FEG 37M
Поделись знанием:
FEG 37MFEG 37M
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
| FÉG 37M | |
|---|---|
 | |
| Тип: | самозарядный пистолет |
| Страна: |  Королевство Венгрия
|
| История службы | |
| Годы эксплуатации: | 1937 - 1950-е |
| Войны и конфликты: | Вторая мировая война |
| История производства | |
| Конструктор: | Рудольф Фроммер[1] |
| Разработан: | 1930-е годы |
| Производитель: | Fémárú, Fegyver- és Gépgyár |
| Годы производства: | 1937-1944 |
| Характеристики | |
| Масса, кг: | 750 г (без патронов)[1] |
| Длина, мм: | 172,5[1] |
| Длина ствола, мм: | 100 |
| Патрон: | 9×17 мм 7,65×17 мм |
| Вид боепитания: | коробчатый магазин на 7 патронов[1] |
FÉG 37M — это венгерский самозарядный пистолет, разработанный конструктором-оружейником Рудольфом Фроммером на основе конструкции пистолета 29M[1] с целью повысить технологичность конструкции оружия[2].
Содержание
Описание
Автоматика оружия работает за счет использования энергии отдачи свободного затвора при неподвижном стволе. Запирание ствола осуществляется массой кожуха-затвора, удерживаемого в переднем положении расположенной под стволом возвратной пружиной, надетой на направляющий стержень[1].
Ударно-спусковой механизм одинарного действия, куркового типа, с открыто расположенным курком. Ударник инерционный, то есть при спущенном курке его боек не выходит за поверхность зеркала затвора. Винтовая боевая пружина находится в цилиндрическом сверлении рамки с тыльной стороны рукояти пистолета позади магазина. Усилие боевой пружины подается на курок через толкатель[1].
Пистолеты 37М оснащены автоматическим предохранителем, который расположен на задней стенке рукоятки и во включенном положении через разобщитель не позволяет затвору дойти до крайнего переднего положения. Автоматический предохранитель отключается при правильном охвате рукоятки ладонью. Кроме того, 37М дополнительно имеет неавтоматический предохранитель, который блокирует курок и затвор (в результате, при падении пистолета выстрела не происходит).
После расходования всех патронов подаватель магазина поворачивает останов затвора, выступ которого, попав в вырез на кожухе-затворе, останавливает его в заднем положении[1].
Крышка магазинной коробки имеет «шпору» для дополнительного упора мизинца руки, удерживающей оружие, что благоприятно сказывается на меткости стрельбы.
Пистолеты имеют хорошую отделку и привлекательный внешний вид, однако по степени живучести и устойчивости к плохим условиям эксплуатации значительно уступает советским и немецким пистолетам 1930-х годов из-за более низкого качества металла[1].
Варианты и модификации
- FÉG 37M (37 M. pisztoly — «пистолет обр.1937 г.») — в 1937 году принят на вооружение венгерской армии[1]; кроме того, до начала Второй мировой войны некоторое количество было выпущено для гражданского рынка огнестрельного оружия[2]. Все пистолеты имели надпись на затворе: «FEMARU FEGYVER ES GEPGYAR RT 37M», коммерческие пистолеты имели номер с добавлением буквы С[2]. Производство прекращено в 1942 году[3].
- Pistole 37(ü) — пистолеты, изготовленные по немецкому заказу[4]. Выпуск продолжался до ноября 1944 года, всего выпущено 85 тыс. шт.[3]. В отличие от венгерских пистолетов, имел маркировку «jhv» (условное немецкое обозначение оружейной фабрики FEG), клеймо немецкой военной приёмки «Wa A 58» и изменённую надпись на затворе (сначала «Pistole M 37 Kal. 7.65», затем «P. Mod. 37 Kal. 7.65»)[2].
Страны-эксплуатанты
- Королевство Венгрия[1]
-
Третий рейх — в июне 1941 года в Венгрии были заказаны 50 тыс. шт. пистолетов Pistole 37(ü) под патрон 7,65×17 мм. Позднее, были заказаны ещё 60 тыс. пистолетов, но до ноября 1944 года было фактически поставлено лишь 35 тыс. шт. Большая часть из 85 тыс. пистолетов поступила на вооружение люфтваффе[5].
См. также
Напишите отзыв о статье "FEG 37M"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Фроммер 29М и 37М (Венгрия) // А. И. Благовестов. То, из чего стреляют в СНГ: справочник стрелкового оружия. Минск, «Харвест»; Москва, ООО «Издательство АСТ», 2000. стр.116-118
- ↑ 1 2 3 4 Венгерские пистолеты // журнал "Оружие и охота", № 9, 2008
- ↑ 1 2 Я. Хогг, Дж. Уикс. Все пистолеты мира: полный иллюстрированный справочник пистолетов и револьверов. М., ЭКСМО-ПРЕСС. 2001. стр.127
- ↑ М. Р. Попенкер, М. Милчев. Вторая мировая: война оружейников М., «Яуза» — ЭКСМО, 2009. стр.226
- ↑ В. А. Кашевский. Пехотное оружие Второй Мировой войны. Минск, ООО «Харвест», 2004. стр.147-148
Литература и источники
- А. Б. Жук. Энциклопедия стрелкового оружия: револьверы, пистолеты, винтовки, пистолеты-пулемёты, автоматы. М., ООО «Издательство АСТ», «Воениздат», 2002. стр.304, 305
- Венгерский 7,65-мм пистолет Frommer 37M (Фроммер 37М) // журнал "Оружие", № 2, 2001 (спецвыпуск "Пехотное оружие Третьего рейха. Часть II. Пистолеты") стр.18-19
Ссылки
- М. Р. Попенкер. [world.guns.ru/handguns/hg/hu/femaru-37m-p37-u-r.html Пистолет FEMARU Model 1937 37M P37 P37(u) (Венгрия)] / сайт «Современное стрелковое оружие мира»
- [www.imfdb.org/wiki/Femaru_37M Femaru 37M] / Internet Movie Firearms Database
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий FEG 37M
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
