Гимн США

The Star-Spangled Banner
Знамя, усыпанное звёздами
Автор слов	Фрэнсис Скотт Ки, 1814
Композитор	Джон Стаффорд Смит, 1780
Утверждён	3 марта 1931
The Star-Spangled Banner (инструментальная версия)

The Star-Spangled Banner («Знамя, усыпанное звёздами») — государственный гимн Соединённых Штатов Америки. Песня имеет 4 куплета, но сегодня только первый из них является широко известным.

Текст взят из поэмы «Оборона Форта Макгенри», написанной в 1814 году Фрэнсисом Скоттом Ки. Автор, 35-летний адвокат и поэт-любитель, написал этот текст после того, как стал свидетелем обстрела крепости Макгенри в Балтиморе британскими кораблями в период англо-американской войны 1812—1815 годов. Первое исполнение состоялось в Балтиморе 29 октября 1814 года после американской премьеры пьесы Августа фон Коцебу «Граф Бенёвский».

Долгое время считалось, что текст был положен на популярную британскую застольную мелодию. Однако в 1980-е годы учёным удалось установить, что мелодия имела своего автора. Им был Джон Смит — британский историк музыки, композитор, органист и певец, который примерно в 1780 году написал музыку к (Анакреонтской песне) - шутливому гимну «Анакреонтского общества» - клуба, объединявшего лондонских музыкантов. Песня стала официально использоваться в Военно-морских силах США (в 1889), затем в Белом доме (в 1916), а 3 марта 1931 года резолюцией Конгресса была объявлена национальным гимном. До этого официально закреплённого законом гимна США не было, и в качестве гимна использовались песни Hail Columbia или My Country, 'Tis of Thee.

Необычная аранжировка гимна была выполнена И. Ф. Стравинским и в 1964 году выпущена на пластинках в исполнении хора Toronto Festival Singers и оркестра CBC.

…во время войны я должен был начинать свои концерты исполнением американ­ского гимна, существующие аранжировки которого представля­лись мне весьма слабыми. Моя версия была написана 4 июля 1941 г. и вскоре после этого исполнена оркестром и негритянским хором под управлением зятя моего ученика. (…) Я сам впервые исполнил свою версию гимна с Бостонским оркестром зимой 1944 г. Я дирижи­ровал, стоя спиной к оркестру и лицом к публике, так как предпо­лагалось, что слушатели будут петь, но они не пели. Мне каза­лось, что никто не заметил отличий моей версии от стандартной, но на следующий день, перед самым началом второго концерта, в моей уборной появился комиссар полиции, сообщивший мне, что по массачусетским законам запрещаются всякие самовольные «орудования» с национальной собственностью.

— Игорь Стравинский. Диалоги. Воспоминания, размышления, комментарии.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Текст гимна

Оригинальный

Поэтический перевод Максима Наймиллера, 2010 г.

O say, can you see, by the dawn’s early light, What so proudly we hailed at the twilight’s last gleaming? Whose broad stripes and bright stars, through the perilous fight, O’er the ramparts we watched, were so gallantly streaming? And the rockets’ red glare, the bombs bursting in air, Gave proof through the night that our flag was still there. O say does that star spangled banner yet wave O’er the land of the free, and the home of the brave? On the shore dimly seen through the mists of the deep. Where the foe’s haughty host in dread silence reposes, What is that which the breeze, o’er the towering steep, As it fitfully blows, half conceals, half discloses? Now it catches the gleam of the morning’s first beam, In full glory reflected now shines in the stream: ‘Tis the Star-Spangled Banner! O long may it wave O’er the land of the free and the home of the brave. And where is that band who so vauntingly swore That the havoc of war and the battle’s confusion A home and a country should leave us no more? Their blood has washed out their foul footsteps’ pollution. No refuge could save the hireling and slave From the terror of flight, or the gloom of the grave: And the Star-Spangled Banner, in triumph doth wave O’er the land of the free and the home of the brave. O thus be it ever when freemen shall stand Between their loved homes and the war’s desolation! Blest with vict’ry and peace, may the Heaven-rescued land Praise the Power that hath made and preserved us a nation. Then conquer we must when our cause it is just And this be our motto: «In God is our Trust.» And the Star-Spangled Banner in triumph shall wave O’er the land of the free and the home of the brave!

О, скажи, видишь ты в первых солнца лучах Что средь битвы мы чли на вечерней зарнице? В синем с россыпью звёзд полосатый наш флаг Красно-белым огнём с баррикад вновь явится. Ночью сполох ракет на него бросал свет - Это подлым врагам был наш гордый ответ. Так скажи, неужель, будет жить он всегда Где земля храбрецов, где свободных страна? Там, в туманной тиши, на чужом берегу, Где надменный наш враг от атак отдыхает, Что над фортом, как нам, также видно ему - На ветру колыхнётся и вновь пропадает? Золотистый восход ему блеск придаёт В полной славе его свежий бриз развернёт. Это звёздный наш флаг! И он будет всегда Там, где дом храбрецов, где свободных страна. А где банда убийц, что хвастливо клялась, Будто пламя войны, духом павших смятенье, Разобщённой толпой снова сделают нас - Дали кровью ответ за свои преступленья. Нет убежища вам, войск наёмных рабам, Ждёт могилы вас тлен, — будет всем по делам. Только звёздный наш флаг не умрёт никогда Там, где дом храбрецов, где свободных страна. О, пусть будет так впредь — где мятежный встаёт Меж разрухой войны и своим отчим домом. Славит Бога земля и хвалу воздаёт Силе, сделавшей нас и хранящей народом. С правой кто стороны, не страшится судьбы, В битвах будет девизом нам «Богу верны». Звёздный флаг над страной будет реять пока Ещё есть храбрецы, в ком свобода жива.

Иллюстрации

• StarSpangledBannerFlag.svg

  «Знамя, усыпанное звёздами» — флаг США (1795—1818)

• Defence of Fort M'Henry broadside.jpg

  Первая публикация стихотворения Ки — редчайшая листовка (сохранилось 2 экземпляра)

Ссылки

• [onrevolution.narod.ru/US_anthem.html Русская версия гимна США, ноты, мелодия. Материалы по истории США]

Отрывок, характеризующий Гимн США

Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.