Идоменей (опера Моцарта)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Идоменей, царь Критский (опера)»)
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Идоменей, царь Критский, или Илия и Идамант
Место первой постановки

Резиденц-театр[de], Мюнхен

О других операх с таким названием см. Идоменей.

«Идомене́й, царь Кри́тский, или Илия и Идама́нт» (итал. Idomeneo, re di Creta ossia Ilia e Idamante, KV 366) — опера (по определению автора, «музыкальная драма», итал. dramma per musica) в трёх актах Вольфганга Амадея Моцарта на либретто Джамбаттисты Вареско[en]. Это первая «взрослая» опера композитора, демонстрирующая его мастерство в оркестровке, речитативе и блещущая богатством мелодических линий.

Премьера состоялась 29 января 1781 года в Мюнхене, на сцене Резиденц-театра[de].





История

Опера сочинялась по заказу баварского и пфальцского курфюрста Карла Теодора. 24-летний Моцарт приехал в столицу Баварии, на несколько месяцев покинув Зальцбург, где остался его отец, Леопольд Моцарт. Между ними происходила постоянная переписка (Моцарт-младший писал почти каждые два дня), в результате чего почти весь процесс работы оказался документально зафиксирован.

Премьера состоялась 29 января 1781 года во время придворного карнавала в Мюнхенской резиденции курфюрста, на сцене Резиденц-театра[de] с участием Антона Рааффа (Идоменей), Доротеи Вендлинг (Илия), Винченцо даль Прато (Идамант), Элизабет Августы Вендлинг (Электра), Доменико де Панцакки (Арбас) и Джованни Валези (Верховный жрец Нептуна).

Мюнхенская постановка оказалась единственной при жизни Моцарта. Его попытки поставить оперу в Вене провалились, единственное концертное исполнение состоялось 13 марта 1786 года в венском дворце Ауэршперг[en] и потребовало множества вынужденных изменений (венская редакция). Первая сценическая постановка в Вене состоялась лишь в 1806 году.

Либретто

Либретто Джамбаттисты Вареско[en], придворного капеллана в Зальцбурге, основывалось на текстах Антуана Данше для оперы Андре Кампра «Идоменей» (1712), которые, в свою очередь, базировались на одноимённой трагедии[fr] в пяти актах Проспера Кребийона (1705).

В основе сюжета — предания мифологической Эллады. Заглавный герой оперы, критский царь Идоменей — полководец, участник Троянской войны и упоминается в «Илиаде». Мотивы рокового обета божеству и жертвоприношения отцом своего ребенка встречается у многих народов, а в том числе в ветхозаветной Книге Судей, 11:30-40 (Иеффай и его дочь). В либретто аббата Вареско сюжет об отце, дающем клятву отдать в жертву богам первого встреченного, которым оказывается его собственный ребёнок, обретает счастливый финал в образе «Бога из машины».

Работа над либретто проходила под непосредственным контролем Моцарта, он вынуждал либреттиста переписывать многие сцены, желая стремительности действия и психологической правды сюжетных поворотов. В последний момент Моцарт выбрасывает из оперы уже готовые две арии и дуэт, посчитав, что они растягивают действие. Он ссорится с певцами, требующими кантиленных арий, когда драматизм сюжета требует совсем другого.

Действующие лица

  • Идоменей, царь Крита — тенор
  • Идамант, его сын — сопрано (в венской редакции, тенор)
  • Электра, дочь царя Агамемнона — сопрано
  • Илия, дочь троянского царя Приама — сопрано
  • Арбас, друг Идоменея — тенор
  • Верховный жрец Нептуна — тенор
  • Голос оракула Нептуна — бас
  • Две критских женщины — сопрано и меццо-сопрано
  • Два троянца — тенор и бас

Синопсис

Действие происходит на острове Крит после окончания Троянской войны.

Акт 1

Плененная троянская принцесса оплакивает убитого отца и пропавших братьев. Но не ненависть, а любовь к сыну критского царя Идаманту владеет её сердцем. Идамант тоже любит Илию, и ради неё хочет вернуть свободу пленным троянцам. Электра, нареченная невеста Идаманта, предается порывам ревности. Между тем, Арбас приносит известие, что критский царь Идоменей, возвращавшийся от стен Трои на родину, погиб в море.

Чтобы спасти свою жизнь и жизни своих сподвижников, Идоменей поклялся Нептуну принести ему в жертву первого, кого встретит на родном берегу. Первым спешит приветствовать отца Идамант.

Акт 2

Идоменей советуется с Арбасом, как спасти сына. Они отсылают Идаманта вместе с Электрой в её родной Аргос. Идоменей дарует волю троянским пленникам, но Илия просит остаться на Крите. Идоменей догадывается о взаимной любви Илии и Идаманта. Электра счастлива: Идамант будет принадлежать ей.

Как только Идамант и Электра садятся в корабль, разгневанный Нептун посылает на Крит морское чудовище. Народ в страхе разбегается.

Акт 3

Несмотря на гнев Нептуна, Идоменей настаивает на отъезде Идаманта, но Идамант решает вступить в бой с чудовищем и побеждает его. Верховный жрец Нептуна предупреждает царя о бедствиях, которые постигнут его народ за неисполнение клятвы. Идоменей готов принести сына в жертву. Илия желает отдать за Идаманта свою жизнь. Нептун тронут её любовью и через оракула повелевает Идоменею оставить престол и передать его Идаманту после его брака с Илией. Народ поет хвалу богам, лишь Электра не участвует в ликовании: преследуемая фуриями ревности, она пронзает себе грудь кинжалом.

Состав оркестра

Партитура Моцарта включает:

Бас континуо:

Музыкальные номера

  • Увертюра

Акт 1

  • N. 1 Речитатив Quando avran fine omai и Ария Padre, germani, addio! (Илия)
  • N. 2 Ария Non ho colpa (Идамант)
  • N. 3 Хор Godiam la pace
  • N. 4 Речитатив Estino è Idomeneo? и Ария Tutte nel cor vi sento (Электра)
  • N. 5 Хор Pietà! Numi, pietà
  • N. 6 Речитатив Ecco ci salvi al fin и Ария Vedrommi intorno (Идоменей)
  • N. 7 Ария Il padre adorato (Идамант)
  • N. 8 Марш
  • N. 9 Хор Nettuno s’onori

Акт 2

  • N. 10 Ария Se il tuo duol (Арбас)
  • N. 11 Ария Se il padre perdei (Илия)
  • N. 12 Речитатив Qual mi contruba i sensi и Ария Fuor del mar (Идоменей)
  • N. 13 Речитатив Chi mai del mio provo и Ария Idol mio, se ritroso (Электра)
  • N. 14 Марш и речитатив Odo da lunge (Электра)
  • N. 15 Хор Placido è il mar
  • N. 16 Терцет Prei di partir, oh Dio! (Идамант, Электра, Идоменей)
  • N. 17 Хор Qual nuovo terrore!
  • N. 18 Хор Corriamo, fuggiamo

Акт 3

  • N. 19 Ария Zeffiretti lusinghieri (Илия)
  • N. 20 Речитатив Odo? o sol quel, che brama и Дуэт S’io non moro a questi accenti (Идамант, Илия)
  • N. 21 Квартет Andro ramingo e solo (Идоменей, Илия, Идамант, Электра)
  • N. 22 Ария Se colà ne' fati è scritto (Арбас)
  • N. 23 Речитатив Volgi intorno lo sguardo (Верховный жрец Нептуна)
  • N. 24 Хор Oh voto tremendo!
  • N. 25 Марш
  • N. 26 Каватина с хором Accogli, oh re del mar (Верховный жрец Нептуна, Идоменей)
  • N. 27 Речитатив Padre, mio caro padre! и Ария No, la morte io non pavento (Идамант)
  • N. 28 Сцена Ha vinto amore (Голос оракула Нептуна)
  • N. 29 Ария D’Oreste, d’Ajace (Электра)
  • N. 30 Последняя сцена Popoli! a voi
  • N. 31 Ария Torna la pace al core (Идоменей)
  • N. 32 Хор Scenda Amor, scenda Imeneo
  • KV 367 — балетная музыка для оркестра к опере «Идоменей»

А. Н. Серов об «Идоменее» Моцарта (1858)

… Моцарт не был реформатором, не разрушал преднамеренно всего принятого, утвердившегося обычаем. Напротив того: он брал готовые формы, но в них стремился дать полный простор своей художественной натуре, своей способности создать музыку.

Условия серьёзной оперы для мюнхенской сцены тяготели над Моцартом (24-летним юношей!). Певцы были далеко не первостепенные: оперные привычки требовали партии для мужского сопрано, не допускали басовой партии между главными лицами, виртуозность певцов не могла обойтись без множества бравурных арий с модными руладами и т. д. Таким образом, в этой опере Идоменей — тенор (!), сын его — сопрано (!), наперсник тоже тенор; арии переполнены приторными украшениями из времен париков с косами, пудры и мушек. В расположении сцен оперы рутинная условность и риторичность до крайности холодят действие и делают эту пьесу из времен мифологических совершенно отжившею для публики нынешней. Тем не менее при всех этих «кандалах» обычая (usus tyrannus) Моцарт умел создать музыку в своем роде превосходную, умел сочетать красоты итальянской оперной школы (своего времени) с патетической правдивостью стиля Глюка, обогатить такое слияние неисчерпаемой изобретательностью в гармонизации и в приемах сложного кристаллического оркестра, до появления этой оперы неслыханного. В целом опера «Идоменей» для нашего времени тяжела, скучна; в отдельных сценах в ней есть красоты, которые и самим Моцартом не были превзойдены, а как первое из зрелых оперных созданий великого художника, как партитура, в которой гений Моцарта впервые высказался во всей полноте, во всей роскоши своих сил, «Идоменей» оправдывает пристрастие к нему самого Моцарта и останется занимательнейшим и полезнейшим образцом для изучения…

Последующие постановки

В 20-х годах XIX века опера исполнялась в Санкт-Петербурге силами немецкой труппы, но успеха не имела.

В сентябре 2006 года в берлинском театре Немецкая опера была отменена постановка режиссёра Ханса Нойенфельса (Hans Neuenfels) 2003 года из опасений оскорбить религиозные чувства зрителей (в одной из сцен выставлялись отрубленные головы лидеров мировых религий).

Избранная дискография

Напишите отзыв о статье "Идоменей (опера Моцарта)"

Ссылки

  • [www.dlib.indiana.edu/variations/scores/adg7991/large/index.html Партитура]
  • [libretto-oper.ru/mozart/idomeneo Полное либретто оперы «Идоменей, царь Критский»]

Отрывок, характеризующий Идоменей (опера Моцарта)

Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Идоменей_(опера_Моцарта)&oldid=80448717»