Чеботарёв, Харитон Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Харитон Андреевич Чеботарёв
Дата рождения:

1746[1]

Место рождения:

Вологда, Российская империя

Дата смерти:

26 июля (7 августа) 1815(1815-08-07)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Род деятельности:

история, филология, география

Язык произведений:

русский

Дебют:

«Слово о изобретении искусства письма»

Харито́н Андре́евич Чеботарёв (17451815) — учёный-географ, профессор, первый выборный ректор Московского университета, первый председатель Московского общества истории и древностей российских.





Биография

Сын сержанта, вологодский уроженец. После смерти отца был направлен учиться в Москву; в 1755 году был принят в разночинское отделение университетской гимназии и через шесть лет, в 1761 году, стал казённокоштным студентом философского факультета Московского университета[1]. После окончания университета в 1764 году был назначен на должность хранителя книжного фонда в университетскую библиотеку к профессору И. Г. Рейхелю[2]. В 1767 году Чеботарёв стал преподавать историю и географию, а потом и русскую словесность (с 1773) в Университетской гимназии (до 1776 года); с 31 октября (11 ноября) 1778 года — ординарный профессор (первоначально по кафедре логики и нравоучений, а затем русской истории), а после смерти А. А. Барсова в 1791 году, классической словесности. С 1778 по 1783 годы он был секретарем университетской Конференции, инспектором университетской гимназии и учительской семинарии. В 1797 году произведён в коллежские советники; редактировал газету «Московские ведомости», был первым секретарём первого из научных обществ, возникших при университете — «Вольного Российского собрания». Чеботарёв — первый заслуженный профессор Московского университета.

В 1803 году, после университетской реформы, Х. А. Чеботарёв был избран ректором. Он стал первым выборным ректором Московского университета и находился на этом посту до 1805 года. В этот период были учреждены Общество истории и древностей Российских, физико-медицинское общество и общество испытателей природы; у медико-хирургической академии был приобретён аптекарский огород, чем было положено начало университетскому Ботаническому саду.

По истечении ректорского срока Х. А. Чеботарёв оставался в Правлении Московского университета на должности непременного заседателя. В 1809 году был произведён в статские советники[1].

Х. А. Чеботарёв был другом Николая Ивановича Новикова и членом масонской ложи «Трех знамен» (орденское имя его было «Tithonus a Terruca»)[3].

Его сын, Андрей Харитонович — адъюнкт химии и технологии; переводчик. Дочь, Софья, была замужем за М. Я. Мудровым, вылечившем её от оспы.

Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Научные труды

В 1769 году Чеботарёв издал перевод «Всеобщей истории» И. Фрейера, приложив к ней «Краткий Российский летописец» М. В. Ломоносова; в 1776 году — первое университетское руководство (курс) по русской географии «Географическое методическое описание Российской империи, с надлежащим введением к основательному познанию земного шара и Европы вообще, для наставления обучающегося при Императорском Московском университете юношества»[4]. Из его лекций по русской истории напечатаны отрывки в «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей России» (за 1847 г., № 9). Кроме того, Чеботарёв занимался выборками из русских летописей, для предпринятых по приказанию Екатерины II «Записок о древнейшей русской истории».

Из других литературных трудов: «Слово о изобретении искусства письма» (1776), «О способе и путях, ведущих к просвещению» (1779), «Четвероевангелие» (1803) и др.

Напишите отзыв о статье "Чеботарёв, Харитон Андреевич"

Примечания

  1. 1 2 3 Богатова Т. В. Чеботарёв Харитон Андреевич // Императорский Московский университет: 1755—1917 : энциклопедический словарь. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — С. 813—814. — ISBN 978-5-8243-1429-8.
  2. В 1775—1778 годы — Чеботарев уже суббиблиотекарь, а в 1778—1808 годы — библиотекарь и заведующий.
  3. Ешевский С. В. Московские масоны. 1870
  4. Это был первый учебник отечественной географии.

Литература

  • Чеботарев, Харитон Андреевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Фоменко И. Ю. Чеботарев Харитон Андреевич // Словарь русских писателей XVIII века. СПб., 2010. Вып. 3. С. 391—395. ISBN 978-5-02-025203-5. [lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=QCQpRyTfUyg%3d&tabid=10375#page=391]
  • [a.vologda-oblast.ru/persones.asp?CODE=689&CPage=1&V=17&PS=0&T=&W=&F= Биография]
  • Смирнов А. В. Харитон Андреевич Чеботарев // Имена вологжан в науке и технике. — Архангельск, 1968.
  • Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 237. — 269 с. — 1000 экз.

Ссылки

  • [library-21.narod.ru/librarians/ch/chebotarev.html Чеботарёв-библиотекарь]
  • [www.philol.msu.ru/~classic/persons/chebotarev/ Биографическая справка]

Отрывок, характеризующий Чеботарёв, Харитон Андреевич


Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.