Конституция Дании
Конституционный акт Дании (дат. Danmarks Riges Grundlov) — конституция, или, основной закон Королевства Дания. Первая датская конституция была принята в 1848 году, действующая конституция одобрена на референдуме в 1953 году. Конституция 1953 года состоит из 11 глав и 89 параграфов.
Содержание
Исторический очерк
В первой половине XIX века в Дании была абсолютная монархия, опиравшаяся на разветвлённый многоуровневый бюрократический аппарат. При этом к началу столетия в королевстве были проведены либеральные реформы, в том числе ликвидирована крепостная зависимость крестьян и введено всеобщее начальное образование. После Июльской революции во Франции (1830) в немецких владениях Дании — Шлезвиге и Гольштейне — усилились сепаратистские настроения, которые король Фредерик VI решил сгладить, учредив сословные представительства, два в немецких герцогствах и два на оставшейся территории королевства. Реформы продолжились в правление его сына Кристиана VIII, который планировал октроирование конституции и внезапная болезнь и смерть которого помешала завершить реформы[1]. 20 марта 1848 года под влиянием новой революции во Франции в Копенгагене прошли демонстрации сторонников либеральных преобразований. Король Фредерик VII включил нескольких представителей либералов в правительство и поручил тому разработать проект конституции. Проект был готов осенью, он предусматривал создание двухпалатного парламента (Ригсдага; нижняя палата называлась Фолькетинг, верхняя — Ландстинг). При этом правительство было ответственно перед королём, возглавлявшим исполнительную власть и одновременно имевшим право налагать вето на принятые Ригсдагом законы. Утверждение конституции было возложено на учредительное собрание, выборы в которое состоялись 5 октября. 25 мая после долгих обсуждений учредительное собрание утвердило текст конституции, 5 июня её подписал король.
В середине 1850-х годов Фредерик VII издал ряд указов, изменивших структуру органов государственной власти. Эта система указов в 1856 году была объединена в новую конституцию. Фредерик VII создал королевский совет, фактически ставший дополнительной палатой, которая могла пересматривать решения Ригсдага. Консервативная конституция 1856 года не пользовалась популярностью. Тяжёлое поражение в войне с Пруссией 1864 года вынудило короля Кристиана IX в 1866 году принять очередную конституцию, в которой за основу был взят закон 1849 года[2].
В следующий раз конституция была принята в 1915 году. Её основными новеллами были закрепление унии с Исландией и демократизация выборов в фолькетинг (в частности, отмена имущественного ценза для избирателей). При этом в конституции не был закреплён начавший складываться в Дании принцип формирования правительства победившей на выборах партией (это впервые произошло в 1901 году, после чего принцип стал конституционным обычаем)[3].
После Второй мировой войны для работы над новым проектом конституции была создана конституционная комиссия. Её работа продолжалась семь лет, при этом основные споры шли вокруг двух вопросов: количества палат в парламенте и возраста, с которого приобретается избирательное право. В марте 1953 года проект был одобрен обеими палатами Риксдага, в мае вынесен на референдум. Для одобрения проект должен был набрать 45 % от общего числа избирателей, в итоге «за» высказались 45,7 %. Король Фредерик IX подписал конституцию 5 июня, в тот же день, когда была подписана и конституция 1849 года. В марте 1953 года был принят и конституционный закон о престолонаследии[4].
Конституция 1953 года
Общая характеристика
Текст конституции 1953 года был во многом основан на предыдущей конституции: 28 параграфов совпадают дословно, ещё многие подверглись редактированию[5].
Конституция распространяется на всю территорию Королевства Дании, включая Гренландию и Фарерские острова. Одновременно с этим в конституции зафиксирована возможность передачи государственными органами каких-то полномочий надгосударственным институтам. В настоящее время ряд вопросов регулируется правом Европейского союза[6].
В раздел о правах и свободах человека были добавлены социальные и экономические гарантии, это стало отражением Декларации прав человека и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод[7].
Система государственных органов
Система государственных органов описана в разделах со второго по шестой. В Дании реализовано разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную. Законодательную власть осуществляет фолькетинг, исполнительную власть возглавляет король, а осуществляет правительство, судебную — верховный суд Дании[8].
Параграф 15 закрепляет принцип парламентаризма: он оговаривает, что фолькетинг может выразить вотум недоверия одному из министров или всему правительству. Таким образом премьер-министр, хотя и назначается королём, является ответственным перед фолькетингом[5].
Напишите отзыв о статье "Конституция Дании"
Примечания
- ↑ Исаев, М. А. Основы конституционного права Дании. С. 5-8.
- ↑ Исаев, М. А. Основы конституционного права Дании. С. 16.
- ↑ Исаев, М. А. Основы конституционного права Дании. С. 19-20.
- ↑ Исаев, М. А. Основы конституционного права Дании. С. 24-25.
- ↑ 1 2 Исаев, М. А. Основы конституционного права Дании. С. 25.
- ↑ Gerhard Robbers Encyclopedia of world constitutions. P. 251.
- ↑ Gerhard Robbers Encyclopedia of world constitutions. P. 253.
- ↑ Gerhard Robbers Encyclopedia of world constitutions. P. 252.
Литература
- Исаев, М. А. Основы конституционного права Дании. — М.: Муравей, 2002. — 337 с. — ISBN 5-89737-143-1.
- Конституции государств Европейского союза. — М.: Норма-Инфра-М, 1999. — 297-314 с.
- Gerhard Robbers. Encyclopedia of world constitutions. — Infobase Publishing, 2007. — P. 250-254. — 1168 p. — ISBN 9780816060788.
|
|
Отрывок, характеризующий Конституция Дании
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.