Британская экспедиция на Джомолунгму (1922)

Британская экспедиция на Джомолунгму (1922)
Северная стена Джомолунгмы
Страна Великобритания Великобритания Дата начала март 1922 года Дата окончания август 1922 года Руководитель Чарльз Гранвиль Брюс
Состав
160 человек, включая 13 человек в основном составе и носильщиков.
Маршрут
жёлтая линия — маршрут экспедиции
Достижения
Установлен мировой рекорд высоты восхождения: 8326 метров над уровнем моря
Открытия
Использование кислородного оборудования при восхождении на большие высоты впервые опробовано на практике
Потери
Носильщики Дородже, Норбу, Пасанг, Пема, Сангэ, Тупак, Тэмба, погибшие под лавиной

Брита́нская экспеди́ция на Джомолу́нгму 1922 го́да (англ. 1922 British Mount Everest expedition) — альпинистская экспедиция, целью которой было первое восхождение на вершину Джомолунгмы. Также впервые были использованы кислородные баллоны (англ. oxygen tank). Поскольку Непал был закрыт для посещения жителями западных стран, подойти к горе с южной стороны было нельзя. Экспедиция пыталась взойти на Джомолунгму с севера, со стороны Тибета.

Перед этим Британская разведывательная экспедиция на Джомолунгму 1921 года обследовала восточные и северные окрестности пика. В поисках более лёгкого маршрута Джордж Мэллори, который позже стал единственным человеком, участвовавшим во всех трёх британских экспедициях (1921, 1922 и 1924 годов), открыл путь, который, по его мнению, мог привести на вершину.

Однако, добиться цели этой экспедиции не удалось. Первые две попытки закончились неудачей, а третья — трагедией: семь носильщиков погибли под лавиной, сход которой был вызван их же прохождением. Это стало первым задокументированным случаем гибели людей при попытке восхождения на Джомолунгму.

Во время второй попытки восхождения экспедиция установила мировой рекорд высоты восхождения: 8326 метров над уровнем моря. Этот рекорд был побит следующей британской экспедицией на Джомолунгму в 1924 году.

Подготовка

Британские экспедиции на Джомолунгму в 1920-х годах планировались и управлялись британским «Альпийским клубом» и «Королевским географическим обществом», совместно учредившими «Комитет Джомолунгмы».

Благодаря работе разведывательной экспедиции 1921 года, данная экспедиция уже имела карты окрестностей Джомолунгмы, а также знала, что лучшее время года для восхождения на вершину — апрель-май, до начала сезона муссонов. Это было учтено при планировании этой экспедиции и следующей, состоявшейся в 1924 году .

Джон Ноэль (англ. John Noel) стал официальным фотографом экспедиции. Он взял с собой три кинокамеры, две панорамные камеры, четыре фотокамеры с фотопластинками (англ. sheet camera), одну стереокамеру и пять плёночных фотокамер модели «[camerapedia.wikia.com/wiki/Vest_Pocket_Kodak Vest Pocket Kodak]». Последние имели очень небольшие по тем временам габариты и вес, и альпинисты могли их взять с собой на большие высоты. Именно на них предполагалось заснять возможное восхождение на вершину. Кроме того, у экспедиции была специальная «чёрная палатка» для фотографических работ. Работа экспедиции была запечатлена во множестве фотографий и одном кинофильме.

Использование баллонного кислорода при восхождении

Альпинисты экспедиции 1922 года впервые опробовали баллонный кислород во время восхождения на высоту, уже относящуюся к «зоне смерти». Предыдущая экспедиция на Джомолунгму тоже брала с собой кислородные баллоны, но так ими и не воспользовалась. Одним из первых, кто указал возможность использования кислородных приборов альпинистами, был учёный Александр Митчел Келлас. Но существующие в то время кислородные приборы, сделанные по образцу шахтёрских самоспасателей, были, по его мнению, слишком тяжелы для использования в высокогорье. Келлас участвовал в разведывательной экспедиции 1921 года, но умер на пути к Джомолунгме. Немногие приняли во внимание инновационные идеи Келласа, возможно, потому, что его научная работа была продолжением любительской традиции. Большей популярностью пользовались эксперименты с сосудами под давлением профессора химии Дрейера (англ. Georges Dreyer), изучавшего проблемы полётов Королевских военно-воздушных сил, с которыми приходилось сталкиваться во время Первой мировой войны. По результатам его экспериментов (частично проведённых совместно с Джорджем Финчем (англ. George Finch)) получалось, что выжить на больших высотах можно только при снабжении дополнительным кислородом.

С учётом данных того исследования, в данной экспедиции использование баллонного кислорода планировались заранее. Один баллон содержал примерно 240 литров кислорода. Четыре баллона крепились на несущей раме, которую нёс альпинист. Маска надевалась на нос и рот, трубка входила в рот. Всё это, вместе с дополнительными элементами конструкции, весило около 14,5 кг ­- очень тяжёлый для альпиниста дополнительный груз. Десять таких систем вошли в состав экспедиционного оборудования. Дрейер также предложил величины необходимого расхода кислорода: на высоте 7000 метров над уровнем моря — 2 литра в минуту, на вершине Джомолунгмы — до 2,4 л/мин. В результате, каждого баллона хватало на два часа, а четырёх баллонов — максимум на 8 часов восхождения. Для сравнения: в настоящее время кислородные баллоны объёмом 3 или 4 литра заправляются кислородом при давлении 250 бар, и при расходе 2 л/мин. одного современного баллона хватает примерно на 6 часов.

Джордж Финч участвовал в данной экспедиции, и был ответственным за кислородное оборудование, которое сам же разработал; он же проводил с другими участниками экспедиции ежедневные практические занятия по использованию баллонного кислорода. Кислородные приборы часто ломались, были малопрочными и тяжёлыми, степень заполнения их кислородом была низкой. Поэтому альпинисты им были совсем не рады, и многие не собирались их использовать во время восхождения. А тибетские и непальские носильщики обозвали их «английским воздухом».

Участники экспедиции

При отборе участников экспедиции учитывалась не только альпинистская квалификация, но также семейное происхождение, высоко ценились воинский опыт и профессия.

Имя	Функция	Профессия
Чарльз Гранвиль Брюс	Руководитель экспедиции	Военный (офицер, звание: бригадный генерал)
Эдвард Лизл Стратт (англ. Edward Lisle Strutt)	Заместитель руководителя и альпинист	Военный (офицер, звание: подполковник)
Джордж Мэллори	Альпинист	Учитель
Джордж Ингл Финч (англ. George Ingle Finch)	Альпинист	Химик (Имперский колледж Лондона)
Эдвард «Тэдди» Феликс Нортон	Альпинист	Военный (офицер, звание: майор)
Генри Трейс Морсхед (англ. Henry Treise Morshead)	Альпинист	Военный (офицер, звание: майор)
Др. Говард (Ховард) Сомервелл (англ. Howard Somervell)	Альпинист	Медик
Др. Артур Уэйкфилд (англ. Arthur Wakefield)	Альпинист	Медик
Джон Ноэль (англ. John Noel)	Фотограф и кинооператор	Военный (офицер, звание: капитан (британской армии и королевской морской пехоты))
Др. Том (Томас) Джордж Лонгстафф (англ. Tom (Thomas) George Longstaff)	Врач экспедиции	Медик
Джон Джеффри Брюс (англ. John Geoffrey Bruce), кузен Чарльза Г. Брюса)	Переводчик и организационные задачи	Военный (офицер, звание: капитан)
Чарльз Джон Моррис (англ. Charles John Morris)	Переводчик и организационные задачи	Военный (офицер, звание: капитан)
Колин Г. Кроуфорд (англ. Colin G. Crawford)	Переводчик и организационные задачи	Служащий британской гражданской колониальной администрации

Альпинистов сопровождала большая группа тибетских и непальских носильщиков, в конечном счёте, экспедиция насчитывала 160 человек.

Запланированный маршрут восхождения

Посещение Непала гражданами западных стран было запрещено, и подойти к Джомолунгме с юга было невозможно. До Второй мировой войны британские экспедиции могли подойти к Джомолунгме только с северной стороны, из Тибета. Мэллори ещё в разведывательной экспедиции 1921 года нашёл проходимый маршрут через перевал Лхакпа-ла на Северную стену, и далее к вершине.

Этот маршрут начинался на Главном Ронгбуке, проходил через долину Восточного Ронгбука до обледенелых склонов Северного седла. Оттуда по Северному гребню и Северо-Восточному гребню можно было пройти к вершине-пирамиде. Но далее на пути, на высоте 8605 метров в верхней части Северо-Восточного гребня, лежало ещё неизвестное альпинистам препятствие: вторая из Трёх ступеней, высотой около 30 метров и с уклоном более 70 градусов. И только после этих ступеней путь к вершине лежал по длинным, но пологим склонам. Только в 1960 году китайская экспедиция смогла пройти по такому маршруту до вершины.

В качестве альтернативы британцы наметили обходной маршрут: по краям Северной стены и далее через Северный кулуар на Третью Ступень и к вершине (по этому маршруту шёл Райнхольд Месснер, совершивший одиночное восхождение на Джомолунгму в 1980 г.).

Выход на маршрут

До базового лагеря экспедиция шла в основном тем же маршрутом, что и экспедиция 1921 года. Начав путь в Индии, участники экспедиции собрались в Дарджилинге в конце марта 1922 года. Некоторые из них прибыли на месяц раньше, чтобы решить организационные вопросы и нанять носильщиков. Для большинства участников экспедиции горное путешествие началось 26 марта. Кроуфорд и Финч задержались ещё на пару дней для того, чтобы устроить доставку кислородного оборудования, потому что комплектующие для него прибыли в Калькутту позже, чем планировалось. Но в дальнейшем таких накладок не было, и кислородные баллоны были доставлены без происшествий.

Для путешествия через Тибет у экспедиции имелось разрешение Далай-ламы. Из Дарджилинга они направились в Калимпонг, затем в Пагри, а оттуда 8 апреля отправились в Кхамбер Дзонг, в который они прибыли 11 апреля. Там группа отдыхала три дня, и там же Финч и Кроуфорд с кислородными баллонами догнали экспедицию. После все отправились в Шелкар Дзонг, а из него — на север в монастырь Ронгбук (4980 м над уровнем моря) и к месту для установки базового лагеря. Чтобы ускорить процесс акклиматизации участников экспедиции, использовались пешие прогулки и поездки верхом на лошадях. 1 мая они достигли нижнего края ледника Ронгбук, где и разбили базовый лагерь.

Попытки восхождения

Район базового лагеря — долина Ронгбук и верхний восточный ледник Ронгбук — был известен по данным экспедиции 1921 года, но ещё никто не заходил дальше в долину Восточного Ронгбука. Потому 5 мая Стратт, Лонгстафф, Морсхед и Нортон начали первую интенсивную рекогносцировку этой долины. Передовой лагерь (англ. Advanced Base Camp (ABC)) был разбит на верхнем крае ледника, ниже обледенелых склонов Северного седла, на высоте 6400 м. Между базовым и передовым лагерями экспедиция установила ещё два: Лагерь I (5400 м) и Лагерь II (6000 м).

Местные фермеры недолго помогали в возведении и снабжении этих лагерей, так как было много работы на их фермах. Лонгстафф настолько устал от организационных и транспортных задач, что заболел и не смог принимать активное участие в дальнейших горных походах экспедиции.

10 мая Мэллори и Сомервелл покинули базовый лагерь, чтобы установить Лагерь IV на Северном седле. Всего через два с половиной часа они добрались до Лагеря II, а 11 мая уже начали взбираться на Северное седло. Разбитый ими лагерь располагался на высоте 6000 м над уровнем моря, к нему доставлялась еда. Дальнейший план был таков: первую попытку восхождения делают Мэллори и Сомервелл без использования дополнительного кислорода, потом за ними идут Финч и Нортон с кислородными приборами. Однако эти планы рухнули из-за болезни большинства альпинистов. И они решили, что более-менее здоровые Мэллори, Сомервелл, Нортон и Морсхед должны идти вместе.

Первая попытка: без кислорода

Первая попытка восхождения на вершину была сделана Мэллори, Сомервеллом, Нортоном и Морсхедом без использования кислородных приборов и с сопровождением девяти носильщиков. 19 мая они вышли из Лагеря III, и уже в 8:45 взобрались на Северное седло. День выдался ясный; как отметил Мэллори, погода благоприятствовала альпинистам. Около часа дня они установили палатки в новом лагере. Оставшуюся часть дня альпинисты планировали переносить минимум снаряжения: две самые маленькие палатки, два двухместных спальных мешка, еду на 36 часов, газовый примус и два термоса с напитками. На каждую палатку приходилось по три носильщика, и они были здоровы.

На следующий день, 20 мая, Мэллори встал в 5:30 и поднял всю группу. Носильщики плохо спали в ночь перед этим из-за недостаточной вентиляции в их палатках и вследствие этого недостатка кислорода . Только пять из них намеревались идти выше. С приготовлением пищи на газовых горелках тоже возникли какие-то проблемы, и из-за этого группа вышла только около семи утра. Погода стала портиться, а температура воздуха стремительно снижаться. Выше Северного седла они ступили на неизвестную территорию. У носильщиков не было тёплой одежды, и они страдали от холода. Лёд на склонах Северного седла был твёрдым, и вырубать на нём ступеньки было очень трудно. Это помешало экспедиции установить лагерь на высоте 8200 метров, как они планировали. Альпинисты смогли подняться только до 7600 м и разбить там небольшой Лагерь V. Сомервелл и Морсхед смогли установить свою палатку ровно, но Мэллори и Нортону достался неудобный склон в полусотне метров от товарищей. Носильщики были отосланы вниз.

21 мая четверо альпинистов вылезли из спальных мешков примерно в 6:30, и около 8 часов утра были готовы идти. Во время приготовлений один рюкзак с едой свалился вниз. Морсхед, страдавший от холода, смог спуститься и достать этот рюкзак, но после этого спуска и подъёма у него уже не было сил, чтобы подниматься дальше. Мэллори, Сомервелл и Нортон продолжили восхождение; они шли по Северному гребню к верхней части Северо-Восточного гребня. Прошёл небольшой снегопад. По словам Мэллори, идти по заснеженным склонам было нетрудно. Вскоре после 2 часов дня альпинисты решили возвращаться. Они были на 150 м ниже гребня, взяли высоту 8225 метров над уровнем моря, и это стало мировым рекордом высоты альпинистского восхождения. Около 16:00 они вернулись в Лагерь V к Морсхеду — уже по темноте, пройдя опасный, полный расселин ледник, расположенный выше. На его скользком склоне чуть было не сорвались все вместе, но Мэллори смог удержаться с помощью верёвки и ледоруба, и удержать остальных.

22 мая в 6 часов утра альпинисты начали спуск с Северного седла.

Вторая попытка: с кислородом

зелёная линия	Обычный маршрут, в основном пройден в 1922 г., высотные лагеря около 7700 и 8300 м. Современный лагерь на 8300 — немного западнее (отмечен другим треугольником)
красная линия	Большой кулуар или Северный кулуар
тёмно-синяя линия	Кулуар Хорнбейн
?	Вторая ступень, 8605 м н.у.м., высота ступени ок. 30 м, класс 5-9
a)	Точка на высоте ок. 8325 м, до которой дошёл Джордж Финч с кислородными баллонами

Вторую попытку восхождения предприняли Джордж Ингл Финч, Джеффри Брюс и гуркхский офицер Тежбир (Tejbir), которые использовали кислородное оборудование. 20 мая они прибыли в Лагерь III; кислородные баллоны для них были доставлены в этот лагерь несколькими днями раньше. Баллоны были проверены, и оказались в хорошем состоянии.

24 мая участники этой группы восхождения поднялись на Северное седло вместе с Ноэлем. С 8 утра следующего дня Финч, Брюс и Тежбир пошли по Северному гребню на Северо-Восточный. Мешал сильный ветер. Двенадцать носильщиков доставляли баллоны и другое оборудование. Это был первый успешный опыт использования кислородных приборов при восхождении на большие высоты. Три альпиниста с кислородными приборами шли значительно быстрее, чем носильщики без этих приборов, несмотря на то, что они несли более тяжёлый груз. Ветер усиливался, и группе восхождения пришлось остановиться и разбить лагерь на высоте 7600 м. В этом лагере пришлось задержаться, потому что 26 мая погода ухудшилась.

27 мая было решено продолжать восхождение. Еды почти не осталось, потому что столь длительное восхождение не планировалось. Тем не менее, в 6:30 они вышли. Было солнечно, но ветер неуклонно усиливался и задерживал продвижение. Тежбир не имел подходящей одежды, шёл всё медленнее и медленнее, и в конце концов прервал восхождение на высоте 7925 м. Финч и Брюс послали его обратно в лагерь, а сами продолжили путь к Северо-Восточному гребню, уже не в связке.

Достигнув высоты 7950 м, Финч изменил маршрут из-за ветра, решил идти по склону Северной стены и Северному кулуару. Какое-то время они хорошо продвигались по горизонтали, но не набирали высоту. Потом, уже на высоте 8326 м, случилась неполадка с кислородным прибором Брюса. Финч установил, что Брюс истощён, и они повернули обратно. Во время этого восхождения снова был побит мировой рекорд высоты. В 16 часов альпинисты вернулись в лагерь на Северном седле, а ещё через полтора часа пришли в Лагерь III на верхнем Восточном Ронгбуке.

Третья попытка: лавина

Врач экспедиции считал, что третья попытка восхождения была невозможна, потому что все альпинисты сильно устали или были больны. Однако, Сомервелл и Уэйкфилд не увидели в том больших рисков, и третья попытка была предпринята.

3 июня Мэллори, Сомервелл, Финч, Уэйкфилд и Кроуфорд вместе с 14 носильщиками вышли из базового лагеря. Финч покинул группу в Лагере I. Остальные прибыли в Лагерь III 5 июня и провели в нём один день. Мэллори был впечатлён силой Финча, который на предыдущей попытке восхождения подошёл к вершине и по горизонтали, и по вертикали намного ближе, чем кто-либо до него. Теперь и Мэллори хотел использовать кислородный прибор.

7 июня Мэллори, Сомервелл и Кроуфорд повели носильщиков через покрытые льдом склоны Северного седла. Мэллори допустил ошибку: он попытался пройти через обледенелые склоны седла напрямик, вместо того, чтобы идти в обход по менее крутым склонам. 17 человек были разбиты на четыре группы-связки. Европейские альпинисты шли в первой группе и утаптывали снег. Одно из скоплений снега на их пути оказалось неустойчивым. Мэллори, Сомервелл и Кроуфорд были частично засыпаны снегом, но сумели выбраться, а идущая следом за ними группа попала под новую, 30-метровую лавину из тяжёлого снега. Другие девять носильщиков, идущие в двух группах, сорвались в расселину, и их засыпало огромной массой снега. Двое из них смогли выбраться, шестеро погибли и ещё один пропал без вести и был признан умершим.

Сохранились имена погибших: Дородже (Dorje), Норбу (Norbu), Пасанг (Pasang), Пема (Pema), Сангэ (Sange), Тупак (Tupac) и Тэмба (Temba). Их смерть открыла скорбный список людей, погибших при восхождении на Джомолунгму; о более ранних случаях достоверно не известно.

Это происшествие положило конец и восхождению, и всей экспедиции.

2 августа вся экспедиция вернулась в Дарджилинг.

После экспедиции

Вернувшись в Англию, Мэллори и Финч устроили турне по стране с лекциями об экспедиции. Это было сделано с двумя целями: во-первых, ознакомить заинтересованную публику с историей экспедиции и её результатами, а во-вторых — собрать деньги на следующую экспедицию.

Мэллори также предпринял трёхмесячную поездку по США. Там его спрашивали, почему он так хочет покорить Джомолунгму. Его ответ: «потому, что она есть» (англ. because it is there) стал классикой.

Следующая экспедиция на Джомолунгму, намеченная на 1923 год, была отложена по финансовым и организационным причинам. Было недостаточно времени на подготовку, и новая экспедиция состоялась в 1924 году.

Кинофильм «Восхождение на Эверест» (англ. Climbing Mount Everest), отснятый Ноэлом во время экспедиции, также был показан публике. Он демонстрировался на протяжении десяти недель в ливерпульском «Филармоническом холле» (англ. Philharmonic Hall) .

На Летних Олимпийских играх 1924 года участники экспедиции были награждены олимпийскими медалями по альпинизму. Для каждого из 13 участников Пьер де Кубертен презентовал специальную серебряную медаль с золотым покрытием.

См. также

• Британская экспедиция на Джомолунгму (1924)
• Хронология покорения Джомолунгмы

Внешние ссылки

• [images.rgs.org/search_.aspx?eventID=23 Mount Everest Expedition 1922 Images] (англ.). Фотографии экспедиции на сайте КГО.

Список литературы

• Красилова Екатерина. Избранник Эвереста. Жизнь и смерть Джорджа Меллори. — София; Москва: Pensoft, 2004. — 176 с. — ISBN 954-642-220-7.
• статья Мэллори, Дж. Г. Л. Первое высокое восхождение в Викитеке
• David Breashears, Audrey Salkeld. Mallorys Geheimnis: was geschah am Mount Everest? — München: Steiger, 2000. — 240 S. — ISBN 3896522205, 9783896522207.
• Bruce, Charles Granville. Darjeeling to the Rongbuk Glacier Base Camp (англ.) // The Geographical Journal : журнал. — The Royal Geographical Society (with the Institute of British Geographers), 1922. — Vol. 60, no. 6. — P. 385-394.
• Bruce, Charles Granville. [archive.org/details/assaultonmountev00bruc The assault on Mount Everest, 1922]. — New York; London: Longmans, Green & Co; Edward Arnold & Co, 1923.
• Tom Holzel, Audrey Salkeld. In der Todeszone. Das Geheimnis um George Mallory und die Erstbesteigung des Mount Everest. — Goldmann Wilhelm GmbH, 1999. — 240 S. — ISBN 3-442-15076-0.
• Mallory, George H. L. The First High Climb (англ.) // The Geographical Journal : журнал. — The Royal Geographical Society (with the Institute of British Geographers), 1922. — Vol. 60, no. 6. — P. 400-412.
• Ortner, Sherry B. Life and Death on Mt. Everest: Sherpas and Himalayan Mountaineering. — Princeton University Press, 2001. — 392 p. — ISBN 9780691074481.
• Simmons, Dan. [books.google.ru/books?id=eWhZAgAAQBAJ&lpg=PT157&ots=sDnJUSpg4b&dq=Name%20englische%20Luft%20gegeben%20haben&hl=ru&pg=PT157#v=onepage&q=Name%20englische%20Luft%20gegeben%20haben&f=false Der Berg: Roman]. — Munhen: Heyne Verlag, 2014. — 768 S. — ISBN 9783641125868.
• West, John B. [jap.physiology.org/cgi/content/full/94/5/1702 George I. Finch and his pioneering use of oxygen for climbing at extreme altitudes] (англ.) // Journal of Applied Physiology : журнал. — American Physiological Society, 2003. — Vol. 94, no. 5. — P. 1702–1713. — DOI:10.1152/japplphysiol.00950.2002. — PMID 12679344.

Отрывок, характеризующий Британская экспедиция на Джомолунгму (1922)

– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.


Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]