Сельхозтехникум (микрорайон)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Микрорайон
Сельхозтехникум
Город:

Всеволожск

Первое упоминание:

1500 год

Прежний статус:

мыза, деревня

Год включения в черту города:

1963

Прежние названия:

Рябово

Почтовые индексы:

188643

Телефонные коды:

81370

Координаты: 60°02′21″ с. ш. 30°38′48″ в. д. / 60.03929° с. ш. 30.646733° в. д. / 60.03929; 30.646733 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=60.03929&mlon=30.646733&zoom=14 (O)] (Я)

Сельхозте́хникум (также Те́хникум) — микрорайон города Всеволожска, находится в северной его части на территории бывшей мызы Рябово, один из наиболее старых исторических районов города[1].





Геологические особенности

Расположен на Румболовско-Кяселевской островной, холмисто-камовой возвышенности, сложенной песками, валунными супесями и суглинками[2].

Географическое положение

Находится на возвышенности в северной части Всеволожска на территории ограниченной с юга Дорогой жизни (А128), с запада Колтушским шоссе, с севера микрорайоном Кяселево, с востока лесным массивом и озером Круглым (Бездонным). Высота центра микрорайона — 68 м.

Ближайшие микрорайоны
Северо-запад: Кяселево Север: Кяселево Северо-восток:
Запад: ЦРБ Восток: Бернгардовка
Юго-запад: Котово Поле, Всеволожск Юг: Румболово Юго-восток: Деревня Хаккапелиитта

История

Первые поселения на территории нынешнего Всеволожска были упомянуты ещё в Писцовой книге Водской пятины 1500 года — среди них три деревни Рябово[3]: «Рябово»[4], «Рябово Новое»[5] и «Рябово Владыкино»[6].

В период шведского владычества деревни Рябово на картах не упоминались[7][8][9][10][11].

В писцовой книге 1712 года по Санкт-Петербургскому и Шлиссельбургскому уездам мыза Рябово не указана[12].

В ходе Северной войны мызу Рябово Пётр I подарил своему сподвижнику и фавориту Александру Меншикову[3].

В 1727 году, мыза Рябово уже упоминается на карте Ингерманландии А. Ростовцева, но к востоку от места нынешнего расположения, в верховье Мельничного ручья[13]. Согласно ревизским сказкам в мызе числилось 12 человек мужского пола[14].

  • При императрице Aнне Иоанновне (17301740 гг.), мызой владел герцог Бирон
  • В 17431747 годах, мызой владел Егор Иванович Пашков, вице-губернатор Петербургской губернии
  • В 17481761 годах, владелицей мызы была его жена Марфа Васильевна Пашкова, совместно с камерпажем будущего императора Петра III, Михаилом Ивановым
  • В 1762 году, мыза Рябово числится по переписи в вотчинном владении генерала Афанасия Степановича Исакова и коллежского советника Александра Ульяновича Саблукова
  • В 1764 году мызу Рябово получает в приданое дочь А. У. Саблукова
  • В 1773 году Екатерина Александровна Мордвинова (супруга видного военного инженера М. И. Мордвинова), продала имение, доставшееся ей в приданое от отца Александра Ульяновича Саблукова, придворному банкиру Ивану Юрьевичу Фридриксу за 20 000 рублей.

С 1774 по 1779 год мызой владел банкир Императорского двора, барон Иван (Иоганн) Юрьевич Фридрикс (Фредерикс), основавший в ней сыроварение, мелиорацию и плавку чугуна, а также построивший первый на территории будущего Всеволожска храм — 400-местную кирху во имя св. Регины, ставшую центром Рябовского лютеранского прихода. Вступив во владение мызой Рябово в 1774 году, Иван Юрьевич решил осушить окрестные леса. За три года мелиоративных работ, в сторону Токсова был проложен магистральный канал длиной около 8 километров, шириной около 4 метров и множеством впадающих в него малых каналов общей длиной около 120 километров. Были пробиты 14 просек шириной 30 метров, по которым были проложены дороги и построено множество мостов.

Барона привлекала идея организовать на своих землях место для празднеств, охотничьих выездов и прочих развлечений столичной знати, включая императрицу. Он даже пытался построить на Румболовской горе дворец для Екатерины II. По проекту переустройства мызы архитектора Е. И. Шрётера им были начаты работы по разбивке регулярного парка, производилось рытьё подземных ходов от заложенного дворца, но воплотить свои замыслы в жизнь барон не успел, им были выстроены лишь деревянный господский дом, службы, большие оранжереи и сад.

Во время прокладки каналов, в окрестных болотах была обнаружена железная руда, залегавшая пластами, и в ней «до 100 фунтов по плавильной пробе 35 фунтов хорошего железа в себе содержали». Из неё Фридрикс организовал выплавку железа, спрос на которое в Петербурге был очень велик.

Осушенные земли барон засевал озимой рожью. Кроме того он завёз в имение породистый молочный скот. Дело в том, что Иван Юрьевич основал в своём имении производство сыров, занятие для России тех времён необычное и передовое. Для этого под Румболовской горой было выстроено здание из красного кирпича. Здание сыроварни 1774 года постройки, дошло до наших дней и является самым старым зданием в городе Всеволожске. В конце XIX века в здании сыроварни работала щёточная фабрика, в начале XX века размещался лазарет для раненых на фронтах Первой мировой войны, после революции — детсад, в годы Великой Отечественной войны — дом отдыха, где жили лётчики — 43 Героя Советского Союза, после войны прокат лыж, столовая, база отдыха «Снежинка». Сейчас в здании бывшей сыроварни барона Фридрикса располагается Всеволожский историко-краеведческий музей (основан в 1988, открыт в 1990 году)[14].

После его смерти в 1779 году, владельцем имения стал его сын Густав Иванович Фридрикс. Общая площадь мызы Рябово, составляла тогда 8408 десятин. К ней относились деревни: Бабино, Губки, Кяселево, Корнево, Минулово, Пугарево, Румболово, Углово.

В декабре 1808 года, мызу покупает надворный советник И. Э. Эртель (по другим данным — петербургский обер-полицеймейстер Ф. Ф. Эртель). Затем Эртель продаёт усадьбу жене коллежского советника Н. Я. Толстого, графине Алевтине (Елизавете) Ивановне Толстой, у которой 25 мая 1818 года её купил богатейший русский помещик, камергер Всеволод Андреевич Всеволожский[15].

За четыре года, В. А. Всеволожский создал на месте старой, новую усадьбу с большим французским парком. Парк был разбит на основе дикорастущих деревьев и дополнен высаженными дубами, липами, лиственницами, соснами, елями, берёзами, клёнами и декоративным кустарником. На восточном склоне холма был разбит фруктовый сад и выстроены оранжереи, где посреди зимы зрели персики, виноград, ананасы и земляника. Рядом был построен ресторан «Каламбурини». В поместье было налажено производство листового железа и белой жести.

После смерти в 1836 году В. А. Всеволожского выяснилось, что только казённых долгов Всеволода Андреевича осталось «три миллиона сто восемьдесят восемь тысяч семьсот семьдесят три рубля сорок пять копеек; да частных долгов разным лицам, по закладной на Рябово и по обязательствам до миллиона пятисот тысяч рублей», вследствие чего имение отшло в казну[14].

РЯБОВА — мыза принадлежит наследникам покойного Действительного Камергера Всеволода Всеволожского, жителей 73 м. п., 18 ж. п.
В оной: Домовая церковь в каменном строении во имя Св. Благоверного Великого Князя Всеволода. (1838 год)[16]

На этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, упомянута как деревня «Rabowa», населённая ингерманландцами-савакотами[17].

РЯБОВО — мыза Всеволожского с 8 деревнями. Число душ крепостных людей мужского пола: крестьян — 391, дворовых — нет. Число дворов или отдельных усадеб: 177. Число тягол: оброчных — 1, издельных — 128. Земли состоящей в пользовании крестьян (в десятинах): усадебной: всего — 45, на душу — 0,11; пахотной: всего — 1050, на душу — 2,70; сенокосы: 1040; выгоны: 1294; кустарник: нет; всего удобной на душу: 8,76. Земли несостоящей в пользовании крестьян (в десятинах): удобной — 4671,82; неудобной — 723,86; кустарник и лес — 4057,17; всего удобной на душу — 1,94. Величина денежного оброка: 50 рублей с тягла. (1860 год)[18]


РЯБОВО (Всеволожского) — мыза владельческая, при колодцах и водопроводе из оз. Большого, 7 дворов, 28 м. п., 28 ж. п. (1862 год)[19]

В 1872 году внук В. А. Всеволожского — Павел Александрович Всеволожский вступает в права наследования и намеревается погасить его долги. За несколько лет была приведена в порядок усадьба и производственные постройки, заработал мастеровой корпус, водопроводная насосная станция, паровая мельница и даже небольшая электростанция, начал приносить доход новый лесопильный завод. Усадебный дом был перестроен и расширен. Все хозяйственные постройки были вынесены на восточную окраину и отделялись от барского дома широкой аллеей. Поля лежащие в восточной части имения имели свои имена: Музыкантское, Магазейное и Румболовское поле[20].

Несмотря на все предпринятые усилия погасить долги в срок ему не удалось и в 1878 году мыза была выставлена на торги. Родовую усадьбу спасла жена Павла Александровича Всеволожского — Елена Васильевна, урождённая княжна Кочубей, она за свой счёт выкупила имение. Согласно материалам по статистике народного хозяйства Шлиссельбургского уезда, мызу Рябово площадью 8141 десятина и 2130 квадратных саженей, Елена Васильевна выкупила за 200 000 рублей, однако её тут же вновь пришлось заложить в Дворянском земельном банке.

В 1884 году, 24 десятины земли в мызе Рябово были проданы за 4000 рублей прусскому подданному Ф. Н. Зебергу[21]. В том же году Елена Васильевна Всеволожская начала хлопотать о строительстве в имении земской больницы.

В 1886 году она подарила Шлиссельбургской земской управе, принадлежащий ей двухэтажный с мезонином каменный дом у подножья Румболовской горы.

По данным 1889 года в имении было 8 лошадей, 14 коров и 2 быка шортгорнской породы. Имением супруги Всеволожские управляли сами, без управляющего, но с тремя помощниками по хозяйству. Почва в имении не отличалась плодородием (песок и супесь), покосы и пашни сдавались в аренду разным лицам, крестьянам и швейцарским подданным[21].

В 1890 году П. А. Всеволожский перестроил, подаренный его женой земской управе дом. Для будущей больницы он пожертвовал 4215 рублей и землю под домом[22].

В 1894 году открылась Рябовская земская больница на 10 кроватей. Шлиссельбургская земская управа постановила назвать её «Имени Павла и Елены Всеволожских»[23].

РЯБОВО — имение, владельческая мыза Всеволожского при земской шоссейной дороге 2 двора, 64 м. п., 46 ж. п., всего 110 чел. Домовая церковь. (1896 год)[24]

В 1898 году Павел Александрович Всеволожский — статский советник, почётный мировой судья, предводитель дворянства Шлиссельбургского уезда, один из устроителей Ириновской железной дороги и основатель двух дачных посёлков на этой дороге: Рябово (1892) и Всеволожский (1895), позднее преобразованных в город Всеволожск (1963), умер и был похоронен в своей усадьбе, единственный из рода Всеволожских.

В 1900 году, вдове Павла Александровича, Елене Васильевне Всеволожской принадлежала мыза и 7583 десятины земли, ещё 420 десятин принадлежали её сыну Василию Павловичу Всеволожскому[25].

В 1901 году в имении открылась земская школа — «Рябовское двухклассное училище в память П. А. Всеволожского». В первый год обучения в неё были приняты 42 мальчика и 49 девочек лютеранского вероисповедания, а также 23 мальчика и 10 девочек других вероисповеданий. Учителями в ней работали — выпускник семинарии Г. В. Липияйнен и «госпожа О. Ф. Липияйнен — русская». Училище располагалось в соседней деревне Романовка[26].

В 19021903 годах, в Рябове работала «Публичная народная библиотека»[14].

В 1905 году, вдове Павла Александровича, Елене Васильевне Всеволожской принадлежала мыза и 6496 десятин, 1217 кв. саженей земли[27].

После её смерти 1906 году, мыза Рябово вновь продаётся за долги и вновь её выкупает жена одного из Всеволожских — Лидия Филипповна Всеволожская, владелица журнала «Нива». Управлял имением её муж Василий Павлович Всеволожский, правнук В. А. Всеволожского и весьма успешно, имение освободилось от долгов и процветало. Он модернизирует оборудование на заводах, в котельных, строит жилые дома для рабочих, приобретает сельскохозяйственные машины и остаётся последним в истории владельцем мызы Рябово.

В 1909 году он устраивает в Рябове первую сельскохозяйственную выставку, в которой приняли участие более сотни участников, и несколько тысяч посетителей. На выставке демонстрировались достижения в животноводстве, птицеводстве и овощеводстве. Медали выставки получили: владелец мызы Христиновка (с 1910 годаБернгардовка) Г. И. Бернгард и сам В. П. Всеволожский[28].

В 1914 году в имении Рябово работал небольшой (11 рабочих) лесопильный завод, последнего перед революцией владельца усадьбы Колтуши — Сергея Аркадьевича де Каррьера[29]. 30 июня 1918 года имение Рябово было национализировано и перешло в ведение земельного отдела Рябовского волисполкома. На его основе был организован совхоз «Рябово», объединивший 273 работника, хозяйственные вопросы совхоза решали управляющий П. А. Усачёв и комиссар В. П. Прокофьев. На базе совхозa возникла сельскохозяйственная школа, развившаяся впоследствии в сельскохозяйственный техникум[30].

28 февраля 1923 года открылся Финский сельхозтехникум. На первых порах техникум имел два отделения. На первом занимались крестьяне, стремившиеся стать культурными хозяевами. На втором готовили агрономов. Штат преподавателей состоял из пяти человек. Первым директором был Семён (Симо) Давыдович Пеллинен. Имелись мастерские: швейная, токарно-столярная, жестяная, шорно-кузнечная. Помимо основной учебной работы шли занятия в кружках — общеполитическом, сельскохозяйственно — кооперативном, спортивном, музыкально драматическом, литературном. Сорок процентов слушателей были местными уроженцами. С 1926 по 1938 год директором сельхозтехникума был Николай Павлович Пеллинен, а затем Иван Алексеевич Тормозов.

В 1920-е годы в техникуме преподавали А. Халтсонен, А. Поккинен, М. Тойка, С. Ринне, А. Виролайнен, А. Лив, А. Рюткинен, Г. Лаукайнен, Е. Талонпойка и другие. Первый выпуск состоялся в 1928 году. Дипломы по специальностям зоотехник и животновод получили 20 человек, это сельскохозяйственное направление было основным для финских деревень Ленинградской области. С 1932 года появилось второе отделение — овощеводство, готовившее агрономов. Всего сельхозтехникум выпустил к 1936 году 176 специалистов[31].

РЯБОВО — учхоз, Румбаловский сельсовет, 32 хозяйства, 92 души.
Из них русских — 9 хозяйств, 32 души; финнов-ингерманландцев — 8 хозяйств, 13 душ; финнов-суоми — 11 хозяйств, 32 души; эстов — 4 хозяйства, 15 душ.
ОБЩЕЖИТИЕ УЧАЩИХСЯ — 1 хозяйство, 105 душ. (1926 год)[32]

В том же 1926 году был организован Румбаловский финский национальный сельсовет, в состав которого вместе с деревнями Кясселево Верхнее, Кясселево Нижнее, Отрада, Пугарево Большое, Пугарево Малое, Румбалово вошёл и учхоз Рябово[33].

В 1927 году в усадьбе Рябово, финскими рабочими приехавшими из США, была организована коммуна «Труд» («Туö»). 28 семей коммунаров прибывали в Рябово небольшими группами с мая по декабрь 1927 года. Председателем правления коммуны был Эдвард Мяки. Местное население к новым методам ведения хозяйства относилось неоднозначно. В коммуне были совершены поджоги, уничтожившие лесопилку, школьное общежитие и клуб коммунаров, который располагался в усадьбе Всеволожских. Коммунары обвиняли в поджогах пастора Рябовского лютеранского прихода Селима Лауриккалу, якобы «пастор в Финляндии получил задание уничтожить» имущество коммунаров. По воспоминаниям коммунаров усадебный дом сгорел в декабре 1928 года, в ночь перед Рождеством[34][35]. Однако по воспоминаниям пастора, кирха и пасторат которого находились через дорогу от коммуны «Труд», усадебный дом сгорел на год раньше.

В ночь с 16 на 17 декабря [1927 года] дотла сгорело главное здание техникума. А вскоре, на Рождество огонь уничтожил завод, принадлежащий коммуне «Труд»[36].

Несмотря на трудности первых лет производство в коммуне постепенно налаживалось, к 1930 году в ней содержалось уже 600 голов крупного рогатого скота[37][38].

В октябре 1931 года храм Спаса Нерукотворного Образа закрыли, а над семейным захоронением Всеволожских надругались. Гробы вынесли из склепа и бросили в открытом виде на улице. Кощунство продолжалось всю зиму, пока несколько финских девушек из соседней Романовки, шедших с пасхального богослужения в соседней кирхе, не похоронили останки на лютеранском кладбище[39].

В 1934 году Финский сельхозтехникум был преобразован в Финско-эстонский. В том же году в усадьбе разместилась артель «Резиноткань».

В 1937 году, Рябовский лютеранский приход был ликвидирован, кирха в Румболово закрыта и передана под клуб сельхозтехникума, а затем разрушена[40].

В 1938 году дачные посёлки Всеволожский, Бернгардовка, Рябово, Ильинский и Марьино были объединены в один рабочий посёлок Всеволожский.

Усадьба же Рябово отошла Романовскому сельсовету, в ней располагались учебные корпуса Всеволожского сельхозтехникума и центральная усадьба колхоза «Коммуна-Труд».

ВСЕВОЛОЖСКИЙ СЕЛЬХОЗТЕХНИКУМ — Романовский сельсовет, 246 чел.
«КОММУНА-ТРУД» — колхоз, Романовского сельсовета, 254 чел. (1939 год)[41]

Постановлением Леноблисполкома от 14 апреля 1939 года населённые пункты Романовского сельсовета — Всеволожский сельхозтехникум и колхоз «Коммуна-Труд», были переданы в состав вновь созданного Всеволожского поссовета.

В годы войны по южной границе бывшей усадьбы Рябово проходила Дорога жизни, и размещалась её прикрывавшая зенитная батарея. В сельхозтехникуме была организована школа по подготовке младших лейтенантов артиллерии[42].

После войны в Рябове открылся 15-й цех завода резиново-технических изделий «Красный Треугольник».

С момента своего возникновения посёлок Всеволожский и Рябово существовали независимо друг от друга, как два различных населённых пункта. В 1963 году, после преобразования в город рабочего посёлка Всеволожский и объединения с ним нескольких соседних населённых пунктов, Рябово вошло в состав вновь образованного города Всеволожска.

Демография

<timeline> ImageSize = width:300 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:500 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1 
  from:0 till:91 width:15  text:91 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1 
  from:0 till:56 width:15  text:56 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1896 color:gray1 width:1 
  from:0 till:110 width:15  text:110 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1926 color:gray1 width:1 
  from:0 till:197 width:15 text:197 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:500 width:15 text:500 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Современность

В 1960-е1970-е годы были построены: четырёхэтажный учебный корпус, общежитие на 360 человек и 32-квартирный жилой дом для преподавателей Всеволожского сельскохозяйственного техникума[43], а также началось строительство жилого микрорайона, за которым закрепилось новое название — «Техникум» («Сельхозтехникум»).

В микрорайоне работала лыжная спортивная школа ДСО «Урожай».

В 1991 году «Всеволожский сельскохозяйственный техникум» был реорганизован во «Всеволожский сельскохозяйственный колледж», вместе с переименованием микрорайон вновь сменил своё название[44].

Все дома в микрорайоне числятся по одной улице. Улица названа в честь Героя Советского Союза лётчика И. М. Шишканя[45].

В микрорайоне находится действующая православная церковь Спаса Нерукотворного Образа на Дороге жизни 1901 года постройки.

В списке ценных природных объектов, подлежащих охране во Всеволожском районе, утверждённом решением Всеволожского городского Совета народных депутатов от 8 апреля 1993 года, за № 23 значится: усадьба Всеволожских «Рябово», 35 га[46].

По генплану МО «Город Всеволожск», бывший усадебный парк относится к зоне особо охраняемых природных территорий[47].

В 2012 году «Всеволожский сельскохозяйственный колледж» был вновь переименован, теперь во «Всеволожский агропромышленный техникум»[44].

Достопримечательности

Здание двухэтажной булыжной конюшни Всеволожских. Постройка начала 1820-х годов. ¼ здания находится в хозяйственном пользовании, ¾ руинировано.

Известные жители

Напишите отзыв о статье "Сельхозтехникум (микрорайон)"

Примечания

  1. [vsevolozk.ru/documents/detail.php?ID=2062&sphrase_id=7233790 Постановление № 421 от 25.04.13 г., микрорайон Сельхозтехникум]. [www.webcitation.org/6Uw16NI0E Архивировано из первоисточника 19 декабря 2014].
  2. [web.archive.org/web/20120804051417/www.littlelada.narod.ru/books/kraeved/darinsky_lenobl/distr_vsev.html «Всеволожский район. Районы области. Ленинградская область.» А. В. Даринский]
  3. 1 2 [www.aroundspb.ru/guide/northeast/nevo_4_94.php Гергард Вокка «На берегах озера Нево»]
  4. [www.aroundspb.ru/index.php?page=perepisnaya-kniga-pages&bookpage=1250 Переписная окладная книга Водской пятины 1500 года, стр. 250]
  5. [www.aroundspb.ru/index.php?page=perepisnaya-kniga-pages&bookpage=1245 Переписная окладная книга Водской пятины 1500 года, стр. 245]
  6. [www.aroundspb.ru/index.php?page=perepisnaya-kniga-pages&bookpage=1252 Переписная окладная книга Водской пятины 1500 года, стр. 252]
  7. [vsevinfo.ru/History/1580.htm «Карта Карелии, составленная после взятия Кексгольма, Понтусом де ла Гарди». 1580 г.]
  8. [vsevinfo.ru/History/1699.htm Фрагмент карты Нотебургского лёна, начерченной в 1699 году с оригинала первой трети XVII века]
  9. [vsevinfo.ru/History/1676.htm «Карта Ингерманландии: Ивангорода, Яма, Копорья, Нотеборга», по материалам 1676 г.]
  10. [vsevinfo.ru/History/1699_2.htm Фрагмент шведской карты Ингерманландии Стюарта. 1699 г.]
  11. [vsevinfo.ru/History/1704.htm Фрагмент Генеральной карты провинции Ингерманландии Э. Белинга и А. Андерсина, 1704 г. Составлена по материалам 1678 г.]
  12. [inkpulp.narod.ru/karugol.htm Венцель И. В., Солохин Н. Д. // Ужас русского крепостничества]
  13. [vsevinfo.ru/History/1727.htm Фрагмент карты Ингерманландии А. Ростовцева. 1727 г.]
  14. 1 2 3 4 Солохин Н. Д., Венцель И. В. Всеволожск, Лениздат, 1975
  15. [www.aroundspb.ru/history/pyljaev/pyljaev3.php «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» М. И. Пыляев 1889 г.]
  16. [dlib.rsl.ru/viewer/01003542886#?page=79 Описание Санкт-Петербургской губернии по уездам и станам, 1838 г.]
  17. [www.vsevinfo.ru/History/1849.htm Фрагмент этнографической карты Санкт-Петербургской губернии П. Кёппена, 1849 г.]
  18. [vsevinfo.ru/History/1860.pdf «Извлечение из описаний помещичьих имений в 100 душ и свыше» Санкт-Петербургская губерния. 1860 г.]
  19. [www.vsevinfo.ru/list3.html «Списки населённых мест Российской Империи, составленные и издаваемые центральным статистическим комитетом министерства внутренних дел» XXXVII Санкт-Петербургская губерния. По состоянию на 1862 год. СПб. изд. 1864 г. стр. 195]
  20. [www.enclo.lenobl.ru/object/1803554433?lc=ru Усадьба Рябово. План 1887 г.]
  21. 1 2 Материалы по статистике народного хозяйства в Санкт-Петербургской губернии. Выпуск X. Частновладельческое хозяйство в Шлиссельбургском уезде. СПб. 1889 год, стр. 26
  22. Журналы заседания Шлиссельбургского уездного земского собрания. Сессия 1890 года. Вечернее заседание 27.10.1890, стр. 25, 26. СПб, 1891 г.
  23. Журналы заседания Шлиссельбургского уездного земского собрания. Сессия 1893 года. Вечернее заседание 8.10.1893, стр. 41. СПб, 1894 г.
  24. [www.vsevinfo.ru/list4.html Списки населённых мест Всеволожского района. 1896 г.]
  25. Памятная книжка С.Петербургской губернии на 1900 год, ч. 2, Справочные сведения, стр. 122
  26. Kolppanan Seminaari. 1863–1913. s. 96, Viipuri, 1913
  27. [libinfo.org/addr/addr372.pdf Памятная книжка Санкт-Петербургской губернии на 1905 г., стр. 509]
  28. Е. Л. Александрова «Санкт-Петербургская губерния. Исторический очерк.» СПб 2011, стр. 533. ISBN 978-5-904790-09-7
  29. [www.vsevinfo.ru/list5.html Памятная книжка Санкт-Петербургской губернии на 1914—1915 г.г., стр. 397]
  30. Солохин Н. Д., Венцель И. В. Всеволожск, Лениздат, 1975 г., стр. 71
  31. [static.iea.ras.ru/obrazovanie_dissovet/каранов/Диссертация%20Каранова%20Д.П.2015.pdf Каранов Д. П. Этнокультурное развитие ингерманландских финнов в конце XIX — 20-х годах XX века. РГГУ им. А.И. Герцена, диссертация к.и.н., СПБ, 2015, стр. 175, 176]
  32. Список населённых пунктов Ленинской волости Ленинградского уезда по переписи 1926 года. Источник: ПФА РАН, ф. 135, оп. 3, д. 91.
  33. [dlib.rsl.ru/viewer/01003109845#page19 Национальные меньшинства Ленинградской области. П. М. Янсон. — Л.: Орготдел Ленинградского Облисполкома, 1929. — С. 22-24. — 104 с. ]
  34. М. О. Севандер «Скитальцы», стр. 53, 54, Издательство ПетрГУ, 2006. — 186 с. : ил. — ISBN 5-8021-0346-9
  35. Журнал Пуналиппу, Петрозаводск, «Коммуна была явлением своего времени», 1989/5, стр.86―95
  36. Saini Laurikkala S. J. Laurikkala inkerisuomalaisten hengellinen isä: Inkerissä 1909—1937, Ruotsissa 1952—1957. Uusikaupunki 1970. Uudenkaupungin Kirjapaino Oy. S.196
  37. [www.skitalets.ru/books/lenlyzy/ Н. Х. Виленская и В. Н. Клычин. «На лыжах по окрестностям Ленинграда». Путеводитель 1930 года.]
  38. [ethnomap.karelia.ru/text/text_1668.doc Эмиль Паррас. Штрихи к портрету писателя.]
  39. [doroga-k-hramu.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1&Itemid=20 Православный храм Спаса Нерукотворного Образа на Дороге жизни. Официальный сайт.]
  40. Карло Курко Финны-ингерманландцы в когтях ГПУ, Porvoo-Helsinki 1943, СПб 2010, стр. 20 ISBN 978-5-904790-05-9
  41. РГАЭ, ф. 1562, оп. 336, д. 1248, лл. 83—96.
  42. Ратникова М. С. История Рябово с древнейших времён. СПб, 2007 г., 264 С., стр. 176, ISBN 978-5-902078-39-5
  43. Солохин Н. Д., Венцель И. В. Всеволожск. 1975 г.
  44. 1 2 [vsevshk.ru/documents/otchet_samob.doc Отчёт о результатах самообследования ГБОУ «Всеволожский агропромышленный техникум»]
  45. [blokada.otrok.ru/biogr.php?l=25&n=1iim Твои герои, Ленинград]
  46. Ивлев В. В. Всеволожский район Ленинградской области: Историко-географический справочник СПб, 1994; СПб, 2003. С. 210
  47. [www.vsevolozk.ru/files/genplan/2.4.jpg Генплан МО «Город Всеволожск»]
  48. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_literature/2820/%D0%9B%D1%83%D0%BE%D1%82%D0%BE Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.]
  49. А. П. Голев, А. В. Крюков // Бруно Шёгрен — душа народа / Романовка. Родники истории. СПб, Инкери, 2014, стр. 41, ISBN 978-5-903562-35-0

Ссылки

  • [doroga-k-hramu.ru/index.php?option=com_mamboezine&Itemid=22 Храм Спаса Нерукотворного Образа на Дороге жизни]

Отрывок, характеризующий Сельхозтехникум (микрорайон)

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.