Итальянское королевство (1805—1814)
| Королевство Италия | |||||||||
| Regno d'Italia | |||||||||
| Вассальное королевство Франции | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
| |||||||||
| Столица | Милан | ||||||||
| Язык(и) | Итальянский | ||||||||
| Религия | Римско-католическая церковь | ||||||||
| Денежная единица | Наполеоновская итальянская лира | ||||||||
| Форма правления | Конституционная монархия | ||||||||
| Династия | Бонапарт | ||||||||
| король | |||||||||
| - 17 марта 1805– 6 апреля 1814 | Наполеон I | ||||||||
| вице-король | |||||||||
| - 17 марта 1805 – 11 апреля 1814 | Евгений Богарне | ||||||||
Королевство Италия (итал. Regno d'Italia, или итал. Regno Italico) — государство в Северной Италии во времена Наполеона (17 марта 1805 — 11 апреля 1814 года).
Королевство Италия было образовано 17 марта 1805 года из Итальянской республики, в которой Наполеон I был президентом. Во вновь образованном Королевстве Италия Наполеон получил титул короля, а его пасынок, Евгений Богарне — титул вице-короля. 26 мая 1805 года Наполеон был коронован в Миланском соборе Железной короной Ломбардии.
Королевство включало в себя Ломбардию, Венецию, Герцогство Моденское, часть Папского государства (Анкона, оставшись под юрисдикцией Рима, была аннексирована Французской империей), часть Сардинского королевства и Трентино-Альто-Адидже.
С 1805 по 1809 годы в состав Королевства Италия входила также Истрия, Далмация и Котор. Эти территории были включены в состав Иллирийских провинций в 1809 году.
Фактически королевство было подчинено Французской империи и использовалось для получения ресурсов в пользу Франции, а также в качестве плацдарма против Австрии во время войн коалиций.
После отказа от власти Наполеона I Евгений Богарне пытался короноваться, но оппозиция в Сенате Королевства и восстание в Милане (20 апреля 1814 года) сорвали его планы. Евгений был выдан австрийцам, оккупировавшим Милан.
Содержание
История
Образование
После образования Первой Французской империи Наполеон реорганизовал Итальянскую Республику в Королевство.
Символично, что столицей являлся Милан — бывшая столица Лангобардского королевства. Наполеон был одновременно французским императором и королём Италии. Его приёмный сын Евгений Богарне стал вице-королём и наследником престола в 1807 году.
В связи с поражением Наполеона в войне 1812 года вице-король Богарне был фактическим правителем Италии и во время войны 1813—1814 годов имел тесные связи с Францией. Но с Парижским миром 1815 года и реставрацией довоенных границ на Венском конгрессе Королевство Италия было упразднено.
Территория
За это время Наполеон исключил из состава Королевства Италии большую часть Северо-Запада Италии (Пьемонт, Лигурию, Парму) и аннексировал Центральную (Флоренция, Папская область) для Французской империи.
В состав Королевства Италии были включены большинство бывших австрийских территорий в северной Италии. В декабре 1805 Австрийская империя вынуждена была уступить Венецию, Далмацию и Истрию в состав Королевства Италия. Между 1807 и 1808 Папская область и Тоскана были присоединены к Франции. Часть секуляризованных церковных государств (провинции Урбино, Анкона, Мачерата) были присоединены к Королевству Италия. После очередной победы над Австрией был присоединён Южный Тироль. Однако Далмация и Истрия стали в 1809 году частью французских иллирийских провинций.
Армия
Вице-король был командующим Королевской итальянской армией. Она принимала участие в кампаниях императора. Численность армии в общей сложности составляла 218 000 чел.
Пехота:
- Линейная пехота (7 полков)
- Лёгкая пехота (4 полка)
- Королевская гвардия (6 батальонов)
Кавалерия:
- Драгуны (2 полка)
- Лёгкая кавалерия (4 полка)
- Королевская гвардия (2 эскадрона и 5 компаний)
Более 80.000 итальянцев сражались во время русской кампании на стороне Наполеона в России, но только 50000 из них — в армии Королевства Италии и Королевства Неаполя. Большинство не вернулись.
Экономика и внутренняя политика
Наполеон продолжал свою политику модернизации. Между 1806 и 1810 годами в дополнение к Гражданскому кодексу введены другие французские кодексы. Таким образом, закон Королевства был единым. Кроме того, Наполеон модернизировал управление и отменил привилегии духовенства. Остатки феодализма были ликвидированы. Принудительный труд и рабство были отменены без компенсации. Конституция характеризуется сильной исполнительной властью.
В армии и администрации создали новые элиты. Во многих отношениях Итальянская Республика и Королевство Италия развивались. Тем не менее, страна была полностью под контролем Франции. Итальянцы были под патронажем. Их ограничивали в политических и гражданских правах. Законодательное собрание в 1805 году осмелилось уменьшить налог, за что и было распущено навсегда.
В то же время экономика страны находилась в сфере влияния экономической политики Наполеона, что особенно отражалось в континентальной системе. Английские продукты не допускались к ввозу. С другой стороны, были льготные тарифы для французской продукции. Континентальная система действовала в таких областях, как производство льна, добыча и производство железа для оружия были менее затронуты. В целом этот период имеет важное значение для развития современной итальянской буржуазии.
Напишите отзыв о статье "Итальянское королевство (1805—1814)"
Литература
- Chandler, David G. The Campaigns of Napoleon. New York: Simon & Schuster, 1995. ISBN 0-02-523660-1.
- Fratesi, Mario. Il Principe e il Papa. L'Appannaggio Beauharnais e lo Stato Pontificio, Editore Comune di Camerata Picena, 2004.
Отрывок, характеризующий Итальянское королевство (1805—1814)
– Служу. – Он помолчал немного.– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
