Сисоват Сирик Матак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сисоват Сирик Матак
кхмер. ស៊ីសុវត្ថិ សិរិមតះ
Премьер-министр Камбоджи
11 марта 1971 — 18 марта 1972
Соправитель: Самдать Пенн Нут (5 мая 1970 — 4 апреля 1976)
Президент: Лон Нол
Предшественник: Лон Нол
Преемник: Сон Нгок Тхань
 
Род: Сисоват
Отец: Neak Ang Mechas SISOWATH RATHARY
Мать: Neak Moneang Troeung Yoeun
Супруга: Нородом Кетхнеари
Дети: трое сыновей и трое дочерей
Деятельность: политик, военный
 
Военная служба
Годы службы: 1949—1975
Принадлежность: Камбоджа Камбоджа
Звание: генерал-лейтенант
Командовал: ФАНК

Сисоват Сирик Матак (кхмер. ស៊ីសុវត្ថិ សិរិមតះ; 22 января 1914, Пномпень21 апреля 1975, Пномпень) — камбоджийский военный и политический деятель, с 11 марта 1971 года по 18 марта 1973 годапремьер-министр Камбоджи (Кхмерской Республики), начальник штаба Кхмерских Национальных Вооруженных сил (ФАНК), генеральный секретарь Республиканской партии Камбоджи (1972—1975). Ранее занимал должности посла Камбоджи в КНР (1962—1970), заместителя премьер-министра Камбоджи (1969—1971). Наряду с генералом Лон Нолом в 1970 году стал одним из главных организаторов государственного переворота в Камбодже, в ходе которого был свергнут его двоюродный брат — принц Нородом Сианук.





Биография

Сисоват Сирик Матак родился 22 января 1914 года в Пномпене (Камбоджа). Принадлежал к династии Сисоват, его прадедом был Сисоват I. В 1930 году поступил на службу к колониальным властям Камбоджи. Согласно навязанной французами конституции, новым королём Камбоджи мог стать любой член династий Нородом или Сисоват. После смерти Сисовата Монивонга в 1941 году французские власти назначили королём двоюродного брата Сирик Матака — Нородома Сианука. Они полагали, что Сианук будет более лояльным колониальным властям[1].

Семья

Сирик Матак был женат. Его супругой была Нородом Кетхнеари (31 августа 191921 мая 2011). У четы было шестеро детей:

Карьера

После окончания Второй мировой войны, Сирик Матак принимает все более активное участие в политической жизни страны. Став членом «Кхмерского обновления» (правой партии генерала Лон Нола), он принял участие в парламентских выборах 1947 года, однако его партия выборы проиграла и не смогла получить в Национальном собрании ни одного места[2]. Премьер-министр страны — принц Нородом Сианук в 1952 году[3] назначил Сирик Матака на пост министра обороны во временном правительстве, созданном после обретения Камбоджей независимости в 1954 году.

Незадолго до парламентских выборов 1955 года партия «Кхмерского обновления» вошла в созданное Сиануком антикоммунистическое движение — Сангкум. Несмотря на то, что в Сангкум вошла большая часть правой оппозиции, Сирик Матак оставался непримиримым противником Нородома Сианука, в основном из-за лояльного отношения последнего к партизанам из Северного Вьетнама, действовавших на границе с Камбоджей. Со своей стороны Сианук пытался всячески ограничить влияние Сирик Матака, последовательно назначая его к послом в КНР, Филиппинах и Японии.

Переворот 1970 года

Влияние Сирик Матака резко усилилось после назначения Лон Нола на пост премьера в августе 1969 года. Став его заместителем, Сирик Матак взял курс на денационализацию камбоджийской экономики и либерализацию внешней торговли. В частности был ослаблен госконтроль над банками, выпуском медикаментов и продажей алкоголя[4]. Это были контрмеры, направленные на свертывание результатов от прежней политики Сианука.

В это же время Сирик Матак тайно посещает Ханой. Цель визита — выяснить, возможен ли вывод вьетнамских партизан с территории Камбоджи. Сирик Матак пришел в ярость, когда ему показали документы, подтверждающие связь Сианука с властями Северного Вьетнама. В них говорилось о создании на территории Камбоджи баз для транзита вьетнамски войск, в том числе и морским путём[5]. 12 марта 1970 года, в то время пока Сианук находился за границей, Сирик Матак объявил о разрыве этих соглашений и выдвинул ультиматум, согласно которому все партизаны Вьетконга обязаны были покинуть страну до 15 марта. Реакции на этот ультиматум со стороны Северного Вьетнама не последовало[6].

18 марта того же года, при поддержке Лон Нола, Сирик Матак начал подготовку голосования в парламенте, по результатам которого планировалось сместить Сианука в должности главы государства. Поводом для начала стала серия антивьетнамских беспорядков возле здания дипмиссии Северного Вьетнама. Таким образом, Сирик Матак стал одним из главных организаторов государственного переворота в Камбодже[7]. Считается, что именно он в конечном счете убедил Лон Нола сместить Сианука, когда тот находился на пресс-конференции в Париже. Сиануку открыто пригрозили смертной казнью в случае, если тот вернется на родину[8].

Впоследствии Сианук заявлял, что его двоюродный брат планировал переворот еще задолго до 1970 года. По его словам, Сирик Матак действовал при поддержке ЦРУ, а его союзником был Сон Нгок Тхань — бывший премьер-министр Камбоджи во время японской оккупации. Свой план Сирик Матак якобы представил Лон Нолу еще в 1969 году[9]. Это подтвердил и Пром Тхос, один из министров республиканского правительства. По его словам, Сирик Матак предложил Лон Нолу организовать покушение на Сианука, однако тот отверг это предложение, назвав его «безумным преступлением»[10].

С провозглашением республики и отменой монархии в Камбодже, Сирик Матак отказался от своего королевского титула, хотя изначально планировал, что кто-то из его детей и родственников сможет занять трон. Свои надежды он возлагал на своего зятя, которым был Сисоват Дуонгчивин[11].

В правительстве Кхмерской Республики

В течение года после переворота Сирик Матак сохранял за собой ведущую роль в республиканском правительстве. Ввиду болезни Лон Нола, он — исполняющий обязанности премьер-министра Камбоджи. За Сирик Матаком закрепился образ настоящего военного — на публике он часто появлялся с тростью и в форме генерал-майора. Лон Нол пользовался поддержкой городских студентов, Сирик Матак завоевал популярность среди прозападно настроенной камбоджийской «элиты», в то время как сельские жители симпатизировали в основном свергнутому Сиануку.

Падение Пномпеня

В январе 1975 годы лидеры «красных кхмеров» начали стремительное наступление, целью которого было взятие столицы Камбоджи — Пномпеня. В то время пока город находился в осаде на февральском конгрессе НЕФК (председателем которого был Кхиеу Сампхан) был объявлен список «семерых предателей» — список лиц для убийства, куда входили высшие должностные лица Кхмерской Республики, в том числе и генерал Лон Нол. Лон Нолу однако удалось спастись — 1 апреля того же года он объявил о своей отставке и бежал на Гавайи.

Вскоре после официальной капитуляции республиканского правительства Сирик Матак попытался спрятаться в отеле Le Phnom, где сотрудники Красного Креста пытались создать безопасную зону. Ему сразу же отказали, как только узнали, что его имя присутствует в списке «семерых предателей». Бизо утверждает, что Сирик Матак находясь в посольстве Франции просил предоставить ему политическое убежище. Узнав об этом, полпотовцы немедленно выдать его, иначе начнется штурм посольства. Бизо вынужден был сообщить Сирик Матаку, что его передадут «красным кхмерам».

Сирик Матак и Лонг Борет с его семьей казнены 21 апреля на стадионе Сёркль Спортиф (фр. Cercle Sportif) по приказу «Комитета по зачистке врагов», организованного Кой Тхуоном. По одним сведениям, казнь была проведена путём расстрела. По сообщению радио красных кхмеров, «предатели» были обезглавлены[12]. Киссинджер и другие располагают информацией о том, что Сирик Матак получил пулевое ранение в живот и был оставлен без медицинской помощи, умирая в течение трех дней[13].

Цитаты

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

За несколько дней до падения Пномпеня американский посол в Камбодже, Джон Гантер Дин, предложил Сирик Матаку эвакуироваться из города. Ответное письмо 16 апреля 1975 года оказалось его последним известным текстом[14]:

Ваше превосходительство и друг!

Я думаю, что вы были совершенно искренни, когда в своем письме предложили мне уехать. Я, однако, не могу поступить так малодушно. Что же касается вас – и особенно вашей великой страны, – то я никогда ни на секунду не верил, что вы можете оставить в беде народ, который выбрал свободу. Вы отказались нас защищать, и мы бессильны что-либо сделать в связи с этим. Вы уезжаете, и я желаю вам и вашей стране найти счастье под этим небом. И учтите, что если я умру здесь, в стране, которую люблю, то это не имеет никакого значения, ибо мы все рождены и должны умереть. Я совершил только одну ошибку – верил в вас . Пожалуйста, примите, Ваше превосходительство и дорогой друг, мои искренние и дружеские чувства.

С[исоват] Сирик Матак.

Алексей Орлов. [www.mignews.com/news/analitic/world/170907_125617_08173.html Ирак и Вьетнам: не повторять ошибок]. Mignews (17 сентября 2012). Проверено 9 июля 2014.

Впоследствии это письмо было опубликовано в книге Autrefois, Maison Privée. В интервью газете «Нью-Йорк таймс» Сирик Матак так оценивал договоренности с США:
Проститутке по крайней мере платят. Для нас наши жизни, наша кровь, наша страна закончилась, потому что мы помогли Соединенным штатам, когда они хотели вывести войска. Так что ваши сыновья и дочери дома, а наши люди оставлены умирать.

Peter Maguire. Facing Death in Cambodia. — New York City: Columbia University Press, 2005. — P. 41. — 280 p. — ISBN 978-0231120524.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сисоват Сирик Матак"

Примечания

  1. Sihanouk, 1972, p. 27.
  2. Dommen, A. The Indochinese experience of the French and the Americans, Indiana University Press, 2001, p.196
  3. Dommen, p.210
  4. Sihanouk, 1972, p. 41.
  5. Chandler, 2000, p. 204.
  6. David P. Chandler, The Tragedy of Cambodian History: Politics, War, and Revolution Since 1945, Yale University Press, 1993 ISBN 0-300-05752-0, p. 195.
  7. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,944361,00.html The Man Behind the Symbol], TIME, 17-05-71
  8. Marlay, R. and Neher, C. Patriots and tyrants, Rowman & Littlefield, 1999, p.165
  9. Sihanouk, 1972, pp. 36—38.
  10. Kiernan, B. How Pol Pot came to power, Yale UP, 2004, p.301
  11. Sorpong Peou, Intervention & change in Cambodia, Palgrave Macmillan, p.49
  12. Maguire, p. 41.
  13. Kissinger, H. Ending the Vietnam War, Touchstone, 2003, p.530
  14. [www.edwebproject.org/sideshow/history/end.html The End of Cambodia; The Beginning of a Nightmare]

Литература

  • Julio A. Jeldres. [books.google.com.sg/books?id=fmtuAAAAMAAJ The Royal House of Cambodia]. — Phnom Penh: Monument Books, 2003. — 102 p.
  • David P. Chandler. [books.google.ru/books/about/A_History_of_Cambodia.html?id=Qd_nfcTdN-EC&redir_esc=y A History of Cambodia]. — Westview Press, 2000. — 296 p. — ISBN 0-8133-3511-6.
  • Norodom Sihanouk, Wilfred Burchett. My War with the CIA: The Memoirs of Prince Norodom Sihanouk. — Pantheon Books, 1972. — 271 p. — ISBN 978-0394485430.

Ссылки

  • [www.edwebproject.org/sideshow/history/coup.html Before the Holocaust: The Coup]
  • [www.edwebproject.org/sideshow/history/end.html The End of Cambodia: The Beginning of a Nightmare]

Отрывок, характеризующий Сисоват Сирик Матак


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.