИ, милицейского спецназа. Вдоль улиц Кульман и Куйбышева примерно через каждые 10 метров были расставлены сотрудники ГАИ, а за самим рынком, по улице Кульман стояли три автобуса с людьми в штатском, дежурил автомобиль «УАЗ». Кроме того, на всех близприлегающих к рынку улицах и во дворах, расположенных рядом домов, стояли автобусы без номеров, в которых также сидели люди в штатском.

В Могилёве протестующие (около десяти человек) собрались на Виленском мясном рынке. Из телефонов некоторых участников звучала песня Виктора Цоя «Перемен». В Слониме на молчаливую акцию пришло всего три человека. Кроме запланированных акций на рынках, от 10 до 30 человек собрались в Бобруйске, Бресте и Могилёве на площадях, которые в предыдущие среды были определены местами для проведения акций молчаливого протеста. В самом Минске, на Октябрьской площади, не предпринималось явных попыток повторно провести акцию (тем не менее, на площади предусмотрительно была повышенная концентрация сотрудников милиции). В целом, данная среда не прошла без задержаний и в Минске.

3 августа

Вилейка стала единственным городом в Беларуси, где несколько человек всё же вышли на площадь, и где произошли задержания. При этом в этом городе встреча скорее оказалась спонтанной, в Вилеейке никто не координировал акцию с администраторами РЧСС. Несколько знакомых случайно встречились на площади, и поаплодировали женщине, которая в частной беседе сказала им, что собирается уехать из Беларуси. Сразу после этих аплодисментов на группу знакомых налетели сотрудники и попросили проверить документы. У кого были документы, предъявили их, но и после этого не были отпущены. Всех посадили в подогнанную машину и повезли в отделение для «уточнения личности» (в маленьком городе, где сотрудники милиции и без того знают их в лицо). В машину посадили всех троих ребят, и, кроме того, саму мать трёхнедельного ребёнка, вместе с коляской и ребёнком. После мать с ребёнком отпустили, а на ребят составили протокол «об участии в несанкционированном митинге».

17 августа

Несмотря на то, что организаторы интернет-сообщества «Революция через социальную сеть» объявили о перерыве в мероприятиях до сентября, акция состоялась в Гомеле (без координации с администрацией РЧСС) в 19:00 возле фонтана у цирка около площади Восстания. На акцию собрались примерно 20—25 человек, милиции ещё больше. Сотрудниками ГАИ был задержан Дмитрий Корешков, когда он собирался уезжать на своем автомобиле.

Изменение формата движения и прекращение активных акций протеста

В конце июля движение «Революция через социальные сети» решило принять организованную форму и структурироваться. Основой движения решено сделать автономные группы сопротивления, «мини-организации», состоящие из 3—20 человек, с организацией через сетевой центр и при помощи контактов между этими группами. В проведении акций протеста организаторы решили сделать перерыв на неопределённое время.

По поводу временного прекращения акций, член организационного комитета по созданию «Беларускага руха» (подготавливающего крупную акцию протеста «Народный сход» по всей Беларуси на 8 октября 2011 года) Винцук Вячорка высказался, что надо уважать демократическое решение самих участников интернет-сообщества:

Чисто такой творческий, для разбирающихся, протест с демонстративной театрализацией, наверное, дошёл до своей верхней границе. Наша власть показала, что, в отличие от польской власти времен Ярузельского, она не боится выглядеть смешно, нелепо, возмутительно. А как иначе, если дубасили людей, которые ничего вообще не делали?! Ведь когда в Польше были акции театра «Оранжевая альтернатива», там у власти хватало мозгов не трогать актёров и тех, кто к ним присоединялся.

Ясно, что рисковать, идти на заведомое избиение или арест люди все же должны идти с ясной сформулированной идеей. И, наверное, наступает как раз то время — ясной сформулированной идеи.

Активист Объединённой гражданской партии Александр Степаненко, который сам отсидел пять суток за участие в молчаливых акциях, высказался, что надо объединяться и работать сообща, и что, возможно, новую идею участники молчаливых акций найдут совместно с организаторами осенних Народных сходов. При этом и сами организаторы Народных сходов не отказываются от подобных контактов.

Так же с конца июля вырабатывается новая концепция — «Меловая революция» в рамках РЧСС. Её цели — написание мелом на асфальте возле административных зданий, и в других людных местах, лозунгов протеста.

В конце июля Вячеслав Дианов, один из трёх администраторов группы «Революция через социальные сети», согласился, что движение пошло на спад, и инициатива может зайти в тупик. Он сам заявил, что ему пока не хватает ни политического опыта, ни авторитета в Беларуси. Он признал свои ошибки и ошибки группы в связи с нехваткой опыта в подобной деятельности. Как выход из сложившейся ситуации он предложил сформировать совет из политиков, аналитиков, политологов и известных личностей, которые будут добавлены в руководство группы. Так же он обратился к участником с вопросом обсуждения дальнейших действий. Многие известные белорусские политики, общественные деятели и представители независимых гражданских объединений поддержали идею создания совета по организации протестов. Инициативу доверить «планирование акций и стратегии профессионалам и авторитетным людям», более 80 % людей, которые участвовали в голосовании на странице интернет-сообщества «ВКонтакте». На идею создания совета откликнулись очень известные люди Беларуси. Первая встреча потенциальных членов совета прошла в режиме интернет-конференции.

3 августа акции протеста уже не проводились. В Минске Октябрьская площадь была абсолютно свободна, не было даже оперативников в штатском. На площади были лишь стандартные два сотрудника, дежурящих, как обычно на площади, и немногочисленные прохожие, не имеющие отношения к акции.

Итоги акций

По словам самих организаторов акций, целью всех акций протеста являлось избавление от страха и информирование населения о том, что перемены в Беларуси будут и они необратимы. По мнению участников акций, они показали, что в республике не всё так хорошо, как показывает белорусское телевидение. За время проведения акций А. Г. Лукашенко обвинили в нарушении прав человека многие международные организации (ООН, ОБСЕ, ЕС и т. д.), МИДы ряда стран (США, России, Польши, Германии и др.), а также неправительственные правозащитные организации.

В свою очередь, Президент Республики Беларусь А. Г. Лукашенко, выступая 9 декабря 2011 года на 41-м съезде ОО «БРСМ», заявил:

…Когда спецслужбы определённых стран попытались развернуть так называемую «революцию через социальные сети», мы нашли информационные способы противостоять им, ничего не перекрывая в интернете, … и впредь все должны знать: если на нас нападут — мы будем защищаться. И поверьте, сумеем себя защитить. … Более того, мы делаем интернет все более доступным. Но достижениями техники, к сожалению, пользуются все, в том числе поджигатели бунтов, компьютерные жулики и террористы…

Также он пояснил и рассказал, что предотвратить:

«революцию через социальные сети» смогли «благодаря двум десяткам молодых ребят, которые пришли и сделали своё дело».

Администраторами группы был сформирован совет из политических и общественных представителей Беларуси, на котором было решено направить работу РЧСС в следующие направления:

 — Август-сентябрь — информационное направление и проведение локальных акций. Помощь в агитации, направленной на проведения Народного схода и сбор подписей на него.

 — Сентябрь — продолжение информационной работы, локальные акции и работа, направленная на конкретные слои населения: студенты (акции у входа в ВУЗы), рабочие (на входе у заводов).

 — 21 сентября в 19:00 — массовая акция протеста по всей стране; возобновление акций протеста в изменённом формате.

 — 8 октября — «Народный Сход», на котором планировалось дальнейшее направление деятельности РЧСС — как народ решит, так и будет.

Продолжение акций последовало 21 сентября.

Акции протеста задержанных

Белорусский гражданский активист Максим Винярский, который был осуждён за участие в акции молчаливого протеста 6 июля, в день помещения в жодинский изолятор объявил голодовку в знак протеста против решения суда. Уже на второй день голодовки у Винярского начались проблемы со здоровьем.

В минском Центре изоляции правонарушителей по улице Окрестина сухую голодовку объявил Юрий Салодкий, задержанный вечером 3 июля на Привокзальной площади столицы. Он был осуждён на 13 суток ареста.

Голодовку объявила группа осуждённых, отбывающая аресты в Гродненском изоляторе временного содержания (ИВС). Среди них поэт и публицист Юрий Гуменюк (получивший 12 суток ареста), политический активист Дмитрий Бондарчук, а также несколько журналистов, среди которых Андрей Денисов (получивший 10 суток ареста).

Задержания журналистов и препятствия работе

• 15 июня было задержано 9 представителей СМИ.
• 22 июня было задержано 9 представителей СМИ. В Лиде был избит журналист телеканала «Белсат» Сергей Карпенко. Его задержали после того, как, встретив друга, на месте проведения акции протеста, журналист начал разговаривать на белорусском языке. Одев на него наручники, милиционеры потащили его к милицейской машине. Рядом с машиной журналиста начали избивать два милиционера на глазах его жены: ударили по почкам, разбили до крови голову. Скорую помощь вызвали только в милицейском участке, куда привезли задержанного. Доктора сказали, что на раны необходимо наложить швы. До ближайшего медицинского учреждения потерпевшему журналисту пришлось идти пешком.
• 29 июня задержали 13 репортеров и фотокорреспондентов. В ходе несанкционированной акции в Минске был задержан фотокорреспондент агентства «Интерфакс-Запад» Павел Поташников. Фотожурналиста задержали вместе с ещё тремя фотокорреспондентами, и не давали позвонить. Так же было задержано трое журналистов газеты «Комсомольская правда». В ходе акции была разбита видеокамера телеоператора агентства «Рейтер» Владимира Костина. В Бресте были задержаны журналисты Милана Харитонова и Алесь Левчук. В Минске на Октябрьской площади повторно был задержан фотокорреспондент радио «Свобода» Владимир Гридин (при задержании его избили, а также ему разбили светофильтр от камеры). При задержании участников акции некоторых из них грубо толкали на металлические ограждения. В частности, в этом незаконном применении физической силы пострадала фотокорреспондент БелаПАН Ольга Клещук. Так же была задержана девушка — видеооператор телеканала «Белсат», задержан фотокорреспондент «БелГазеты» Вадим Замировский, корреспондент газеты «Наша ніва» Алесь Пилецкий. Спецназовцем незаконно был избит видеооператор БелаПАН Василий Семашко (у него была рассечена бровь). Семашко снимал задержание граждан возле выставочного центра «Белэкспо». Возле Дворца профсоюзов был задержан журналист БелаПАН Вадим Шмыгов. На журналистское удостоверение, предоставленное им, сотрудники милиции никак не отреагировали.
• 3 июля в РУВД было доставлено 16 репортеров и фотокорреспондентов. За работу в праздничный день 3 июля административным арестом на срок от 6 до 12 суток суды наказали четверых журналистов.
• 6 июля, в Минске и регионах на улицах было задержано 24 белорусских и зарубежных представителей СМИ, в том числе съёмочная группа НТВ. При этом не все были отпущены после выяснения личности. В Минске во время задержания был избит до крови журналист газеты «Народная воля» Иванов, которого доставили в Центральный РУВД.
• 13 июля был задержан корреспондент «Радио Свобода» Олег Груздилович. Процесс задержания участников на площади Якуба Коласа начали снимать журналистов, снимающих процессы задержания участников акции, разгоняли сотрудники милиции в штатском, кроме того, они закрывали объективы фото- и видеокамер, хватали журналистов за руки. Сотрудники правоохранительных органов пытались задерживать журналистов, препятствовали их работе, грубо себя вели, ставили подножки и били по ногам. Была предпринята попытка задержания корреспондента БелаПАН Антона Тараса. Его схватили двое в штатском, и без объяснения причин поволокли его в сторону автобуса, однако после предъявления удостоверения журналиста его отпустили. Так же пытались задержать Антона Мотолько (tut.by). У оператора агентства Рейтер попытались отнять камеру. Журналист немецкого телеканала задал вопрос пресс-секретарю ГУВД Мингорисполкома Александру Ластовскому, что за люди в штатском с рациями нападали на журналистов. Ластовский заявил, что не может ответить на этот вопрос. Когда один из граждан спросил: «Что за бандитские группировки действуют в городе, которые хватают людей и увозят в неизвестном направлении на машинах без номеров», Ластовский ответил, что сотрудников милиции в городе много и он всех знать не может.
• 20 июля был задержан сотрудник «Еврорадио» Тимофей Скибенко (через 15 минут был отпущен).

Обращение журналистов в Генпрокуратуру

13 июля белорусские журналисты обратились в Генеральную прокуратуру республики с жалобой на задержания представителей прессы во время молчаливых акций протеста, которые проходят в Минске и других городах. Это заявление журналистов ряда изданий о необоснованных задержаниях корреспондентов при проведении несанкционированных массовых мероприятий, изъятии у них фото-, видеоматериалов и профессиональной техники. Под коллективным заявлением о неправомерных, по их мнению, действиях сотрудников милиции поставили подписи несколько десятков журналистов. После рассмотрения жалобы генеральный прокурор Беларуси Григорий Василевич направил министру внутренних дел Анатолию Кулешову письмо, в котором напомнил о правах журналистов, освещающих митинги и другие акции протеста оппозиции. В его письме было указано, что:

Права и обязанности журналистов определены законом «О средствах массовой информации», согласно которому журналист имеет право в порядке, определённом законодательством, присутствовать по заданию редакции на массовых мероприятиях и передавать оттуда информацию.

Также в данном письме указывается, что и сотрудники органов внутренних дел «наделены полномочиями по временному ограничению или запрещению доступа граждан на отдельные участки местности и объекты, а также вправе обязать покинуть определённые места для обеспечения личной и общественной безопасности», а также что «Указанные полномочия могут быть реализованы и в отношении представителей СМИ».

20 июля 2011 года Генеральный прокурор РБ Григорий Василевич выступил с заявлением, в котором отметил, что правоохранители должны быть одеты в форму и должны предупреждать всех участников о том, что они нарушают законодательство и общественный порядок. По вопросу служебной формы генпрокурор оговорился и подчеркнул, что исключения в данном случае могут быть, в зависимости от задачи. Генпрокурор посоветовал журналистам не находиться в гуще событий и среди, как он выразился, правонарушителей. По поводу того, что акции 13 июля журналистов грубо толкали и пытались повредить технику, вызвало негативную оценку: «это неправильно», заявил Г. Василевич. Также Генпрокурор отметил, что впоследствии против нарушивших законодательство сотрудников могут приниматься меры и будет поднят вопрос о дисциплинарной ответственности. Также он отметил, что сотрудники органов должны соблюдать белорусское законодательство. Г. Василевич проинформировал, что 15 июля он направил министру внутренних дел Анатолию Кулешову письмо, в котором подчеркивается обязанность соблюдения прав журналистов. Генпрокурор отметил, что сотрудники внутренних дел должны быть одеты по форме или должны представляться. «Если же они не в форме, то они обязаны представляться, так как вы должны знать, кто предъявляет к вам требования», — заявил работник прокуратуры.

Мнения

Александр Лукашенко, выступая на торжественном собрании по случаю Дня Независимости, заявил:

Топаньем, хлопаньем, мычанием, рычанием на площадях, на улицах проблем не решишь. И самое главное — денег-то не заработаешь. И все, кто рычат и мычат на площадях, мы посмотрели на них. Это не бедные люди, так что же им нужно? Нужен хаос и безобразия в стране. Этого мы допустить не можем. Государство имеет ресурсы и силы для того, чтобы поставить на место всех тех, кто нарушает законы и Конституцию.

7 июля он же заявил, выступая в Шклове:

Эта вся шелудивая масса небольшая, которая топчется на площадях, не то мычит, не то топает, не то кричит. Они хотят воспользоваться моментом. Они прекрасно понимают, что каждый день мы из этого положения, паники, которую создали сами в начале года, будем выходить, и мы выходим. Вся эта пятая колонна понимает: ещё три месяца — и люди забудут, что у нас где-то какие-то цены поднялись, другие проблемы возникли, и тогда уже оснований топать и мычать не будет. Какая эта оппозиция: сегодня в СМИ пошли предложения, чтобы экономически задушить Беларусь. Это опять новый виток начался. Это враги народа, эта пятая колонна, поэтому им всё плохо.

Генеральный прокурор Республики Беларусь Григорий Василевич призвал сотрудников правоохранительных органов быть максимально корректными и соблюдать законодательство во время пресечения несанкционированных акций, при этом так же напомнив, что «флэш-мобу, как заранее спланированной массовой акции, где участники выполняют заранее оговоренные действия, даже в странах с давними демократическими традициями обычно противодействует полиция, используя и силовые методы».

Юрист правозащитного центра «Вясна» Валентин Стефанович наблюдал за рассмотрением административных дел задержанных во время акции молчаливого протеста. Он проанализировал результаты рассмотрения аналогичных административных дел в райсудах столицы 22 июня, и отметил некоторые общие тенденции, что все задержанные обвинялись по одной статье — статье 17.1 Кодекса об административных правонарушениях «Мелкое хулиганство». Правозащитник сказал по этому поводу:

По рапортам и протоколам об административных правонарушениях, составленных на этих граждан, все они «ругались матом на проходящих мимо граждан у дома № 23 на проспект Независимости». Получается, что они массово ругались матом в одном месте. Только что-то я этого там, на проспекте, не заметил.

Организаторы акции «Народный сход» (митинг, состоявшийся 8 октября одновременно в Минске и во всех городах Беларуси), обратились к участникам акции, высказав своё восхищение их мужеством. Они убеждены, что массовые аресты и угроза репрессий только на время могут приглушить протест, но он будет нарастать в скрытой форме и, в конце концов, выплеснется на площади белорусских городов.

По словам Вячеслава Дианова, одного из инициаторов кампании «Революция через социальные сети», он получил непроверенную информацию, что для подавления молчаливых акций протеста наряду с милицией и ОМОНом привлекаются досрочно освобождённые уголовники. Также он отметил, что волонтёрами постоянно собираются деньги на содержание арестованных во время акций. Также постоянно поступают деньги на оплату штрафов через правозащитный центр «Вясна».

Официальный представитель госдепартамента США Виктория Нуланд заявила, что США «обеспокоены все более деспотичной тактикой, которую белорусские власти применяют в отношении демонстрантов и журналистов во время еженедельных мирных акций протеста, которые начались в июне». Госпожа Нуланд потребовала от белорусских властей освобождения всех политзаключённых в Беларуси без предварительных условий и уважения права белорусского народа, в том числе на свободу собраний.

Ещё ранее Палата представителей Конгресса США одобрила законопроект, предусматривающий введение ряда санкций против Беларуси за нарушение прав человека. Устным голосованием 6 июля был принят документ под названием «Закон о демократии и правах человека в Беларуси от 2011 года» и направлен на рассмотрение сената.

Официальный представитель МИД РФ Александр Лукашевич подчеркнул в эфире «Россия-24», что МИД неоднократно высказывался о своей озабоченности подобными проявлениями со стороны белорусских властей. Александр Лукашевич также отметил, что российские журналисты в последнее время довольно часто становятся жертвами таких проявлений.

Как отметил белорусский аналитик Юрий Хащеватский, несмотря на демонстративную жестокость, властям не удается подавить акции протеста. Он так же напомнил, что, по опросам белорусского Независимого института социально-экономических и политических исследований, около 70 % граждан Беларуси обвиняет в кризисе в стране президента Лукашенко.

16 июля Верховный представитель ЕС по внешней политике Кэтрин Эштон выступила с осуждением по поводу очередных задержаний в Беларуси 13 июля участников акций «молчаливого протеста» против политики президента страны Александра Лукашенко. По её словам, она сожалеет по поводу жёстких действий белорусских властей в отношении граждан, которые выходят на мирные акции с тем, чтобы, не нарушая закона, выразить своё недовольство происходящим в стране. Так же она призвала Минск освободить всех арестованных и осуждённых за участие в протестных акциях. г-жа Эштоно отметила, что нынешние выступления протеста в Беларуси проходят на фоне тяжелейшего за последние двадцать лет в стране экономического кризиса, сопровождающегося растущей инфляцией и высоким уровнем безработицы.

Эксперт вашингтонского Центра анализа европейской политики Питер Доран (Peter Doran) в интервью «Радио Свобода» (по поводу письма на имя Тимоти Гейтнера, министра финансов США и руководителя американского представительства в МВФ, в котором шесть сенаторов призвали его голосовать против выделения кредита Беларуси) заявил, что нынешний экономический и политический кризис в Беларуси подтолкнул А. Лукашенко к краю ближе, чем когда-либо прежде. Также он сказал:

Поскольку валютный кризис усугубил общую экономическую ситуацию, все больше обычных граждан возмущаются политикой властей. Это проявляется в организованных и стихийных протестах в Минске. … Ключевой момент в этом письме — подчеркнуть вот это сотрудничество между США и ЕС после декабрьских выборов и выработать совместную позицию США и Европы относительно финансовой помощи Беларуси. А также послать сигнал оппозиции, что Запад оценивает лукашенковский режим как неприемлемый и хотел бы избавиться от него.

Один из авторов самого письма, министру финансов США, сенатор Джозеф Либерман, в данном интервью сказал, что:

Я вместе с коллегами по Сенату написал письмо министру финансов США с предложением противодействовать выдаче новых кредитов МВФ для правительства Лукашенко, потому что мы считаем, что такие средства будут использоваться только Лукашенко, чтобы поддержать его нелегитимное и репрессивное правление.

Мы надеемся, что США и Евросоюз могут работать вместе в ближайшие недели, чтобы дать понять, что международное сообщество не намерено субсидировать продолжение захвата власти Лукашенко. Мы должны твёрдо стоять на стороне белорусского народа, чье мужество вдохновляло нас всех в Конгрессе, и усиливать давление на Лукашенко. Я с нетерпением жду того дня, когда Беларусь наконец вернется в евроатлантическое сообщество свободных наций, и я все больше уверен, что этот день не за горами.

Министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский в интервью британской газете «Financial Times» 2 августа высказался, что Лукашенко должен брать пример не с Мубарака или Каддафи, а с последнего коммунистического лидера Польши, генерала Ярузельского, подавшего в отставку после достижения соглашения с оппозицией о проведении демократических выборов. Так же он добавил, что:

Причина белорусских экономических трудностей и политической изоляции — в системе «луканомики» в экономике и политической сфере. Поэтому я считаю, что тема для дискуссии с господином Лукашенко — это переход Белоруссии к демократии и его уход из власти.

Противодействие властей организаторам акции «Революция через социальные сети»

В начале июля в квартирах брестских администраторов группы «Революция через социальные сети» «ВКонтакте» Евгения Скребца и Сергея Алексиевича прошли обыски под странным предлогом. В качестве юридического основания для обыска милиция и сотрудники в штатском предъявляли постановление об обыске по уголовному делу о так называемом поджоге Дома правосудия 15 мая в Минске. В обеих квартирах администраторов изъяли компьютеры, электронные носители информации, бумаги и визитные карточки. Ещё накануне акции 3 июля сотрудники милиции заблокировали в квартире Евгения Скребца. Около его подъезда дежурили две машины с сотрудниками милиции.

Подобным образом пытались блокировать шестнадцатилетнего Сергея Алексиевича, однако тому удалось убежать, но его задержали в тот же день на площади Ленина. Попытку задержания Сергея Алексиевича 6 июля во время очередной молчаливой акции, проводимой в Бресте, засняли на видео, которое разошлось по многим ресурсам в интернете. На данной видеозаписи видно, как прохожие отбивают от сотрудников в штатском парня, который просто прогуливается по улице. Во время данного конфликта неизвестный человек сорвал журналистский бэдж с корреспондента «Брестской газеты» Станислава Коршунова и угрожал разбить голову молодому человеку, который снимал события на камеру. Руководитель правозащитного центра «Вясна» Алесь Беляцкий, считает, что это — неприкрытое политическое преследование.

Руководство Белорусского радио внесло песню Виктора Цоя «Перемен!» в список запрещённых к воспроизведению (трансляции) песен. Ещё ранее власти «не рекомендовали» радиостанциям ставить в эфир белорусские группы, поддерживающие выступления против Лукашенко 19 декабря 2010 года — «Ляпис Трубецкой», «NRM», «Крамбамбуля», «Крама», а также российские коллективы «ДДТ», «Тараканы!».

Конституция Республики Беларусь.
Раздел II. Личность, общество, государство.
Статья 35.

Свобода собраний, митингов, уличных шествий,
демонстраций и пикетирования, не нарушающих
правопорядо и права других граждан Республики Беларусь,
гарантируется государством. Порядок проведения
указанных мероприятий определяется законом.

Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко

29 июля Совет министров внёс на рассмотрение в белорусский парламент законопроект «О внесении изменений и дополнений в закон Республики Беларусь „О массовых мероприятиях в Республике Беларусь“», предусматривающий ответственность за несанкционированное «массовое организованное бездействие». Согласно данному документу, когда планируется «совместное массовое присутствие граждан в заранее определённом общественном месте (в том числе под открытым небом) и установленное время для совершения заранее определённого действия или бездействия» нужно получать разрешение городских властей на проведение акции. Как уточняется, белорусские власти должны санкционировать «бездействие, организованное, в том числе через глобальную интернет или иные информационные сети». В данном законопроекте закреплено право милиционеров и сотрудников спецслужб «производить фотосъёмку, аудио- и видеозапись участников массовых мероприятий, осуществлять пропускной режим». Также сотрудники органов внутренних дел получают право проводить личный досмотр граждан и их вещей. Юристы в вопросе по принятому законопроекту (направленному на борьбу с акциями «молчаливого протеста», проходящими в Беларуси по средам), замечают, что в случае принятия документа в Беларуси можно наказать будет даже за стояние в очереди.

Данный законопроект относится в том числе к пикетированию, на которое необходимо получать разрешение городских властей, «совместное массовое присутствие граждан в заранее определённом общественном месте (в том числе под открытым небом) и в установленное время для совершения заранее определённого действия или бездействия, организованное в том числе через глобальную компьютерную сеть интернет или иные информационные сети для публичного выражения своих общественно-политических настроений или протеста». За подобные бездействия предусматривается административное наказание, такое же, как за пикет, — штраф в сумме нескольких так называемых базовых величин (в пересчете максимальный размер штрафа может быть около $250) или административный арест от 5 до 15 суток. Как отметил политолог Виктор Демидов относительно данного законопроекта:

Документ показывает, насколько власти напуганы акциями «молчаливого протеста», проходящими нынешним летом. Тем более что их организует вовсе не «штатная» оппозиция, давно прирученная и резвящаяся в отведённом ей маленьком загончике. Акции «Революции через социальные сети» стали действительно народными, они организуются через «ВКонтакте» и другие социальные сети, власти не могут ими управлять. Вот и борются всеми доступными методами.

Законопроектом также предусмотрено, что «организаторам собрания, митинга, уличного шествия, демонстрации и пикетирования запрещено привлекать к участию в них граждан за материальное вознаграждение. (…) Порядок проведения массовых мероприятий на территориях, где имеются недвижимые материальные историко-культурные ценности и их охранные зоны, определяется местными исполнительными и распорядительными органами». Данный законопроет позволяет местным властям запрещать любые акции в центре почти любого города.

Белорусский юрист Вадим Мельников так сказал по этому законопроекту:

В кругу юристов этот законопроект тут же получил название «больше трёх не собираться». Понятно, что за бездействие можно карать, скажем, некое ответственное лицо при выполнении им своих служебных обязанностей, Но ни в одной стране мира не наказывают людей, которые вышли на улицу постоять-помолчать. Не скандируя лозунгов, без флагов и транспарантов. Только в Белоруссии таких людей арестовывают и судят. Такое вот своеобразное ноу-хау. А теперь, если следовать букве закона, наказывать нужно будет и за стояние в очереди, скажем, в торговый ларек.

Политический обозреватель Юрий Дракохруст сказал по данному законопроекту:

Александр Лукашенко неоднократно подчеркивал, что белорусская власть в своих действиях идет «от жизни». Это, в частности, проявилось и в новом законопроекте. Когда начинались «молчаливые» акции, их организаторы очень гордились тем, что поймали власти в юридическую ловушку: а мы будем собираться и просто молчать, вести себя так, как ведут обычные прохожие, и что вы нам сделаете? Теперешняя юридическая новелла оформляет сложившуюся практику: считать правонарушением массовое присутствие граждан в одном месте для «загодя определённого действия или бездействия». Абсурдность закона просто отражает абсурд жизни, от которого идут белорусские законодатели.

13, 20 и 27 июля незадолго до начала акций протеста в стране блокировался доступ к vkontakte.ru. В Twitter неизвестные заполняют информационным мусором хэштэги, относящиеся к РЧСС.

Условия заключения задержанных и правовые нарушения по отношению к задержанным

Елена Лиховид (мать политзаключённого Никиты Лиховида), которая была задержана во время акции молчаливого протеста в Минске, рассказала корреспонденту газеты «Народная воля» о своём пребывании в неволе. Комментируя действия в суде, она отметила, что законные права обвиняемого нарушаются на каждом шагу. Суд на ней состоялся в суде Центрального района столицы. Ещё до начала судебного процесса она требовала встречи наедине со своим адвокатом Дарьей Липкиной, в чём ей безосновательно отказали. В ходе судебного процесса адвокат потребовала о конфиденциальном разговоре со своей подзащитной, в чём суд отказал. Только после того, как Дарья Липкина попросила внести этот отказ в протокол судебного заседания, суд разрешил нам поговорить наедине в отдельной комнате на три минуты. Кроме того, Елене Лиховид отказали в том, чтобы на суде присутствовали близкие и родные. Сотрудники милиции, которые выступали в суде, говорили, что они знают обвиняемую, видели и задерживали её на улице Ленина, указав, что хлопала в ладоши и топала ногами, чем препятствовала движению пешеходов. Хотя, по словам самой Елены Лиховид, эти сотрудники не имели никакого отношения к её задержанию, и её задерживали совсем другие люди. Для вынесения приговора судья Войцехович даже не вышла в совещательную комнату, что даёт основания полагать, что решение было известно ещё до начала «разбирательства». Приговор был оглашён на месте — 10 суток.

Елена Лиховид была отправлена отбывать наказание в тюрьму на Окрестина. Помещена в камеру, где вместе с ней находилось шесть человек — все участники акции. Позже посадили ещё двух женщин, попавших за решётку за бытовые правонарушения. В камере находились спальные места, умывальник и туалет. Спальных мест всем не хватало, и одному человеку приходилось спать на бетонном полу. Кормили трижды в день — утром овсяная каша (либо сильно пересоленная, либо не солёная вообще). На обед — суп, который больше напоминал воду, в которой плавает парочка капустных кусочков или несколько горошинок. На второе — каша — перловая или рисовая с подобием хлебной котлеты. На ужин — чай, который сильно пах содой. Заключённым было запрещено передавать еду с воли — только воду и соки. Трое последних суток своего ареста Елена Лиховид провела в карцере спецприемника-распределителя на Окрестина, в камере-одиночке, в которую её перевели без всяких объяснений. За все 10 дней заключения под стражей заключённых ни разу не выводили на прогулки, хотя ежедневные прогулки для заключённых предусмотрены законом, и сама Лиховид настаивала на этом, как и на других установленных законом правилах спецприемника-распределителя. Также она ежедневно требовала, чтобы, согласно внутреннему распорядку учреждения, регулярно проветривались камеры, что должно происходить не менее 14 раз в сутки, в то время как проветривание иногда осуществлялось лишь 2 раза в день.

После своего заключения Елена Лиховид сказала:

Я стала сильнее. Если те, кто отправил меня «на сутки», думают меня этим сломать, то ничего у них не получится. Наоборот, после отсидки я поняла, что эта система установила во мне такой сильный моральный стержень, сломать который будет очень и очень непросто. Мне уже не страшно. Те, кто работает в этой карательной системе, не понимают одного: их тюрьма воспитывает в человеке волю. И делает человека более сильным. И у меня уже просто нет права опускать руки, нужно бороться, чтобы хоть что-то в стране изменилось к лучшему …

Константин Мыслитский в одном из своих комментариев «ВКонтакте», рассказал, что когда его забирали, он видел, как одна бабушка получила от сотрудника сильный удар в грудь, после чего её из РУВД увезла скорая. В камере, в которую поместили самого Мыслитского, сидел также один из участников акции молчаливого протеста, который был жестоко избит сотрудниками милиции. В суде над ним была озвучена версия, что он сам стал на колени и бился головой об бордюр, и именно эта версия и была поддержана судьей. Так же константин Мыслитский указывает, что заявления потерпевших просто игнорируются — «Вы мол, сами себе эти травмы нанесли».

15 июня во время акции молчаливого протеста в Минске сотрудниками спецназа и УВД Центрального района был задержан Сергей Андросенко. Во время задержания он был избит спецназовцем в автобусе. Повторно его избили в Центральном РУВД, куда доставили вместе с другими задержанными участниками акции. Во время его избиения в кабинете находилось не менее шести сотрудников милиции, которые наблюдали за происходящим. Андросенко угрожали составлением протокола о том, что он якобы был пьян и ругался матом. На следующий день после двойного избиения Сергей Андросенко обратился с заявлением в прокуратуру о возбуждении уголовного дела, к которому было приложено видео и фото. Также в заявлении было указано и на наличие свидетеля произошедшего избиения. Однако прокуратура Центрального района Минска не усмотрела в избиении Сергея Андросенко общественно опасного деяния и отказала в возбуждении уголовного дела.

Продолжение акций протеста после перерыва

Первая акция прошла 21 сентября, последняя 12 октября 2011 года.

21 сентября

Проводимая в Минске акция состоялась на проспекте Независимости на отрезке от гостиницы «Минск» до площади Октябрьская (вход в метро) по правой стороне проспекта (сторона ГУМа, Макдональдса) c 19:00 до 20:00. За акцией следили послы государств ЕС. Посол ЕС в Беларуси Майра Мора в этот день на пресс-конференции в Минске заявила, что за действиями властей в ходе данной акции протеста будет внимательно наблюдать Европейский союз. Она подчеркнула: «Это будет очень важно видеть, что случится сегодня. Мы наблюдаем за всем, что происходит в Беларуси. Но это будет показательно».

Впервые организаторы выдвинули 10 требований к властям. Они начинаются с экономических требований, а заканчиваются политическими и культурными. Общим лозунгом акции 21 сентября стало: «Хватит терпеть! — рост цен, девальвацию, беспредел милиции, государственную пропаганду и обещания власти». Уже в 17.30 была заблокирована социальная сеть «Вконтакте». На запланированном для акции участке присутствовало большое скопление сотрудников в штатском и спецназа, а на Октябрьской площади находился замначальника ГУВД Мингорисполкома Игорь Евсеев. Возле «Макдоналдса» присутствовало много сотрудников милиции и журналистов. Почти через каждые 10—20 метров стояли сотрудники ГУВД Мингорисполкома и КГБ с видеокамерами. Участники акции себя почти никак не проявляли, как только люди начинали хлопать — к ним подходили сотрудники милиции и угрожали задержаниями. Лишь примерно в 19:40 группа людей (окло 100 человек), собравшихся у «Макдоналдса», стала активно хлопать в ладоши и скандировать лозунг «Перемен!». Проезжающие мимо автомобили поддерживали, сигналя. Когда стало хлопать большое количество людей — милиционеры отошли. Одна из женщин выкрикнула лозунг белорусской оппозиции «Жыве Беларусь!» и её поддержало несколько человек. Задержаний не происходило. Точное количество участников утверждать невозможно, так как местом акции был избран всегда многолюдный участок проспекта Независимости. В Бобруйске на акцию пришли около 30 человек, в Солигорске — около 10, в Бресте — около 50, в Могилёве — около 50. Во время акции в Слуцке были задержаны 3 человека (из всего около 10 участников.

Наибольшее количество участников после Минска вышло в Гомеле (в котором, в отличие от других городов, акции не прекращались) — около 100 человек. Периодически участники акции хлопали в ладоши, один из автомобилей несколько раз проехал мимо площади с песней Виктора Цоя «Перемен». Гомельская акция прошла без задержаний, однако перед её началом возле своего дома на улице Книжной был задержан активист оппозиции Константин Жуковский. Во время задержания Жуковский был избит спецназовцами, во время чего Жуковскому сломали ногу. Первоначально его отвезли в Железнодорожный отдел, где допрашивали, почему его телефон обозначен в приглашениях на «Народный сход», который в Гомеле состоится 8 октября возле ДК «Випра» на улице Юбилейной. После его перевезли в Центральный райотдел милиции для составления административного протокола. И только через 5 часов его отвезли в больницу скорой помощи, затем к нейрохирургу в областную больницу, затем — в изолятор. На суде активист ходатойствовал вызвать врача, жалуясь, что болят нога, голова, шея и руки, что ногу врачи перед этим даже не осматривали. Однако ходатайство не было удовлетворено, и в перерывах между заседаниями суда Константина Жуковского к врачам также не возили. 22 сентября суд Центрального района Гомеля Марина Домненко наказала Константина Жуковского 15-ю сутками ареста: 7 — за якобы нецензурную брань во время ареста, 8 — за якобы сопротивление милиции.

28 сентября

В Минске акцию запланировали провести после футбольного матча «БАТЭ» — «Барселона», после 23:50 (ориентировочно с 00:00 до 01:00), пройдясь от стадиона «Динамо», на которой состоялся матч, до Октябрьской площади, аплодируя по дороге, и на самой площади. Однако на этот раз акция, назначенная на столь позднее время, почти не состоялась по причине её малочисленности. В регионах Беларуси акции протеста в этот день, назначенные на 19:00, также были малочисленны и прошли без задержаний.

12 октября

Акция прошла только в Гомеле. Акция прошла с 19:00 до 19:30, и была немногочисленна.

Акции после прекращения активной деятельности

Помимо еженедельника РЧСС, активисты организации время от времени проводили отдельные локальные акции. Так, 23 марта 2012 года в минском торговом центре «Столица» (пл. Независимости) молодёжные активисты «Молодого фронта» и кампании «Революция через социальную сеть» провели акцию, приуроченную к «Дню Воли». Молодые люди (Анастасия Шулейко и Михаил Костко) запустили под купол торгового центра бело-красно-белый флаг. Молодые люди позже были задержаны (в районе кафе «Союз-онлайн», которое находится в здании Дома офицеров, рядом с Октябрьской площадью) и осуждены в тот же день в суде Московского района Минска.

24 апреля 2012 года активисты кампании прикрепили к автобусу № 100 центрального минского городского маршрута № 100 плакат «Игнор Выборам 2012», в рамках кампании «Игнор 2012». Автобус проехал так весь свой маршрут.

Еженедельник РЧСС

Акции молчаливого протеста, как и в предыдущий раз, угасают. Администраторы-руководители акций изменяют тактику работы, начиная её более агитационной. В конце октября выходит первый выпуск организации — «Еженедельник РЧСС», планируемый выходить в каждые выходные, предназначенный для самостоятельной печати и распространения самими участниками группы.

Последствия для властей за «запрет аплодировать на публике»

13 сентября 2013 года белорусский президент Александр Лукашенко стал лауреатом Шнобелевской премии мира 2013 года. Премия ему была присуждена за «запрет аплодировать на публике». Вместе с ним премию разделила белорусская милиция за «арест за аплодисменты однорукого человека», произошедший 6 июля в Гродно. Однако организаторы церемонии вручения премии так и не смогли выйти на контакт с политиком и лично пригласить его получить награду.

См. также

• Дианов, Вячеслав Рафэкович

Ссылки

• [vk.com/futuremovement Официальная страница инициативной группы Революция через социальную сеть] в социальной сети «ВКонтакте»
• [nn.by/?c=ar&i=56779 Затрыманьні 3 ліпеня, відэа]

Отрывок, характеризующий Революция через социальные сети

Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.