Камерини, Марио
Поделись знанием:
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
| Марио Камерини | |
| Mario Camerini | |
 | |
| Имя при рождении: |
Марио Камерини |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: | |
| IMDb: |
0131460 |
Марио Камерини (итал. Mario Camerini; 6 февраля 1895, Рим, Италия — 4 февраля 1981, Гардоне-Ривьера, Ломбардия, Италия) — итальянский кинорежиссёр и сценарист.
Содержание
Биография
Ранние годы, работа в немом кино
Камерини начал писать сюжеты для фильмов ещё в юношеские годы, когда учился в средней школе. Позже изучал юриспруденцию, но с началом Первой мировой войны, молодой Камерини был призван в берсальеры. Война для него закончилась после того, как он оказался военнопленным в Австрии.
Камерини начал работать в кино с 1920 года в качестве помощника режиссёра на фильмах своего кузена Аугусто Дженины (1892-1957), а затем помогал в написании сценариев родному старшему брату Аугусто Камерини (1894-1972), который позже, в 1923 году поможет ему с финансированием первой режиссёрской работы — «Жоли, цирковой клоун».
В кризисные для итальянского кино 1920-е Марио Камерини работал с продюсером Стефано Питталугой на киностудии Fert studios в Турине (где были поставлены им кассовые хиты тех лет «Стрела, принц на один день», 1924 и «Мацист против шейха», 1925). Но разругавшись с Питталугой, он ушел в продюсерскую компанию независимых режиссёров Autori Direttore Italiani Associati, где снимает фильм «Кифф-Тебби» (1927), историю любви, снятую на натуре в Африке, на реализацию которой был получен значительный по тем временам кредит в 50 000 лир от Министерства образования[1]. В немом кино его фильмы — преимущественно развлекательные комедии, пока он в 1930 году не снимет «Рельсы», одну из первых попыток реалистически показать жизнь простых итальянцев в 1920-е гг. Героями фильма, снятого под влиянием немецкого кино, стали молодые мужчина и женщина, колесившие по стране в поисках счастливой жизни, а в результате возвращающихся к истокам, поняв что счастливая жизнь — это просто любить друг друга. В 1931 г. Камерини сделает аудиоверсию этого изначально немого фильма.
1930-е годы
После успеха «Рельсов», в том числе и за рубежом Камерини был приглашен для работы во французском представительстве студии Paramount в Париже, где он постигает основы новой звуковой технологии, срежиссировав «Берег уродов» (1931, по новелле Джозефа Конрада). В Италии он продолжил работать преимущественно в жанре лёгкой комедии, став одним из родоначальников жанра, так называемой «комедии по-итальянски».
Камерини вместе с Алессандро Блазетти был самой представительной фигурой довоенного итальянского кино, его часто называли «итальянским Рене Клером». Наиболее популярные фильмы 1930-х: «Что за подлецы мужчины!» (1932), «Дам миллион» (1935), «Но это не серьёзно» (1936, по Луиджи Пиранделло), «Господин Макс» (1937), «Универсальные магазины» (1939), в которых режиссёр ориентируется (пусть через стихию юмора) на реалистическое отображение среды и обстоятельств, складывающееся прежде всего из наблюдений над промежуточными между мелкой буржуазией и рабочим классом слоями. Мир Камерини (определённо напоминающий мир Клера) — это мир юмора и зыбкой сатиры, где проскальзывает нота патетики («Как листья», 1934)[2].
Он снимал фильмы, не имевшие социальной направленности, но не лишённые определённого гуманистического звучания, проникнутые симпатией к простым людям. В те времена, когда фашисты требовали прославления «героев», ратных подвигов, грубой силы, «величия империи», эти мотивы в творчестве Камерини приобретали порой полемический характер.
То ли случайно, то ли нарочно, военная драма «Великий призыв», 1936 — действие которой и съёмки происходили в Восточной Африке, сразу после итальянского вторжения в Эфиопию, — что казалось, имело место моральной поддержки политики режима воинствующего колониализма.
Единственный фильм Камерини, приведший к конфликту с властями — «Треугольная шляпа» (1935, по одноимённой пьесе испанского автора Педро Антонио де Аларкона) — остроумная, сочная, подлинно народная комедия с участием братьев Эдуардо и Пеппино Де Филиппо. Самому Бенито Муссолини не понравился ряд сцен, которые по его указке были сокращены, прежде чем фильм появился в коммерческом прокате в 1935 году. Однако, в целом его фильмы не внушали особого беспокойства фашистам и пользовались большим успехом у массового зрителя, в том числе из-за участия в них звёзд итальянского кино той поры: Витторио Де Сики, Аси Норис, Эдуардо Де Филиппо, Амедео Надзари, Джино Черви…
Личная жизнь
В 1940 Марио Камерини узаконит свои отношения с актрисой Асей Норис, с которой они до этого жили гражданским браком почти десятилетие. Ася (настоящее имя — Анастасия Николаевна фон Герцфельд, 1912-1998) была дочерью российского немца и украинки и снималась во многих фильмах супруга на протяжении всех 1930-х гг. и в начале 1940-х. Начиная с триллера «Преступление» (1934) и заканчивая драмой «История одной любви» (1942), Ася снимется у Камерини в общей сложности в восьми фильмах. Сколько они прожили вместе после регистрации — неизвестно, доподлинно известно только то, что Марио был лишь одним из пяти мужей Аси.
Послевоенный период
В 1940-е и далее Камерини сделает множество фильмов, но так и не сможет подняться до уровня своих прежних работ. Сразу после войны он снимет «Два анонимных письма» (1945), один из первых фильмов о Движении Сопротивления. Затем были интересные работы «Капитанская дочка» (по А. С. Пушкину, 1947) и поставленная в духе неореализма комедия «Мечты на дорогах» (1948, с Анной Маньяни и Массимо Джиротти в главных ролях). Неплохо был встречен критикой и зрителем «Разбойник Мусолино» (1950) с участием Амедео Надзари и Сильваны Мангано.
Наибольший же успех имел, поставленный им в 1953 году совместно с американцами суперколосс «Улисс» (по «Одиссеи» Гомера, в прокате СССР — «Странствия Одиссея») с Кирком Дугласом в главной роли. В 1955 году сделал ремейк своей самой успешной ленты 1930-х «Треугольной шляпы» — «Прекрасная мельничиха» (с участием Витторио Де Сики, Софии Лорен и Марчелло Мастроянни), на сей раз вставив в фильм те крамольные сцены, что были вырезаны в первой ленте фашистской цензурой по указке дуче. Критика однако, к фильму осталась равнодушной, хотя зритель встретил фильм высокой посещаемостью. В 1956-м участвовал в создании сценария фильма «Война и мир» (по Л. Н. Толстому, реж. Кинг Видор, итальяно-американская копродукция с Одри Хепбёрн в роли Наташи Ростовой).
Продолжал ставить разнообразные фильмы с началом 1960-х, в том числе военную драму «Итальянские бандиты» (1961) и две приключенческих сказки на индийском материале «Кали-Юг, богиня мести» и её продолжение «Тайна индийского храма» (обе сняты в 1963 году). Со второй половины 1960-х всё реже выходит на съёмочную площадку, сняв за этот период вплоть до своей последней работы «Дон Камилло и современная молодёжь» (1972) всего два фильма.
Под руководством Камерини начинали свой путь в большом кино многие мастера кинематографа, в том числе Витторио Де Сика, Чезаре Дзаваттини, Марио Сольдати, Ренато Кастеллани и др.
Умер Марио Камерини в возрасте восьмидесяти шести лет в 1981 году.
Фильмография
| Режиссёрские работы | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Год | Русское название | Оригинальное название (it) | Актёры | Дополнительная информация | |
| 1923 | Жоли, цирковой клоун | Jolli, clown da circo | Алекс Бернар, Диомира Якобини, Ренато Виска | + сценарий, жанр — комедия | |
| Валли | Walli | ||||
| 1924 | Дом цыплят | La casa dei pulcini | Амлето Новелли, Диомира Якобини, Франц Сала | + сценарий, жанр — драма | |
| Стрела, принц на один день | Saetta, principe per un giorno | Доменико Гамбино, Бьянка Хубнер, Лючия Дзанусси | |||
| 1925 | Я хочу изменить мужу | Voglio tradire mio marito | Линда Пини, Альберто Коло, Лидия Кваранта | продюсер Стефано Питталуга, жанр — комедия | |
| 1926 | Мацист против шейха | Maciste contro lo sceicco | Бартоломео Пагано, Алекс Бернар, Франц Сала | + сценарий, продюсер Стефано Питталуга, жанр — пеплум | |
| 1928 | Сицилия | Sicilia | документальный | ||
| Кифф-Тебби | Kif Tebbi | Карло Бенетти, Пьеро Карнабучи, Нини Динелли | по роману Лючано Дзукколи | ||
| 1930 | Рельсы | Rotaie | Кете фон Надь, Маурицио Д’Анкора, Даниэле Креспи | + соавтор сценария (с Коррадо Д’Эррико) и актёр, жанр — драма | |
| 1931 | Берег уродов | La riva dei bruti | Чезаре Дзоппетти, Кармен Бони, Камилло Пилотто | по новелле Джозефа Конрада, жанр — приключенческий | |
| Фигаро и его большой день | Figaro e la sua gran giornata | Джанфранко Джакетти, Леда Глория, Уго Чезири | по комедии Арнальдо Фраккароли | ||
| 1932 | Что за подлецы мужчины! | Gli uomini, che mascalzoni... | Лия Франка, Витторио Де Сика, Мария Денис | + соавтор сценария (с Альдо Де Бенедетти и Марио Сольдати), жанр — романтическая комедия | |
| Последнее приключение | L'ultima avventura | Армандо Фалькони, Диомира Якобини, Чезаре Дзоппетти | + соавтор сценария (с Оресте Бьяколи, Дино Фалькони, Томазо Смитом), жанр — комедия | ||
| 1933 | Я всегда буду тебя любить | T'amerò sempre | Эльза Де Джорджи, Нино Безоцци, Мино Доро | + соавтор сценария (с Гульельмо Альберти и Иво Перилли), жанр — мелодрама | |
| Я всегда буду тебя любить (во Франции) | Je vous aimerai toujours (fr) | Лизетт Ланвин, Александр Д'Арси, Анри Маршан | + соавтор сценария, франкоязычный вариант фильма T'amerò sempre с французскими актёрами | ||
| Сто таких дней | Cento di questi giorni | Диомира Якобини, Джанфранко Джакетти, Мино Доро | + соавтор сценария (с Гульельмо Альберти и Марио Сольдати), жанр — комедия | ||
| 1934 | Преступление | Giallo | Ася Норис, Сандро Руффини, Элио Стейнер | + соавтор сценария (с Марио Сольдати), по комедии «Человек, сменивший своё имя» Эдгара Уоллеса | |
| Как листья | Come le foglie | Нино Безоцци, Иза Миранда, Мария Якобини | по пьесе Джузеппе Джакоза, жанр — комедия | ||
| 1935 | Треугольная шляпа | Il cappello a tre punte | Эдуардо Де Филиппо, Пеппино Де Филиппо, Леда Глория | по роману Педро Антонио де Аларкона «El sombrero de tres picos», жанр — комедия | |
| Дам миллион | Darò un milione | Витторио Де Сика, Ася Норис, Луиджи Альмиранте | + соавтор сценария (с Джачи Мондаини, Иво Перилли и Чезаре Дзаваттини), жанр — комедия | ||
| 1936 | Великий призыв | Il grande appello | Камилло Пилотто, Роберто Вилла, Лина Да Коста | + соавтор сценария (с Эрколе Патти, Пьеро Солари и Марио Сольдати), жанр — драма | |
| 1937 | Господин Макс | Il signor Max | Витторио Де Сика, Ася Норис, Руби Д’Альма | + соавтор сценария (с Марио Сольдати по сюжету Амлето Палерми), жанр — комедия | |
| Но это не серьёзно | Ma non è una cosa seria | Витторио Де Сика, Элиза Чегани, Ася Норис | + соавтор сценария (с Эрколе Патти и Марио Сольдати), по комедии Луиджи Пиранделло | ||
| 1938 | Человек, который не может сказать нет (в Германии) |
Der Mann, der nicht nein sagen kann (de) | Карл Людвиг Дисль, Карин Хардт, Вернер Финк | + соавтор сценария (с Карлом Лербсом и Вернером Финком), немецкая переделка фильма «Но это не серьёзно» | |
| 1939 | Сердцебиение | Batticuore | Ася Норис, Джон Лодж, Луиджи Альмиранте | + соавтор сценария (с Лео Лонганези и Иво Перилли) и монтажёр, жанр — комедия | |
| Универсальные магазины | I grandi magazzini | Витторио Де Сика, Ася Норис, Энрико Глори | + соавтор сценария (с Иво Перилли, Марио Паннунцио и Ренато Кастеллани) и монтажёр, жанр — комедия | ||
| Документ | Il documento | Руджеро Руджери, Армандо Фалькони, Мария Денис | + соавтор сценария (с Ренато Кастеллани, Марио Сольдати, Марио Паннунцио, Иво Перилли и Марио Моничелли) | ||
| 1940 | Сто тысяч долларов | Centomila dollari | Амедео Надзари, Ася Норис, Маурицио Д’Анкора | + соавтор сценария (с Ренато Кастеллани, Гаспаре Катальдо и Луиджи Дзампой), по комедии Карло Конрада | |
| Романтическое приключение | Una romantica avventura | Ася Норис, Джино Черви, Массимо Джиротти | + соавтор сценария (с Ренато Кастеллани, Гаспаре Катальдо, Иво Перилли и Марио Сольдати), по роману Томаса Харди, жанр — драма | ||
| 1941 | Обручённые | I promessi sposi | Джино Черви, Дина Сассоли, Руджеро Руджери | + соавтор сценария (с Габриэле Бальдини и Иво Перилли), по роману Алессандро Мандзони, жанр — историческая драма | |
| 1942 | История одной любви | Una storia d'amore | Ася Норис, Пьеро Люлли, Марчелло Мастроянни | + соавтор сценария (с Гаспаре Катальдо, Джулио Морелли, Марио Паннунцио и Джино Висентини), по роману Мэри МакДугал Аксельсон, жанр — драма, и монтажёр (с Туснельдо Риссо) | |
| 1943 | Я буду любить тебя всегда | T'amerò sempre | Алида Валли, Джино Черви, Жюль Берри | + соавтор сценария (с Серджо Амидеи), жанр — мелодрама | |
| 1945 | Два анонимных письма | Due lettere anonime | Клара Каламаи, Андреа Кекки, Дина Сассоли | + соавтор сценария (с Иво Перилли, Карло Муссо и Витторио Нино), жанр - драма | |
| 1946 | Ангел и Дьявол | L'angelo e il diavolo | Джино Черви, Карла Дель Поджо, Альдо Сильвани | + соавтор сценария (с Марио Моничелли и Витторио Нино) и монтажёр, по сюжету Чезаре Дзаваттини | |
| 1947 | Капитанская дочка | La figlia del capitano | Амедео Надзари, Иразема Дилиан, Витторио Гассман | + соавтор сценария (с Карло Муссо, Иво Перилли и Стено) и монтажёр, по одноимённой повести Александра Сергеевича Пушкина, жанр — драма | |
| 1948 | Мечты на дорогах | Molti sogni per le strade | Анна Маньяни, Массимо Джиротти, Кекко Риссоне | + соавтор сценария (с Марио Теллини) и монтажёр (с Адрианой Новелли), жанр — комедия | |
| 1950 | Разбойник Музолино | Il brigante Musolino | Амедео Надзари, Сильвана Мангано, Умберто Спадаро | + соавтор сценария (с Франко Брузати, Эннио Де Кончини, Антонио Леонвиола, Марио Моничелли, Иво Перилли, Стено и Винченцо Таларико), жанр — драма | |
| Две жены — это слишком много (Италия — Великобритания) |
Due mogli sono troppe | Сэлли Энн Хоус, Кирон Мур, Леа Падовани | + соавтор сценария (с Франко Брузати, Сузо Чекки д’Амико, Денисом Фриманом, Джоном Хантером и Ноэлем Лэнгли), жанр — комедия | ||
| 1952 | Невеста на одну ночь | Moglie per una notte | Джино Черви, Джина Лоллобриджида, Паоло Стоппа | + соавтор сценария (с Анной Боначчи, Франко Брузати и Паоло Леви), жанр — комедия | |
| Герои воскресного дня | Gli eroi della domenica | Раф Валлоне, Козетта Греко, Марчелло Мастроянни | + соавтор сценария (с Франко Брузати, Эннио Де Кончини, Лионелло Де Феличе и Дино Ризи), жанр — спортивная драма | ||
| 1954 | Улисс (в советском прокате — Странствия Одиссея |
Ulisse | Керк Дуглас, Сильвана Мангано, Энтони Куинн | + соавтор сценария (с Франко Брузати, Эннио Де Кончини, Хью Греем, Беном Хектом, Иво Перилли и Ирвином Шоу), по «Одиссее» Гомера | |
| 1955 | Прекрасная мельничиха | La bella mugnaia | Витторио Де Сика, София Лорен, Марчелло Мастроянни | + соавтор сценария (с Аугусто Камерини, Сандро Континенца, Эннио Де Кончини и Иво Перилли), по одноимённой пьесе Педро Антонио Де Аларкона, жанр — комедия | |
| 1956 | Сестра Летиция | Suor Letizia | Анна Маньяни, Эмма Барон, Антонио Чифарелло | + соавтор сценария (с Антонио Альтовити, Сиро Анджели, Вито Бласи, Пьеро Де Бернарди, Эннио Де Кончини, Марио Гуэрра, Уго Гуэрра, Амлето Микоцци, Альдо Паладини, Джозе Риманелли, Вирджилио Тоси и Чезаре Дзаваттини), жанр — драма | |
| 1957 | Отдых в Искья | Vacanze a Ischia | Витторио Де Сика, Антонио Чифарелло, Паоло Стоппа | + соавтор сценария (с Леонардо Бенвенути, Пьеро Де Бернарди, Паскуале Феста-Кампаниле и Массимо Франчоза), жанр — романтическая комедия | |
| 1959 | Первая любовь | Primo amore | Карла Гравина, Лорелла Де Люка, Раф Маттиоли | + соавтор сценария (с Леонардо Бенвенути, Пьеро Де Бернарди, Адженоре Инкроччи, Фурио Скарпелли и Этторе Скола), жанр — мелодрама | |
| 1960 | Улица Маргутта | Via Margutta | Антонелла Луальди, Жерар Блен, Франко Фабрици | + соавтор сценария (с Франко Брузати, Эннио Де Кончини и Уго Гуэрра), жанр — драма | |
| Преступление | Crimen | Альберто Сорди, Витторио Гассман, Нино Манфреди | жанр — криминальная комедия | ||
| 1961 | Итальянские бандиты | I briganti italiani | Витторио Гассман, Эрнест Боргнайн, Розанна Скьяффино | жанр — военная драма | |
| 1963 | Кали-Юг, богиня мести | Kali Yug, la dea della vendetta | Сента Бергер, Клаус Кински, Клодин Оже | + соавтор сценария (с Леонардо Бенвенутти, Пьеро Де Бернарди, Гаем Уэстом и Робертом Уэстерби), жанр — приключенческий | |
| Тайна индийского храма | Il mistero del tempio indiano | Сента Бергер, Лекс Баркер, Клодин Оже | жанр — приключенческий | ||
| 1966 | Почти идеальное убийство | Delitto quasi perfetto | Филипп Леруа, Памела Тиффин, Бернар Блие | + соавтор сценария (с Леонардо Бенвенутти, Пьеро Де Бернарди, Эрнесто Гастальди, Лоренцо Джичча Палли и Стено), жанр — комедийный детектив | |
| 1971 | Я не вижу, вы не разговариваете, он не чувствует | Io non vedo, tu non parli, lui non sente | Алигьеро Носкезе, Энрико Монтезано, Витторио Де Сика | + соавтор сценария (с Франко Кастеллано и Джузеппе Моччиа), жанр — комедия | |
| 1972 | Дон Камилло и современная молодёжь | Don Camillo e i giovani d'oggi | Гастоне Москин, Кароль Андре, Лайонел Стэндер | + соавтор сценария (с Адриано Баракко, Леонардо Бенвенутти, Пьеро Де Бернарди и Лючио Де Каро), по роману Джованнино Гуарески | |
Напишите отзыв о статье "Камерини, Марио"
Примечания
- ↑ [italian_cinema.enacademic.com/64/Camerini%2C_Mario enacademic.com (en)]
- ↑ "Кино Италии. Неореализм" М., «Искусство», 1989. Перевод с итальянского. Составление, вступительная статья и комментарии Г. Д. Богемского, ISBN 5-210-00452-X (c)
Литература
- "Кино Италии. Неореализм" М., «Искусство», 1989. Перевод с итальянского. Составление, вступительная статья и комментарии Г. Д. Богемского, ISBN 5-210-00452-X (c)
- "Режиссёрская энциклопедия. Кино Европы", Сост. М.М. Черненко; Отв. ред. Г.Н. Компаниченко, Науч.-исслед. ин-т киноискусства.-М.: Материк, 2002, ISBN 5-85646-077-4
- Sergio Grmek Germani, Mario Camerini, Il Castoro Cinema n. 84, Editrice Il Castoro, 1980
- Riccardo F. Esposito, Don Camillo e Peppone. Cronache cinematografiche dalla Bassa Padana 1951-1965, Le Mani - Microart's, Recco, 2008, ISBN 9788880124559
- Moliterno, Gino, Historical Dictionary of Italian Cinema, Lanham, Toronto, Plymouth, The Scarecrow Press, 2008, ISBN 978-0-8108-6073-5
Ссылки
- Марио Камерини (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Камерини, Марио
– Как занята? Вена занята?– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
