Япония в Первой мировой войне

Япония принимала участие в Первой мировой войне на стороне Антанты. Участие Японии в этой войне имело свою специфику, хотя и оказалось крайне выгодным для стран Антанты, особенно для России, которая тем самым обезопасила свой дальневосточный тыл.

В Японии армейское командование имело больший вес, чем флотское. На англо-германскую войну эти два вида вооружённых сил смотрели с прямо противоположных точек зрения. Японская армия была построена по прусскому образцу и обучена германскими офицерами; японский флот создавался с помощью Великобритании и обучался на английский манер. Всё это служило источником постоянных споров в японском руководстве. Средний японец же при этом вообще не понимал, зачем нужно воевать: в Японии никто не чувствовал никакой угрозы со стороны Германии. Поэтому японское правительство, поддерживая Антанту, старалось не давать общественности слишком много информации о войне. Британский офицер Малькольм Кеннеди, посетивший японскую глубинку, был поражён тем, что крестьяне, с которыми он беседовал, даже не подозревали, что их страна ведёт войну.

Предпосылки вступления Японии в войну

Несмотря на заключение англо-японского союза, экспансия Японии в Азии вызывала серьёзные опасения у Великобритании. Британский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей боялся, что в случае участия в войне Япония расширит свои владения сверх всяких пределов. Несмотря на все возражения Адмиралтейства, он пытался помешать вступлению Японии в войну. 1 августа 1914 года Грей сообщил своему японскому коллеге Като, что Великобритании потребуется помощь только в случае атаки дальневосточных колоний. Грей опасался не только японской экспансии, но и реакции Австралии, Новой Зеландии и Соединённых Штатов на такую экспансию.

Однако Первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль имел совсем другой взгляд на эти вещи. В связи с тем, что все британские дредноуты были сосредоточены в Европе, на Тихом океане остались только старые корабли. Отстаивая правильность такого расположения сил, Черчилль в марте 1914 года во время выступления в палате общин заявил, что поражение главных сил британского флота в Европе сделает маленькую эскадру на Тихом океане беспомощной. Любая британская эскадра в этом районе неизбежно будет уступать главным силам флота европейских противников. Черчилль заявил, что

…два или три дредноута в австралийских водах будут бесполезны после поражения британского флота в отечественных водах.

Такая политика вела к росту зависимости Великобритании от союзников. Франция взяла на себя ответственность за Средиземное море, а Япония должна была сыграть главную роль в защите китайских морей. 11 августа 1914 года Черчилль, опасаясь, что Грей всё-таки выступит против участия Японии в войне или постарается ограничить такое участие, заявил ему:

Я думаю, что вы можете окончательно расхолодить их. Я не вижу середины между их участием и неучастием. Если они вступят в войну, мы должны приветствовать их как товарищей. Ваша последняя телеграмма в Японию почти враждебна. Я боюсь, что просто не понимаю хода ваших мыслей, и в этом аспекте не могу следовать вашим намерениям. Эта телеграмма заставляет меня трепетать. Мы все составляем единое целое, и я хотел бы оказывать всемерную поддержку вашей политике. Но я категорически возражаю против препятствий японцам. Вы легко можете нанести смертельный удар нашим отношениям, последствия которого будут ощущаться ещё слишком долго. Шторм вот-вот разразится.

Выступление Черчилля помогло изменить позицию Грея.

Японское правительство 15 августа 1914 года предъявило Германии ультиматум, требуя отзыва германских войск с Тихого океана. От немцев требовали вывести корабли из Циндао, взорвать укрепления порта и передать Японии Шаньдунский полуостров. Японцы также потребовали передачи им германских тихоокеанских колоний. Не получив ответа на ультиматум, Япония 23 августа 1914 года императорским манифестом объявила войну Германии:

Сим мы объявляем войну Германии и повелеваем нашим армии и флоту открыть военные действия против сей Империи, со всей мощью…

С возникновением настоящей войны в Европе, на бедственные последствия которой мы взираем с великим прискорбием, мы, со своей стороны, питали надежду сохранить мир на Дальнем Востоке, соблюдая строгий нейтралитет. Но Германия принимает в Цзяо-Чжоу спешные военные приготовления, а её вооружённые корабли, крейсирующие в водах Восточной Азии, угрожают нашей торговле и торговле нашей союзницы.

И вот с глубокой скорбью мы, невзирая на нашу преданность делу мира, были вынуждены объявить войну… Мы глубоко желаем, чтобы благодаря преданности, долгу и отваге наших верных подданных мир был в скором времени восстановлен и воссияла слава империи.

25 августа Японии объявила войну Австро-Венгрия. Вступление Японии в войну на стороне Антанты позволило России перебросить сибирские корпуса на европейский театр военных действий. Кроме того, Япония постепенно превратилась в важный источник снабжения России сырьём и вооружением.

Кампания 1914 года

Подготовка к операции против германской военно-морской базы Циндао началась ещё 16 августа, когда в Японии был издан приказ о мобилизации 18-й пехотной дивизии. С момента опубликования японского ультиматума японское население начало тайком покидать Циндао, и к 22 августа там не осталось ни одного японца.

В соответствии с соглашением между представителями Англии, Франции и Японии, японский флот отвечал за безопасность в зоне к северу от Шанхая. Поэтому к 26 августа было установлено следующее развёртывание японского флота:

1) 1-я японская эскадра — крейсерство в водном районе к северу от Шанхая для защиты морских путей;

2) 2-я эскадра — непосредственные действия против Циндао;

3) 3-я эскадра (из 7 крейсеров) — обеспечение района между Шанхаем и Гонконгом;

4) крейсеры «Ибуки» и «Тикума» в составе эскадры английского адмирала Джерама участвуют в поисках в Океании германских кораблей эскадры адмирала Шпее.

Операция против Циндао проводилась в основном японскими силами при символическом участии английского батальона. 2 сентября японские войска начали высадку на Шаньдунском полуострове на территории нейтрального Китая; 22 сентября из Вэйхайвэя прибыл английский отряд; 27 сентября началось наступление на передовые германские позиции у Циндао; 17 октября был взят важный пункт — гора «Принц Генрих», на ней был установлен наблюдательный пост и из Японии были потребованы осадные орудия. К 31 октября всё было готово к общей атаке и бомбардировке фортов. Бомбардировка началась 5 ноября, но первые три дня погода не позволяла флоту принять в ней участие. Предварительно затопив все корабли, немцы 7 ноября капитулировали. В ходе осады Циндао японцы впервые в истории применили морскую авиацию против наземных целей: базирующиеся на авиаматке «Вакамия» гидросамолёты бомбили цели на территории Циндао.

Пока 2-я эскадра Камимуры помогала захватить Циндао, корабли 1-й эскадры присоединились к британским и австралийским кораблям в поисках эскадры фон Шпее. Сразу после начала войны вице-адмирал Ямая послал линейный крейсер «Конго» к Мидуэю, чтобы контролировать коммуникации, проходящие через этот район. Броненосный крейсер «Идзумо», находившийся у берегов Мексики, получил приказ защищать союзное судоходство у берегов Америки. 26 августа адмирал Ямая направил броненосный крейсер «Ибуки» и лёгкий крейсер «Тикума» в Сингапур, чтобы усилить флот союзников в Юго-Восточной Азии. «Тикума» принял участие в поисках «Эмдена», которые велись в Голландской Ост-Индии и Бенгальском заливе. Адмирал Мацумура вместе с линкором «Сацума» и крейсерами «Яхаги» и «Хирадо» патрулировал на морских коммуникациях, ведущих в Австралию.

Неотложные задачи заставили «Ибуки» перейти из Сингапура в Веллингтон: он первым из японских кораблей принял участие в сопровождении транспортов с войсками АНЗАКа на Ближний Восток, прикрывая их от возможного нападения германского крейсера «Эмден». Японцы также обеспечивали перевозку французских войск из Индокитая.

В октябре 1914 года японская эскадра адмирала Сёдзиро, усиленная британскими кораблями, искала германские рейдеры в Индийском океане. 1 ноября 1914 года японцы согласились с просьбой англичан ввести патрулирование зоны к востоку от 90-го меридиана. Большая часть эскадры адмирала Сёдзиро и прибывшие из Циндао корабли до конца месяца охраняли указанный район. После прибытия в Гонолулу германской канонерки «Гейер», броненосец «Хидзэн» и крейсер «Асама» подошли к порту и находились там, пока 7 ноября «Гейер» не была интернирована американскими властями. Потом «Хидзэн» и «Асама» вместе с «Идзумо» начали прочёсывать берега Южной Америки, пытаясь найти германские корабли.

Несмотря на формальный союз, между Японией с одной стороны и Австралией и Новой Зеландией с другой развернулась гонка за захват германских владений в Тихом Океане. 12 сентября Япония заявила о занятии Каролинских и Марианских островов, а 29 сентября — о захвате Маршалловых островов. 12 октября эскадра адмирала Ямаи появилась в гавани Трука на Каролинских островах, а эскадра Мацумуры 1 октября захватила принадлежавший Германии порт Рабаул на острове Новая Британия. 7 октября она прибыла на остров Яп (Каролинские острова), где встретила германскую канонерку «Планет», поспешно затопленную экипажем. Новозеландские войска успели высадиться на Самоа под самым носом у японцев.

К концу 1914 года японское и британское правительства с трудом урегулировали вопрос о захвате германских владений на Тихом океане. Чтобы избежать новых инцидентов, англичане согласились, что войска Британского содружества не будут действовать севернее экватора.

В 1914 году Япония вернула России два броненосца и крейсер, захваченные во время Русско-японской войны.

Кампания 1915 года

Поскольку война на европейском театре приняла затяжной характер, фактически Япония получила полную свободу действий на Дальнем Востоке, и воспользовалась ею в полной мере. В январе 1915 года Япония передала президенту Китая Юань Шикаю документ, вошедший в историю как «Двадцать одно требование». Японо-китайские переговоры проходили с начала февраля до середины апреля 1915 года. Китай не смог оказать действенного сопротивления Японии, и «Двадцать одно требование» (за исключением пятой группы, вызвавшей открытое возмущение западных держав) было принято китайским правительством.

В феврале 1915 года, когда в Сингапуре вспыхнул мятеж индийских частей, десант японской морской пехоты, высаженный с крейсеров «Цусима» и «Отова», подавил его совместно с британскими, французскими и русскими войсками.

В этом же году японский флот оказал большую помощь в охоте за германским крейсером «Дрезден». Он также охранял принадлежащий американцам порт Манила, чтобы германские корабли не могли им воспользоваться. В течение всего года японские корабли, базирующиеся в Сингапуре, патрулировали Южно-Китайское море, море Сулу и у берегов Голландской Ост-Индии.

Кампания 1916 года

В феврале 1916 года Великобритания снова запросила помощи у Японии. После гибели нескольких судов на минах, установленных германскими вспомогательными крейсерами, требовалось увеличить число кораблей, охотящихся за этими рейдерами. Японское правительство отправило в Сингапур флотилию эсминцев, чтобы охранять имеющий огромное значение Малаккский пролив. Для патрулирования в Индийском океане была выделена дивизия крейсеров. В нескольких случаях японские корабли выходили к острову Маврикий и к берегам Южной Африки. Наиболее сильные и современные лёгкие крейсера «Тикума» и «Хирадо» сопровождали войсковые конвои из Австралии и Новой Зеландии.

В декабре 1916 года Великобритания приобрела у Японии 6 торговых судов вместимостью 77500 GRT.

Кампания 1917 года

В январе 1917 года Япония, используя напряжённое положение на фронтах в Европе, потребовала от Великобритании формальных обязательств по передаче ей прав на бывшие германские арендованные владения в Шаньдуне на мирной послевоенной конференции. В ответ на возражения англичан японцы заявили, что просят не больше русских, которым был обещан Константинополь. После долгих обсуждений, в середине февраля японское правительство получило от Великобритании, а затем от Франции и России соответствующие секретные обязательства. Эта договорённость Японии со странами Антанты не была известна Соединённым Штатам до самого начала мирной конференции в Версале.

В феврале 1917 года японцы согласились расширить своё участие в войне и распространить зону патрулирования своего флота до мыса Доброй Надежды. Японский флот также включился в защиту судоходства у восточных берегов Австралии и Новой Зеландии.

В мае 1917 года англичане попросили японцев доставить в Европу завербованных в Китае рабочих.

В середине 1917 года адмирал Джеллико предложил приобрести в Японии два линейных крейсера, но японское правительство наотрез отказалось продавать или передавать англичанам какие-либо корабли.

В 1917 году Япония за 5 месяцев построила для Франции 12 эсминцев типа «Каба»; японские моряки привели эти корабли на Средиземное море и передали французам.

2 ноября видный дипломат Исии Кикудзиро подписал с госсекретарём США Р.Лансингом «соглашение Лансинг-Исии», которое позволило американцам перевести часть кораблей в Атлантику на помощь англичанам. По секретному соглашению японские корабли патрулировали гавайские воды до конца войны.

11 марта первые японские корабли (лёгкий крейсер «Акаси», а также 10-я и 11-я флотилия эсминцев) отправились через Аден и Порт-Саид на европейский театр военных действий. Они прибыли на Мальту в самый плохой для союзников период. И хотя прибытие 1 крейсера и 8 эсминцев не могло переломить ситуацию на Средиземном море, тем не менее японцы получили важнейшую задачу — сопровождать войсковые транспорты, которые везли подкрепления во Францию. Японские корабли сопровождали транспорты из Египта прямо во Францию; на Мальту они заходили только если конвои формировались на этом острове. Так как подводные лодки на Средиземном море действовали всё активнее, японскими моряками были временно укомплектованы две британские канонерки и два эсминца; численность японской эскадры на Средиземном море достигла 17 кораблей. 21 августа контр-адмирал Джордж Э.Баллард, командовавший морскими силами на Мальте, сообщил в Адмиралтейство:

Французские стандарты эффективности ниже британских, однако итальянские стандарты ещё ниже. С японцами всё обстоит иначе. Эсминцы адмирала Сато содержатся в совершенно исправном состоянии и проводят в море столько же времени, сколько и наши корабли. Оно значительно больше, чем у французских и итальянских кораблей любых классов. Более того, японцы совершенно независимы в вопросах командования и снабжения, тогда как французы ничего не станут делать самостоятельно, если эту работу можно переложить на других. Эффективность японцев позволяет их кораблям проводить в море больше времени, чем любому другому британскому союзнику, что увеличивает эффект присутствия японских кораблей на Средиземном море.

Кампания 1918 года

Во время немецкого весеннего наступления на Западном фронте англичанам потребовалось перебросить большое количество войск с Ближнего Востока в Марсель. Японские корабли помогли в критические апрель и май переправить через Средиземное море более 100.000 британских солдат. По завершении кризиса японские корабли занялись обеспечением перевозки войск из Египта в Салоники, где союзники готовили осеннее наступление. До конца войны японская эскадра провела через Средиземное море 788 транспортов союзников и помогла перевезти более 700.000 солдат. Японская эскадра имела 34 столкновения с германскими и австрийскими подводными лодками, в которых получили повреждения эсминцы «Мацу» и «Сакаки».

После перемирия Вторая Специальная Эскадра адмирала Сато присутствовала при сдаче Германского флота. В качестве трофеев Японии были переданы 7 подводных лодок. Последние японские корабли вернулись в Японию 2 июля 1919 года.

Источники

• «История Востока» в 6 томах. Том V «Восток в новейшее время (1914—1945)» — Москва, издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2006. ISBN 5-02-018500-0
• А.Больных «Морские битвы Первой мировой: На океанских просторах» — Москва, ООО «Издательство АСТ», 2000. ISBN 5-17-004429-1
• Зайончковский А. М. [militera.lib.ru/h/zayonchkovsky1/ Первая мировая война]. — СПб.: Полигон, 2000. — 878 с. — ISBN 5-89173-082-0.
• «Заморские театры Первой мировой войны» — ООО «Издательство АСТ», ООО «Транзиткнига», 2003 ISBN 5-17-018624-X

Отрывок, характеризующий Япония в Первой мировой войне

Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей: