Сон Санн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самдать Сон Санн
кхмер. សឺន សាន<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
премьер-министр Камбоджи
30 апреля 1967 — 31 января 1968
Предшественник: Лон Нол
Преемник: Самдать Пенн Нут
председатель Национальной ассамблеи Камбоджи
июнь 1993 — октябрь 1993
 
Вероисповедание: буддист
Рождение: 5 октября 1911(1911-10-05)
Пномпень, Французский Индокитай
Смерть: 19 декабря 2000(2000-12-19) (89 лет)
Париж, Франция
Партия: Демократическая партия
Сангкум
Национальный фронт освобождения кхмерского народа
Буддистская либерально-демократическая партия
Профессия: экономист

Сон Санн (кхмер. សឺន សាន; 5 октября 1911, Пномпень — 19 декабря 2000, Париж) — камбоджийский политик, член королевских правительств, премьер-министр Камбоджи в 19671968 годах. Политэмигрант в период Кхмерской Республики 19701975, при правлении Красных кхмеров 19751979 и провьетнамском режиме 19791991. Организатор антикоммунистического сопротивления, один из лидеров вооружённой оппозиции. В 19821993 возглавлял эмигрантское Коалиционное правительство Демократической Кампучии, признанное ООН. После восстановления королевской монархии — председатель Национальной ассамблеи и член правительства.





Происхождение. Начало в политике и бизнесе

Происходил из знатного землевладельческого рода. Родился в семье королевского чиновника при дворе Сисоват Монивонга. Учился во Франции, в 1933 году окончил Коммерческую школу в Париже[1]. Некоторое время провёл в Великобритании, изучал английский язык в Лондоне.

В 1935 году Сон Санн вернулся в Камбоджу и до 1939 года занимал посты вице-губернатора в провинциях Баттамбанг и Прейвэнг[1]. Затем несколько лет занимался бизнесом, состоял в камбоджийской делегации на торговых переговорах с Японией, был экономическим советником короля Нородом Сианука.

В правительствах Сианука

Сон Санн являлся видным деятелем левоцентристской Демократической партии. В 1946 году он был назначен министром финансов в правительстве принца Сисовата Монирета. В 1949 году занял пост вице-председателя Совета министров Камбоджи, в 1950 стал министром иностранных дел. В 1951 году Сон Санн был избран в Национальную ассамблею Камбоджи. Вышел из Демократической партии и с 1955 состоял в партии «королевского социализма» Сангкум, которую возглавлял Нородом Сианук.

16 января 1958 года Сон Санн вновь занял пост министра финансов в кабинете Пенн Нута, а 10 июля того же года вошёл в правительство принца Нородома Сианука (отрекшегося от трона). Занял посты заместителя премьер-министра и министра иностранных дел. В этом качестве нанёс 2 сентября 1959 года визит в СССР[1]. В 19641966 годах Сон Санн был главой Национального банка Камбоджи.

С апреля 1967 по январь 1968 Сон Санн возглавлял правительство Камбоджи. Выборным главой государства являлся тогда бывший и будущий монарх Нородом Сианук. При этом, несмотря на политический альянс и служебное подчинения, отношения между Сон Санном и Сиануком были весьма сложными и противоречивыми.

Переворот и эмиграция

18 марта 1970 года правые антикоммунистические силы во главе с генералом Лон Нолом, недовольные левым уклоном в политике Сианука совершили государственный переворот. Сианук, находившийся с визитом в КНР был отстранён от власти. Сон Санн, как его приближённый, помещён под домашний арест, затем выслан во Францию.

В июне 1970 Сон Санн прибыл в Пекин, где пытался выступить посредником и примирить Сианука с новым режимом Лон Нола. Эта миссия не удалась. 9 октября 1970 под руководством Лон Нола была провозглашена Кхмерская Республика, что означало окончательный разрыв с «королевским социализмом» Сианука.

Антикоммунистический лидер. Тройственная коалиция

В апреле 1975 года к власти в Камбодже пришли Красные кхмеры Пол Пота. Был установлен тоталитарный режим Демократической Кампучии, проводивший политику геноцида. Этот период Сон Санн провёл во Франции. В 1978 году он начал консолидировать группы камбоджийской антикоммунистической эмиграции.

В январе 1979 года режим Пол Пота был свергнут в результате вьетнамской интервенции. К власти пришла другая коммунистическая группа во главе с Хенг Самрином, ориентированная на Вьетнам и СССР. Сон Санн и его сторонники не признали новый режим НРК.

В самом начале 1979 по инициативе Сон Санна был учреждён Комитет за нейтральную и мирную Камбоджу. С февраля 1979 формировались Вооружённые силы национального освобождения кхмерского народа под командованием генерала Дьен Деля. 9 октября 1979 Сон Санн основал антикоммунистический Национальный фронт освобождения кхмерского народа (KPNLF). Он провёл серию интенсивных переговоров в США, Западной Европе и Таиланде, заручившись поддержкой официальных властей и влиятельных кругов.

Для эффективной борьбы против провьетнамского правительства они пошли на сближение с недавними противниками — «Красными кхмерами». Сложилась коалиция групп Сон Санна, Сианука и Пол Пота. В этой коалици полпотовцы были основной вооружённой силой, сонсанновцы обладали наиболее эффективными политическими связями на Западе, сиануковцы имели традиционную легитимность. При этом все участники коалиции состояли между собой в сложных враждебных отношениях и сплачивались лишь наличием общего врага[2].

В 1982 году было создано Коалиционное правительство Демократической Кампучии, главой которого стал Сон Санн. Именно оно пользовалось международным признанием и до 1990 года представляло Камбоджу в ООН. Во второй половине 1980-х Сон Санну при поддержке влиятельного неоконсервативного Heritage Foundation удалось установить достичь договорённостей с администрацией Рональда Рейгана. В соответствии с Доктриной Рейгана некоммунистическая часть камбоджийского сопротивления стала получать американскую помощь[3]. Первая субсидия составляла 5 миллионов долларов. По возвращении из США в начале 1986 Сон Санн заявил: «Дело сделано, кран открыт». Этому способствовала идеологическая ориентация Сон Санна и KPNLF на принципы западной демократии и свободного предпринимательства[4].

Возвращение в Камбоджу. Последние годы

С 1989 года Вьетнам и власти НРК вынуждены были пойти на мирные переговоры с оппозицией. В 1991 году были заключены Парижские соглашения, предусматривавшие восстановление королевской монархии, возвращение на трон Нородома Сианука и проведение свободных выборов. Стране было возвращено название Камбоджа.

Сон Санн вернулся в Пномпень и включился в камбоджийскую политику. На основе KPNLF он учредил Буддистскую либерально-демократическую партию (БЛДП), которая получила на выборах 1993 года 3,8% голосов и 10 депутатских мандатов в Национальной ассамблее. Депутатом стал и Сон Санн, с июня по октябрь 1993 он был председателем Национальной ассамблеи. В новом правительстве Нородом РанаритаХун Сена Сон Санн получил должность министра без портфеля. Сон Санн являлся также советником короля Сианука. Однако политический режим не соответствовал представлениям Сон Санна, поскольку видную роль в нём продолжали играть бывшие коммунисты.

В 1995 году в БЛДП возник конфликт между Сон Санном и Иенг Маули, занимавшим правительственный пост министром информации. Прагматичный политик Иенг Маули выступал против жёстко антивьетнамского курса Сон Санна. Оба деятели исключили друг друга из партии. 9 июля 1995 состоялся съезд, который бойкотировала группа Сон Санна. Иенг Маули был единогласно избран председателем БЛДП[5]. Конфликт продолжался, и осенью принял жёсткие формы — вплоть до террористической атаки на сторонников Сон Санна 30 сентября 1995, в результате которой десятки человек получили ранения[6]. Сон Санн вышел из партии, учредил новую организацию своего имени и вскоре покинул Камбоджу.

В 1997 переехал в Париж, где проживал с семьёй. Скончался от сердечной недостаточности в возрасте 89 лет[7]. Прах Сон Санна захоронен в мемориале-ступе в провинции Кандаль. На церемонии кремации присутствовали король Сианук и королева Монинеат.

Семья и личность

Сон Санн был женат, имел семерых детей. Один из его сыновей Сон Сауберт известен как учёный-археолог.

Всю жизнь Сон Санн следовал буддистскому мировоззрению и этике. Будучи организатором вооружённой борьбы, сам он, по собственному признанию, никогда в жизни не носил оружия[8].

Напишите отзыв о статье "Сон Санн"

Примечания

  1. 1 2 3 Новое время — 1959 — № 43 — С.23.
  2. [www.csmonitor.com/1985/1023/osplit.html Two old enemies fight Cambodia war. As other parties lose clout, Khmer Rouge and Vietnam battle it out]
  3. Michael Johns. Cambodia at a Crossroads / The World and I magazine, February 1988.
  4. [www.cato.org/pubs/pas/pa074.html U.S. Aid to Anti-Communist Rebels: The "Reagan Doctrine" and Its Pitfalls]
  5. [www.phnompenhpost.com/national/moulys-history-disputes-split-party Mouly's history: the disputes that split a party]
  6. [www.phnompenhpost.com/national/night-misery-son-sann-loyalists Night of misery for Son Sann loyalists]
  7. [english.people.com.cn/english/200012/20/eng20001220_58298.html People’s Daily Article on Son Sann’s death]
  8. [www.thefamouspeople.com/profiles/son-sann-5917.php Son Sann Biography]

Отрывок, характеризующий Сон Санн

– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.