Наука в США

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Серия статей на тему</font>
Культура США

Американская культура
ЛитератураЯзыки
ИскусствоКинематографТелевидение
КухняОбразованиеРелигияФилософия
МузыкаПраздникиНаука

Наука в США является одной из ключевых отраслей страны. На сегодняшний день США являются мировым научным лидером[1] с абсолютным преимуществом в количестве Нобелевских лауреатов. По состоянию на 2012 год, гражданам США было присвоено 331 Нобелевских премий.[2] А также 15 ученых-математиков из США, были удостоены награды под названием Филдсовская премия. Самая престижная награда для математиков, присуждающаяся только раз в четыре года.

США стабильно удерживают лидерство в инвестициях в НИОКР. В 2011 году на долю США пришлось 34 % мировых расходов в данной сфере. Всего было вложено $405,3 млрд, что составило 2,7 % от ВВП страны[3].





XVIII—XIX века

В первые десятилетия своего существования США были в значительной степени изолированы от Старого света. Это отражалось и на состоянии науки в стране в целом. По сравнению с развитой системой европейских университетов и научных школ, североамериканская наука была на значительно более низком уровне. Тем не менее, наука в США получила развитие уже в первые годы существования страны. Так, два отца-основателя были учёными. Бенджамин Франклин провёл серию экспериментов по изучению электрических явлений: среди его достижений было доказательство того, что молнии являются формой передачи электрического тока. Франклин также разработал бифокальные очки. Томас Джефферсон, агроном по образованию, привнёс в Новый свет различные сорта риса, маслиновых и трав. Джефферсон провёл анализ данных, полученных в результате экспедиции Льюиса и Кларка. В том числе он систематизировал виды флоры и фауны тихоокеанского северо-запада (англ.).

В конце XVIII века множество учёных было втянуто в борьбу за независимость США. Среди этих учёных был астроном Дэвид Риттенхаус, исследователь в области медицины Бенджамин Раш и естествовед Чарльз Уиллсон Пил (англ.). Во время революции Риттенхаус участвовал в разработке защитных сооружений Филадельфии, а также конструировал телескопы и навигационное оборудование для североамериканских военных. После войны Риттенхаус разрабатывал дорожные и оросительные системы в штате Пенсильвания. Позже он вернулся к астрономическим наблюдениям и добился значительных успехов в этой области. Во время революции Бенджамин Раш, будучи военным хирургом, активно ратовал за поддержание гигиены среди солдат, чем спас множество жизней. В Филадельфии он основал образцовый по тем временам госпиталь Пенсильвании (англ.). После окончания войны Раш основал первую бесплатную клинику в стране. Чарльз Уиллсон Пил основал в Филадельфии Музей Пила (англ.), первый музей в США. Пил провёл раскопку костей мастодонта близ Уэст-Пойнта в штате Нью-Йорк. На сборку костей он потратил три месяца, после чего выставил собранный скелет в своём музее.

Иммиграция учёных

Одним из первых учёных-иммигрантов стал британский химик Джозеф Пристли, вынужденный в 1794 году уехать из страны из-за своих оппозиционных политических взглядов. В 1872 году в США из Шотландии иммигрировал Александер Белл, разработчик первого телефона.[4] В 1884 году в США иммигрировал Никола Тесла, разработавший там бесщёточную электрическую машину. Чарльз Штейнмец, эмигрировавший из Германии в 1889 году, внёс существенный вклад в области электротехники. Владимир Зворыкин, эмигрировавший в 1919 году, разработал первый кинескоп.

В начале XX века научный центр мира сосредоточивался в Европе, в основном в Англии и Германии. Однако с ростом влияния профашистских настроений, большое число учёных, в основном еврейского происхождения, покидали континент и перебирались в США. Одним из первых стал в 1933 году Альберт Эйнштейн. Впоследствии при его поддержке в США перебралось множество немецких физиков-теоретиков. В 1938 году из Италии эмигрировал Энрико Ферми, внёсший значительный вклад в исследование цепной ядерной реакции.

К окончанию войны и в первые послевоенные годы США занимали лидирующее положение на мировой научной арене. Этому в значительной степени поспособствовало то, что индустриальная инфраструктура страны не была затронута военными действиями. Другим фактором стало широчайшее использование научных достижений в войне и ключевое их значение в период Холодной войны. Это привело к значительной поддержке как фундаментальных, так и прикладных исследований со стороны правительства США. К середине 1950-х годов поддержка достигла максимального уровня. Хорошим показателем является изменение количества лауреатов Нобелевской премии в области физики и химии. Так, в период до 1950 года североамериканские учёные составляли незначительное меньшинство среди лауреатов, однако соотношение значительно изменилось после 1950 года: более половины премий было получено учёными из США.

Прикладная наука

Несмотря на значительное изначальное отставание в области теоретической науки, в США в XIX веке активно проводились прикладные исследования. Это было вызвано отдалённостью США от мировых научных лидеров, находящихся в Европе, и естественной потребностью американского общества в развитии собственной науки и промышленности. Среди выдающихся изобретателей того времени можно выделить Роберта Фултона, сконструировавшего один из первых пароходов; Сэмюэля Морзе, разработавшего электромагнитный пишущий телеграф и первоначальный вариант кода, названного его именем; Эли Уитни, разработавшего фрезерный станок и коттон-джин; Сайруса Маккормика, разработавшего жатвенную машину; Томаса Алва Эдисона, запатентовавшего множество своих изобретений; братьев Райт, сконструировавших первый самолёт. Изобретение в 1947 году учёными Джоном Бардиным, Уильямом Шокли и Уолтером Браттейном первого транзистора ознаменовало зарождение Информационной эры.

Атомная эра

После того как немецким физикам в 1938 году удалось расщепить ядро урана, некоторые учёные предположили, что цепная реакция возможна и может быть осуществлена. В письме президенту США Франклину Рузвельту, написанном Лео Силардом и подписанном Альбертом Эйнштейном, было высказано предостережение о том, что подобный прорыв может привести к созданию «невероятно мощных бомб». Это письмо привело к изданию президентского указа о проведении исследований в области деления ядра урана. Эти исследования активно проводились в начале 1940-х годов при поддержке нарастающего количества иммигрировавших из охваченной войной Европы коллег. Среди иммигрантов были Ханс Бете, Альберт Эйнштейн, Энрико Ферми, Лео Силард, Эдвард Теллер, Феликс Блох, Эмилио Сегре, Юджин Вигнер и многие другие. Исследования получили продолжение в программе «Манхэттенский проект», результатом которой стало создание и успешное испытание первой в мире атомной бомбы на полигоне в штате Нью-Мексико 16 июля 1945 года.

Первая коммерческая АЭС в США была запущена в Иллинойсе в 1956 году. Поначалу у атомной энергетики были большие перспективы, однако у неё были и свои критики. Авария на АЭС Три-Майл-Айленд в 1979 году стала переломным моментом для атомной энергетики. Стоимость электроэнергии, производимой АЭС начала неуклонно возрастать, к тому же всё большую популярность начали приобретать альтернативная энергетика, в том числе солнечная. В 1970-80-е годы было отменено множество проектов по строительству АЭС. В настоящее время судьба атомной энергетики США остаётся неясной.

Телекоммуникации

За последние 80 лет учёные США внесли неисчислимый вклад в исследование и развитие телекоммуникационных технологий. Например, в число разработок корпорации Bell Labs входят светодиод, транзистор, язык программирования C и операционные системы семейства UNIX. Институт SRI International (англ.) и корпорация Xerox PARC дали начало индустрии ПК. Правительственные агентства DARPA и NASA положили начало компьютерным сетям ARPANET и интернет.

Космическая эра

Космическая эра зародилась почти одновременно с атомной. Одним из пионеров современной ракетной техники стал американец Роберт Годдард. В своей небольшой лаборатории в Вустере (Массачусетс) Годдард работал над смесью, состоящей из жидкого кислорода и газолина. В 1926 году ему успешно удалось запустить первую ракету с ЖРД, она взлетела на высоту 12,5 метров. Спустя 10 лет Годдарду удалось вывести ракету на высоту около двух километров, что вызвало интерес к ракетостроению у США, Великобритании, Германии и Советского Союза.

В течение Второй мировой войны США и Советским Союзом велась «охота» за специалистами в ракетостроении. Так, американцами была проведена операция «Скрепка» по вербовке немецких специалистов, в рамках которой был в том числе переведён в США Вернер фон Браун.

В 1958 году США запустили свой первый искусственный спутник Explorer-I, а в 1961 году вывели в космос первого американца, Алана Шепарда.
В 1969 году стартовала программа пилотируемых космических полётов, для осуществления высадки на Луну (программа Аполлон).
С начала 1980-х действовала программа по использованию многоразовых космических кораблей Спейс шаттл.
В 1972 году был выведен на орбиту первый, а в 1994 году — последний из 24-х спутник GPS.
Отправлены на Марс четыре марсохода и множество межпланетных АМС.

Медицина и здравоохранение

Так же как в физике и химии, после Второй мировой войны учёные США стали занимать лидирующие позиции по количеству Нобелевских премий по физиологии или медицине. Ключевую роль в биомедицинских исследованиях играет частный сектор экономики. Так, на 2000 год процент вклада коммерческих организаций в медицинскую отрасль составлял 57 %, тогда как для некоммерческих организаций этот показатель составлял 7 %, вклад от налоговых поступлений, соответственно, 36 %.[5] Крупнейшее медицинское учреждение NIH департамента здравоохранения состоит из 27 институтов и исследовательских центров.

См. также

Напишите отзыв о статье "Наука в США"

Ссылки

  • [amkulkin.ucoz.com/news/vvedenie/2015-03-18-52 Научные и технологические парки, технополисы и регионы науки.] / А.Н. Авдулов, А.М. Кулькин; Рос. акад. наук, Ин-т науч. информ.по обществ. наукам. - М. : ИНИОН, 2005. - 148 с. - Библиогр.: с. 145-146. - ISBN 5-248-00205-2
  • [amkulkin.ucoz.com/news/soderzhanie/2015-06-18-102 Финансирование науки в развитых странах мира] / А.Н. Авдулов, А.М. Кулькин; Рос. акад. наук, Институт научной информации по общественным наукам. - Москва : РАН. ИНИОН, 2007. - 113 с. - (Методологические проблемы развития науки и техники). - Библиогр.: с. 111-113. - ISBN 5-248-00295-8
  • [amkulkin.ucoz.com/news/soderzhanie/2015-06-18-103 Системы государственной поддержки научно-технической деятельности в России и США: процессы и основные этапы их формирования] / А.Н. Авдулов, А.М. Кулькин; Рос. акад. наук, Ин-т науч. информ. по обществ. наукам. - М. : ИНИОН, 2003. - 83 с. - Библиогр.: с. 82-83. - ISBN 5-248-00143-9

Литература

  • Программы регионального развития в контексте государственной научно-технической политики: опыт США / А.Н. Авдулов, А.М. Кулькин; Рос. акад. наук. ИНИОН. - М. : 1999. - 166 с.
  • Конгресс США: Обеспечение информацией. / А.М. Кулькин, А.Н. Авдулов. // Народный депутат. - М., 1990. - №№ 5,6. - С. 122-127, 118-123.
  • США: Наука в системе законодательной и исполнительной власти. / А.М. Кулькин, А.Н. Авдулов. // Вопросы философии. - М., 1994. - № 11. - С. 40-51.
  • Политическая институционализация науки в США / А.М. Кулькин // Вопросы истории естествознания и техники, 1983. - №2. - С. 50-60
  • Научно-техническая политика США. / Кулькин А.М., Горбунова Т.В. - Академия наук СССР, Ин-т науч. информации по общественным наукам, 1989.
  • Социально-философские аспекты научно-технической политики (по материалам США) / А.Н. Авдулов, А.М. Кулькин ; ИНИОН РАН, 1993. - 154 с.
  • Власть, наука, общество : система гос. поддержки науч.- техн. деятельности: опыт США / А.Н. Авдулов, А.М. Кулькин ; Рос. акад. наук. Ин-т науч. информ. по обществ. наукам. - М. : 1994. - 284 с. - Библиогр.: с. 282-284

Примечания

  1. [lenta.ru/news/2011/03/30/first/ Китай признали научным лидером будущего]. Lenta.ru. Проверено 31 марта 2011. [www.webcitation.org/69T8X52pP Архивировано из первоисточника 27 июля 2012].
  2. [en.wikipedia.org/wiki/List_of_Nobel_laureates_by_country#United_States Список нобелевских лауреатов США] (англ.). [www.webcitation.org/6BOl09zpO Архивировано из первоисточника 14 октября 2012].
  3. [www.battelle.org/aboutus/rd/2011.pdf Объёмы мировых расходов на научно исследовательские работы] (англ.). [www.webcitation.org/65Z2GLHSE Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
  4. [www.wdl.org/ru/item/11375/ Лабораторная тетрадь Александра Грейама Белла, 1875–1876 гг.] (1875-1876). Проверено 24 июля 2013. [www.webcitation.org/6INI7edkT Архивировано из первоисточника 25 июля 2013].
  5. [replay.waybackmachine.org/20090326091536/hsc.utoledo.edu/research/nih_research_benefits.pdf The Benefits of Medical Research and the Role of the NIH] (англ.). The University of Toledo. Проверено 31 марта 2011.

Отрывок, характеризующий Наука в США

А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.