Криптография Первой мировой войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Во время Первой мировой войны криптография и, в особенности, криптоанализ становятся одними из инструментов ведения войны. Известны факты расшифровки русских сообщений австрийцами, немецкого шифра русскими специалистами. Для перехвата радиосообщений были построены специальные подслушивающие станции, в результате работы которых (вместе с умением дешифровать немецкий шифр, использовавшийся в том числе турками) русский флот был осведомлён о составе и действиях противника. В британском адмиралтействе было создано специальное подразделение для дешифровки сообщений (известное как «комната 40», официальное название — NID25), которое за время войны расшифровало около 15 тысяч сообщений. Этот результат сыграл важную роль в сражении при Доггер-банке и Ютландской битве.

Возможно, наиболее известным результатом является расшифровка телеграммы Циммермана, подтолкнувшая США к вступлению в войну на стороне Антанты.





Российская империя

Армия

В русской армии в начале XX века наиболее широко использовались словарные ключи — тип шифров, в котором каждому слову из определённого специализированного словаря сопоставлялось одно или несколько кодовых чисел из трёх-пяти цифр. Ключ Военного министерства № 6 1906 года представлял собой трёхзначный многовариантный цифровой код с маскировкой и скрытым началом сообщения. Ключ Военного министерства № 7 1905 года был алфавитным трёхзначным цифровым кодом на 900 словарных величин, размещённых на 18 таблицах 5 x 10. Эти шифры использовались для передачи сообщений по телеграфу и радио.

Уже осенью 1914 года часть русских военных шифров была расшифрована австрийцами. Вскоре после этого русский шифр был изменён на новый. Началось соревнование между шифровщиками и вражескими дешифровщиками. К весне 1915 года в русских войсках полностью отказались от старой системы шифров и стали применять простой шифр Цезаря. 17 июня 1916 года в русской армии был введён новый тип шифра с 300 шифровальными группами. Однако полной секретности сообщений добиться так и не удалось.

Флот

Русский флот, по сравнению с армией, добился намного больших успехов в шифровальной войне. Одним из самых загадочных событий Первой мировой войны является гибель немецкого крейсера «Магдебург» в Финском заливе. Существует множество свидетельств об этом эпизоде, вот одно из них.
27 августа 1914 года в кабинет командующего Балтийским флотом адмирала Н. Эссена буквально ворвался начальник разведки контр-адмирал А. Непенин.

— У меня очень важное сообщение, Николай Оттович, — начал он свой доклад.

— Сегодня ночью на камни возле острова Оденсхольм наскочил немецкий крейсер «Магдебург». В это время в море, на оборонительной позиции Ревель-Гельсингфорс, находились наши крейсера «Новик», «Паллада» и «Богатырь». Они заметили крушение и попытались взять германца в плен. При подходе наших кораблей сопровождавший «Магдебург» миноносец развернулся и ушел полным ходом. Попытка обстрелять его к успеху не привела. Увидев наши корабли, немцы спешно подорвали свой крейсер, и он затонул на средней глубине. На остров удалось выбраться только 89-ти членам команды, остальные 100 погибли.

— А что с капитаном немецкого крейсера? — спросил Эссен.

— Фон Хабенихт жив, но находится в очень плохом состоянии, без сознания — ответил Непенин…

— Что нужно немцам в этом районе? — задумчиво произнес контрадмирал. — Это же совершенно дикие места. Скорее всего, они хотели прорваться к Петрограду и обходили дальним краем наши минные поля. В темноте сбились с курса и наскочили на каменную гряду. Надо допросить членов команды…[1].

— Габис С.А. Тайна "Магдебурга"

Допрос членов немецкой команды дал мало результатов. Было подтверждено, что они действительно шли на северо-восток Финского залива и сели на рифы. Но дальше происходило следующее. Густав Генрих Хабенихт, увидев русские корабли, приказал потопить собственный крейсер, несмотря на возможность поднять белый флаг и сдаться в плен, что не противоречит военно-морскому уставу. В результате взрыва погибли две трети команды и был тяжело ранен сам капитан корабля. О цели рейда немецкие матросы ничего не знали. О миссии крейсера мог рассказать только капитан корабля. Он был доставлен в Петроград и содержался под строгой охраной во избежание провокаций.

Однако через несколько дней Хабенихт скончался, не приходя в себя. Для сокрытия факта изъятия кодовых книг с корабля была проведена следующая операция. Под видом Хабенихта под стражу заключили русского офицера, Ивана Ивановича Ренгартена. Офицер свободно разговаривал по-немецки и внешне был похож на капитана. Как и рассчитывало русское командование, немецкая агентура смогла связаться с мнимым Хабенихтом, который имел известную привычку заказывать немецкие газеты в шведском посольстве (разумеется, ему предоставили такую возможность). Над буквами одной из статей Ренгартен обнаружил еле видимые точки, складывающиеся во фразу: "Где книги? Если уничтожили их, сообщите так: если утопили, попросите журнал «Иллюстрированные новости», если сожгли, то «Шахматный журнал Кагана» — номер, соответствующий номеру котла на «Магдебурге». Ренгартен заказал «Шахматный журнал Кагана» № 14. В этом котле «Магдебурга» были сожжены поддельные кодовые книги и подлинные обложки в свинцовом переплете.

На следующий день к «Магдебургу» был высажен подводный десант, и достоверность слов Ренгартена была подтверждена, после чего немцы были убеждены, что кодовые книги уничтожены.

Также известна другая трактовка событий, происходивших с крейсером «Магдебург», которая приводится в статье М. Ю. Ежова.
По воспоминаниям старшего лейтенанта И. И. Ренгартена, 29 августа водолазом был обнаружен утопленник, который крепко держал в руках сигнальную книгу… Именно этот экземпляр был передан союзникам (англичанам и французам) вместе с другими документами. В Службе связи и в штабе командующего Балтийским флотом началась работа по вскрытию военно-морского германского шифра. К середине октября 1914 г. усилиями старшего лейтенанта Ренгартена и его помощников была налажена дешифровка составленных по сигнальной книге радиограмм.[2]

— Ежов М.Ю. Один из мифов о крейсере "Магдебург"

Для перехвата германских радиосообщений в Балтийском море и в Севастополе в начале 1915 г. были построены специальные подслушивающие станции. Несколько раз немцы и турки (которые пользовались немецким шифром) меняли свой шифр, не трогая его системы, и всякий раз он был разгадан русскими дешифровщиками.

Благодаря расшифровке немецких радиограмм в Балтийском море русский флот был точно осведомлён о составе и действиях неприятельских сил. Такое же гигантское преимущество над немецким флотом получил британский флот, что во многом определило исход войны на море в первую мировую войну.

Британская империя

С началом Первой мировой в британском Адмиралтействе было создана специальное подразделение занимавшееся дешифровкой немецких сообщений, известное как комната 40 (официальное название NID25). За всю войну это подразделение расшифровало около 15,000 германских сообщений. Расшифровка немецких сообщений сыграла важную роль в сражении при Доггер-банке и Ютландском сражении. Пожалуй наиболее важным достижением комнаты 40 была расшифровка Телеграммы Циммермана, подтолкнувшая США к вступлению в войну на стороне Антанты.

Англичане не ограничивались дешифрованием немецких сообщений, но и успешно дезинформировали противников, об этом свидетельствует следующий пример.

Осенью 1914 г. английское правительство было обеспокоено действиями немецкой эскадры под руководством вице-адмирала Максимилиана фон Шпее. У берегов Южной Америки им была разбита английская эскадра, после чего немцы прибыли в чилийский порт Вальпараисо. Здесь фон Шпее получил телеграмму из Берлина с приказом идти к Фолклендским островам и уничтожить находившуюся там английскую базу. Фон Шпее выполнил приказ, но по дороге был перехвачен английскими линкорами. Немецкая эскадра была уничтожена. Ведь телеграмма, полученная вице-адмиралом и зашифрованная шифром морского министерства Германии, была отправлена английским агентом, работающим в Берлине.

Франция

Наиболее драматическим моментом в криптографии Франции был июнь 1918 года, когда было жизненно необходимо узнать направление немецкого наступления на Париж. Жорж Панвэн сумел за несколько напряжённых дней, потеряв 15 килограмм веса, вскрыть немецкий шифр ADFGVX в результате Париж был спасён.[3]

Ещё одним ярким моментом в криптографии Франции является деятельность Марты Ришар. В 1913 г., в возрасте двадцати двух лет, Марте удалось получить лицензию пилота. В 1914 г. она вышла замуж за военного лётчика Анри Ришара, который погиб на фронте через год. После гибели мужа Марта пыталась стать военным лётчиком, однако в боевую авиацию допущена не была. Тогда она предложила свои услуги службе французской контрразведки, где получила псевдоним «Жаворонок», после чего была направлена в Испанию с заданием «обворожить» немецкого военного представителя в Мадриде, барона фон Крона. Операция прошла удачно. Пользуясь доверием фон Крона, Марта предоставляла французской контрразведке сведения чрезвычайной важности. В частности, ей удалось получить секретные коды немцев. Марту Ришар наградили орденом Почётного легиона лишь в 1933 г. До этого времени «моралисты» Франции обвиняли Ришар в аморальном поведении при добывании секретной информации.

Германская империя

Kаждой немецкой дивизии был придан профессор математики, специалист по криптоанализу, немцы читали радиопередачи русских войск, что, в частности, обеспечило сокрушительную победу немцев над превосходящими силами русской армии в Битве при Танненберге[4]. Впрочем, из-за недостатка криптографов, а также телефонных проводов, русские часто вели передачи по радио открытым текстом. Так или иначе, генерал Людендорф к 11 вечера имел в своём распоряжении все русские депеши за день[5].

В 1914 г. немцы показали возможность циничного использования криптографии с точки зрения морали. Была проведена следующая операция. На немецкую разведывательную сеть работал голландец Хугнагел, но его работа во Франции успехов не приносила. Немцы решили «подставить» своего агента французской разведке, чтобы отвлечь её силы от основных агентов. В Германии знали, что французами был дешифрован один из секретных кодов. Именно таким кодом был снабжен Хугнагел. В результате голландец был арестован, но основные агенты получили возможность благополучно покинуть Францию.

Румыния

В начале войны Румыния симпатизировала Антанте, но все же сохраняла нейтралитет. В Бухаресте находились посольства обеих конфликтующих сторон, там же активно работали их разведки. В октябре 1914 г. у графа фон Чернина, посланника Австро-Венгрии в Бухаресте был похищен портфель, в котором помимо документов находился дипломатический шифр. Вскоре после возвращения портфеля Чернин попросил императора Франца Иосифа удовлетворить своё прошение об отставке, но последний отказался. Впоследствии было обнаружено, что шифры были сфотографированы, и румыны приступили к активной дешифровке дипломатических посланий Австро-Венгрии. Чернин описывает этот инцидент следующим образом.
Шпионаж и контршпионаж, конечно, процветали за эту войну. В Румынии им особенно упорно занимались русские. В октябре 1914 г. разыгрался весьма печальный для меня инцидент. Я ехал в автомобиле из Бухареста в Синайю и моя васиза (среднее между папкой и портфелем — авт.), полная документов политического значения, не была, по ошибке моего слуги, положена внутри автомобиля, а привязана сзади. По дороге она была отрезана и украдена. Я немедленно приложил все старания вернуть её, но это удалось мне только спустя приблизительно три недели и стоило больших денег. Её нашли в амбаре одного крестьянина и из неё, по-видимому, не пропало ничего, кроме папирос. Но после занятия Бухареста нашими войсками, в квартире Братиану были найдены копии и фотографические снимки всех моих бумаг. Сейчас же после утери васизы я предложил уйти в отставку, но император отклонил мою просьбу.[6]

— Чернин О. В дни мировой войны. Воспоминания бывшего австрийского министра иностранных дел

Источники

  • Габис С. А. Тайна «Магдебурга». Морской исторический сборник.
  • Ежов М. Ю. Один из мифов о крейсере «Магдебург». Вопросы истории, № 2, 2007
  • David Kahn, The Codebreakers — The Story of Secret Writing, 1967, ISBN 978-0-684-83130-5, Ch. 9.
  • Барбара Тухман. «Пушки в августе».
  • А. В. Бабаш, Е. К. Баранова, «Специальные методы криптографической деятельности в период Первой мировой войны», интернет-журнал «Технологии техносферной безопасности», выпуск № 1 (35) — февраль 2011 г.

Напишите отзыв о статье "Криптография Первой мировой войны"

Примечания

  1. Габис С. А. Тайна «Магдебурга». Морской исторический сборник. Вып. 2. С.-Пб., 1991. С. 37-57
  2. Ежов М. Ю. Один из мифов о крейсере «Магдебург». Вопросы истории, № 2, 2007
  3. David Kahn, The Codebreakers — The Story of Secret Writing, 1967, ISBN 978-0-684-83130-5, Ch. 9.
  4. Барбара Тухман. «Пушки в августе.» стр. 307
  5. Барбара Тухман. «Пушки в августе.» стр. 274
  6. Чернин О. «В дни мировой войны. Воспоминания бывшего австрийского министра иностранных дел» / Пер. с нем. М. Константиновой, под ред. М. Павловича. М. Пг.: Гиз, 1923.

Ссылки

  • [www.rchgi.spb.ru/spb/conference_3/partala.htm М. А. Партала Радиоразведка балтийского флота в Первую мировую войну]


Отрывок, характеризующий Криптография Первой мировой войны

«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.