Богородице-Рождественский монастырь (Владимир)

Монастырь
Богородице-Рождественский монастырь
Страна	Россия
Город	Владимир
Конфессия	Православие
Епархия	Владимиро-Суздальская
Тип	мужской
Основатель	великий князь Всеволод Юрьевич
Первое упоминание	1191
Настоятель	игумен Кирилл (Сурков)
Статус	Объект культурного наследия РФ № 3310025000
Сайт	[брм33.рф Официальный сайт]

Богородице-Рождественский монастырь — монастырь Владимиро-Суздальской епархии, расположенный в городе Владимире. До основания Троице-Сергиевой обители — главный центр монашеской жизни в Северо-Восточной Руси. Из монастыря происходит Лаврентьевская летопись.

История

В 1191 году великий князь Всеволод Юрьевич, избрав во Владимире (в среднем городе-кремле) место к восточной стороне, в осыпи около Ивановских ворот, положил начало мужскому монастырю.

В летописи обозначено время основания под летом 6699 (1191/1192): «тогож лета заложи великий князь Всеволод церковь каменну во граде Володимери Рожество св. Богородицы августа в 22 день при епископе Иоанне». При закладке церкви присутствовал сам великий князь и весь его двор. В то же время в монастыре установлено общежительство и на содержание пожалованы от великого князя многие села и угодья. Руководство Рождественским монастырем осуществляли игумены (до 1230 года) при том, что игумены Симон и Митрофан, один после другого, были во Владимире епископами.

С 1230 года монастырём стали управлять архимандриты. Рождественская обитель стала называться великою архимандриею и до времен царя Иоанна Васильевича значилась первой в числе русских монастырей. С половины XIII до начала XIV века всероссийские митрополиты, перенёсшие первосвятительскую кафедру из Киева во Владимир, имели пребывание в Рождественском монастыре, который считался их кафедральным.

Монастырь в XIII-XIV веках

В 1214 году Юрий Всеволодович избрал Рождественского игумена Симона во епископа в Суздаль. 14 марта 1227 года на место Симона, по избранию того же князя игумен Митрофан посвящён в Суздальского епископа митрополитом Кириллом, бывшим тогда во Владимире.

В 1230 году, по избранию племянников Юрия Всеволодовича Рождественский первый архимандрит Кирилл посвящён во епископа Ростовского.

В 1237 году, при нашествии Батыя на Владимир, настоятель монастыря архимандрит Пахомий был убит татарами, а с ним и вся братия монастыря были побиты, а сам монастырь разграблен и опустошён.

23 ноября 1263 года в церкви Рождественского монастыря был погребён великий князь Александр Ярославич Невский, скончавшийся 14 ноября в Городце, на обратном пути из Орды. Когда великокняжеский престол был перенесен из Владимира в Москву, то великие князья, из уважения к предку своему князю Александру Невскому, делали значительные вклады в Рождественский монастырь. Так Иоанн Данилович Калита в 1328 году в духовном завещании писал: «а что есть прикупил сельцо на Киржаче у Прокопья у игумена, другое Леонтьевское, третье Шараповское и то даю св. Александру себе в поминанье»; Иоанн Иоаннович в духовной 1356 года писал: «село Павловское дал есмь св. Александру в прок себе в память»; сын его Дмитрий Иоаннович в первой духовной 1371 года подтверждает: «а что отец мой князь великий дал село Павловское к святому Александру того не подвигнуть». В его же духовной грамоте 1379 года сказано: «а из моих сосудов серебряных дадут к святей Богородице в Володимир блюдо великое серебряное с кольцы».

В 1388 году Рождественский архимандрит Павел посвящён митрополитом Пименом во епископа Коломенского на место епископа Герасима.

Монастырь в XVI веке

В 1517 году по соборному избранию и соизволению великого князя архимандрит Геннадий поставлен во епископа Суздальского.

В 1566 году архимандрит Иоаким участвовал на соборе в Москве и был порукою по князе Михаиле Ивановиче Воротынском, а также был на соборе 1580 года, о неотнятии у монастырей вотчин и неприкупании новых с крестьянами.

В 1584 году архимандрит Герман был на соборе об оставлении вотчин при монастырях.

В 1598 году архимандрит Варлаам находился в Москве на соборе и подписал грамоту об избрании на царство Бориса Феодоровича Годунова.

Монастырь в XVII веке

Современные музыковеды считают архимандрита Исайю (в миру Иван Тимофеевич Лукошко) одним из крупнейших мастеров знаменного пения, представителем её «усольской» школы. В 1613 году архимандрит находился при избрании на царство Михаила Федоровича и подписался под избирательной грамотою первый после епископов. В 1605 году архимандрит Исайя стал духовником Лжедмитрия I. Он же 22 июня 1619 года был при поставлении на патриарший престол ростовского митрополита Филарета. А 28 сентября 1645 года архимандрит Иона присутствовал на венчании на царство Алексея Михайловича.

В 1667 году ехавшие на Большой Московский собор греческие патриархи — Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, в бытность свою во Владимире и уважив его древность и знаменитость, по прибытии в Москву, с соизволения царя Алексея Михайловича и по совету патриарха Иоасафа, пожаловали архимандриту Рождественского монастыря Филарету право носить на мантии скрижали и употреблять в служении посох архиерейский, на что дали и грамоту; с этого времени архимандрит Филарет стал называться преподобнейшим. В этом же году Филарет был на Московском соборе об исправлении книжном и о разных обрядах церковных и он же 30 ноября этого года получил повеление вручить грамоту патриарху Никону о прибытии из Воскресенского монастыря в Москву, а 1 декабря находился при низложении Никона в числе соборян.

В 1672 году архимандрит Викентий исправил житие св. Александра Невского, составленное по повелению царя и великого князя Иоанна Васильевича иеромонахом Михаилом.

Монастырь в XVIII-XIX веках

14 июля 1723 года архимандрит Сергий получил Высочайший указ императора Петра I о перенесении в С.-Петербург мощей св. князя Александра Невского, находившихся с 1381 года открыто, в церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Последние архимандриты Рождественского монастыря Павел и Платон Петрункевич были членами святейшего синода.

Ещё в 1561 году, по воле царя Иоанна Васильевича и по грамоте всероссийского митрополита Макария, дано было первенство Троицко-Cepгиеву монастырю и Владимирско-Рождественский был поставлен вторым, а по устроении Александро-Невского монастыря с 1720 года поведено считать его третьим, но монастырь этот по древности своей и преимуществам, какие отдавались его настоятелям, всегда был в непосредственном ведении всероссийских митрополитов, потом патриархов и наконец в зависимости от святейшего синода в числе ставропигиальных.

В начале XVIII столетия, как видно из переписных книг города Владимира, составленных в 1715 году ландратом князем Артемием Ухтомским, в Рождественском монастыре было 64 человека монашествующих, в том числе два архимандрита, шесть иеромонахов и пять иеродиаконов. Из сохранившейся переписной книги того же времени, по переписи обер-инспектора Семена Никифоровича Коровина, оберкоменданта Андрея Федоровича Боркова и коменданта Андрея Михайловича Вешнякова «Володимерскаго посаду посадским и ямским и всякого чину градским жителям» видно, что Рождественского монастыря служек было 96 дворов на монастырской земле в слободке Макаровке подле посаду, бобылей 13 дворов и 5 дворов служек приписного к Рождественскому монастырю Спасского Златовратского монастыря.

16 июля 1744 года по указу императрицы Елизаветы Петровны было решено учредить из синодальной области Владимирскую епархию и обратить ставропигиальный Рождественский монастырь в архиерейский дом, для назначенного тогда вновь епископа Платона во Владимир, так как до сего времени архиереи имели своею резиденциею городе Суздале. До учреждения в 1764 году штатов, монастырь имел 7899 душ крестьян и самый архиерейский дом содержался его доходами. В 1789 году, по соединении Владимирской епархии с Суздальской, епископ Виктор переехал на пребывание в Суздаль, а Владимирский архиерейский дом поступил в гражданское ведомство и в нём разместился генерал-губернатор Заборовский. В 1797 году епископ Виктор, донося святейшему синоду, что Владимирский архиерейский дом, за выбытием из него генерал-губернатора, остается праздным, представлял своё мнение о переводе сюда второклассного Царе-Константинова монастыря, — но в 1798 году, пред путешествием императора Павла I в Казань, из святейшего синода последовал указ о пребывании преосвященному по-прежнему во Владимире, и епископ Виктор переехал из Суздаля, заняв во Владимире Рождественский монастырь. С этого времени Владимирские архиереи имеют постоянное пребывание монастыре.

Монастырь Рождественский, где была кафедра епископская, близ собора стоит на месте прекраснейшем, высоком, на берегах реки Клязьмы; зала в нём прелестнейшая, проспектом. Впрочем, строения в том монастыре немного и окружностию не велик; ограда каменная небольшая и башень мы не приметили. Удивило нас, что монастырь был из первейших, а строения в нём немного.

— Платон (Левшин), 1792

24 августа 1858 года Император Александр Николаевич осматривал в монастыре древнюю церковь Рождества Пресвятой Богородицы и распорядился провести её реставрацию. В 1869 году архитектор-реставратор Н. А. Артлебен совместно с Д. Корицким распорядились снести храм домонгольского времени и под видом реставрации выстроили на его месте новый.

Трагедия XX века

В период с 1918 по 1991 на территории монастыря размещались отделы ВЧК (ОГПУ, НКВД, КГБ), здания следственного изолятора.

При Сталине на территории бывшего монастыря осуществлялись расстрелы и захоронения репрессированных (1930-1950-е годы).

Возрождение монастыря

В 1991 году в период празднования 800-летия основания обители, положено начало её возрождению. Заново построен монастырский собор. По своему облику он не имеет ничего общего с предшественниками.

Источник

• Сойкин П. П. Архіерейскій домъ, бывшій Рождественскій монастырь, во Владимірѣ // Православные русские обители: Полное иллюстрированное описание православных русских монастырей в Российской Империи и на Афоне. — СПб.: Воскресение, 1994. — С. 195. — 712 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-88335-001-1.

Литература

• Боголюбов-Рождество-Богородицкий мужской монастырь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Богородице-Рождественский монастырь (Владимир)

– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.