Левон VI
| Левон VI (V) де Лузиньян арм. Լևոն Զ Լուսինյան, фр. Léon VI (V) de Lusignan<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 14 сентября 1374 — 1375 | |||
| Предшественник: | Костандин V | ||
| Преемник: | Захват мамлюками | ||
| Вероисповедание: | Католицизм[1] | ||
| Рождение: | 1342 Кипр (остров) | ||
| Смерть: | 29 ноября 1393 Париж | ||
| Место погребения: | Монастырь Целестинцев, ныне место захоронения неизвестно | ||
| Род: | Лузиньяны | ||
| Отец: | Иоанн де Лузиньян | ||
| Мать: | Солдана Грузинская | ||
| Супруга: | Маргарита (Мариун) де Суасон | ||
| Дети: | дочь: Мария от неизвестной любовницы сын: Гвидо [2] | ||
| Автограф: | 
| ||
Лево́н VI (арм. Լեւոն Զ Լուսինյան, иногда Левон V[Ком 1]) (1342 — 29 ноября 1393) — последний король Киликийской Армении из кипрской ветви французского дворянского рода де Лузиньян. Правил с 1374 по 1375.
Левон был сыном Иоанна де Лузиньян (коннетабля и регента Армении) и его жены Солданы Грузинской, дочери царя Грузии Георгия V Блистательного. В 1360 году он был произведён в рыцари Ордена Меча[уточнить], а 17 октября 1372 года сенешалем Иерусалима.
Содержание
Король Армении
Рыцарю-крестоносцу Левону де Лузиньяну было суждено стать последним Королём Киликийской Армении и процарствовать семь месяцев. В 1374 г. будущий монарх прибыл в Сис, где 14 сентября в день Крестовоздвижения, Левон с супругой, Маргаритой де Суасон, (фр. Marguerite de Soissons, арм. Мариун) был помазан на царство в столичном кафедральном соборе Св. Софии. Позже в сентябре этого же года, разрешилась от бремени Королева, родив двойню, принцесс Мариам и Катаринэ.
Падение Королевства
В 1375 году, точно рассчитав, что римский папа Григорий XI в очередной раз нарушит обещание помочь Киликии и не направит армию в помощь, мамлюки пересекли киликийскую границу. Левон не смог сдержать натиск войск и укрепился в Сисской цитадели, расположенной на труднодоступной скале. Штурмовавшие крепость войска терпели неудачу за неудачей, но его метким лучникам удалось ранить Левона VI. Легионеры-киприоты решили спасти себя путём выдачи короля. Проникнув в башню, где лежал истекавший кровью король, они попытались выкрасть его, но отряд телохранителей Левона VI отбил атаку предателей.
Силы защитников столицы были на исходе, голодавшее население уже склонялось к мысли о сдаче, как вдруг Левону VI принесли охранную грамоту Алеппского эмира, гарантировавшую жизнь ему и его семье в случае сдачи Сиса. Понимая тщетность сопротивления, Левон сдался на милость победителя и был уведен в Каир вместе с семьей, католикосом Погосом I и князьями[5].
Спустя год удалось выкупить католикоса Погоса I и королеву Мариун, у которой за время пребывания в плену умерли обе дочери. Получив свободу, безутешная королева перебралась в Иерусалим, где поселилась в армянском монастыре Сурб Акоб (св. Иакова) там и прожила до конца дней своих.
Пилигрим Жан Дардел, с которым Левон познакомился в августе 1377, вернувшись в Европу, сумел уговорить Хуана I Кастильского заплатить за свободу пленного монарха, которого в конце концов удалось вызволить из плена[5].
Европа
Лондон
В надежде на восстановление Киликийского королевства Левон отправился в Западную Европу просить папу римского и христианских монархов о помощи, но Святейший, с холодной вежливостью наградил Левона «Орденом Золотой Розы» и напутствовал его в Британию, где Левон поместил государственную казну на хранение, доверив её английскому королю Эдуарду III Плантагенету, подписав соглашение о том, что казна будет храниться в Англии до тех пор, пока Армянское Киликийское королевство не будет освобождено и восстановлено.
Сеговия
Из Лондона Левон отправился в Испанию, где кастильский король Хуан I сделал ошарашивший испанцев жест,[6] подобного которому нет в анналах истории: в 1383 году он подарил Левону VI три города, составлявшие сердце Кастилии, — Мадрид, Андухар и Вилареал (ныне: Сьюдад-Реаль) — и ежегодный дар в 150 000 испанских мараведи, о чём и говорится в документах мадридской городской канцелярии:
9 октября, находясь в городе Сеговия вместе с почтеннейшим и благороднейшим доном Левоном, королём Армении, в палатах монастыря святого Франциска вышеупомянутого города, в присутствии упомянутого короля дона Левона, нашего владыки короля Хуана…
Дар оговорили условием, что Левон будет владеть городами до конца своей жизни, после чего они будут возвращены кастильской короне.
Дворяне Кастилии, которые таким образом становились вассалами пришлого рыцаря, с нескрываемой враждебностью отнеслись к поступку своего короля, которого они и без того недолюбливали. После таинственной смерти Хуана I регенты его несовершеннолетнего сына Энрике III аннулировали привилегии данные Левону VI. Началась откровенная травля дворянством и духовенством Левона VI, потребовавшим утверждения своих прав и привилегий. 19 октября 1389 года Левон отказался от всех привилегий и отправился во Францию.
Париж
Париж устроил Левону де Лузиньяну, свергнутому монарху прием, какого не удостаивал ни одного венценосца. Король Карл VI в сопровождении двора и горожан встречал Левона на подступах к великой столице. Левон поселился в Париже, по-прежнему живя надеждой о свободе Киликии. Он предпринял попытку наладить отношения между Францией и Англией, находившихся в то время в Столетней войне[5][7], надеясь получить помощь для освобождения его страны во время нового Крестового похода, но всё безрезультатно[8]. Страница истории Киликийского королевства была уже перевернута.
Смерть
Он умер в Париже 29 ноября 1393 году и был похоронен в Монастыре Целестинцев, вторым по значимости местом для погребения королевских особ после Сен-Дени.
Французский историк Фруассар писал о Левоне де Лузиньяне:
Лишенный трона, он сохранил царские добродетели и прибавил к ним еще новые — великодушие и терпение. Со своим добродетелем Карлом VI он обходился как с другом, но никогда не забывал собственного царского сана. И смерть Левона была достойна его жизни.
Надгробие, выполненное анонимным автором, реалистично и качественно, вероятно сделанное ещё при жизни монарха[5]. Леон V изображен, держа скипетр (теперь сломанный) и перчатки — символ великих принцев. Надгробная плита имеет следующую надпись:
Здесь покоится благородный и превосходный Принц Леон де Лузиньян Пятый, латинский король королевства Армении, который скончался в Париже в 29-й день ноября благословенного года 1393. Молитесь за него.[9]
Оригинальный текст (фр.)Cy gist tres noble et excellent prince Leon de Lizingnen quint roy latin du royaume d'Armenie qui rendit l'ame a Dieu a Paris le XXIXe jour de novembre l'an de grace M.CCC.IIIIXX.XIII. Priez pour luy[10]
После Французской революции беломраморное надгробие Левона VI перенесли в монастырь Сен-Дени, однако сама могила давно пуста: останки Короля Армении вместе с прахом Французских Монархов были выброшены французскими революционерами.
Напишите отзыв о статье "Левон VI"
Комментарии
Примечания
- ↑ [www.armenianhouse.org/suqiasyan/cilicia/1.html#2 История Киликийского армянского государства и права (XI—XIV вв.)]
- ↑ [www.fmg.ac/Projects/MedLands/ARMENIA.htm#_Toc184469956 Armenia]
- ↑ На его собственной печати стоит именно «Левон V, Король Армении», («Sigilum Leonis Quinti Regis Armenie»), Клод Мутафян, стр. 90.
- ↑ На его собственном Кенотафe, Левон упоминается как «Leon de Lizingnen quint», «Левон де Лузиньян Пятый»
- ↑ 1 2 3 4 Клод Мутафян, Левон V
- ↑ Un Madrid insólito: Guía para dejarse sorprender, pg. 39-40. Jesús Callejo. Editorial Complutense, 2001. ISBN 84-7491-630-5. (англ.)
- ↑ [books.google.com/books?id=e3nef10a3UcC&printsec=frontcover&dq=Armenians#v=onepage&q=&f=false Anne Elizabeth Redgate, The Armenians (The Peoples of Europe).] ISBN 0-631-22037-2 (англ.)
- ↑ Клод Мутафян, стр. 90. (англ.)
- ↑ Перевод Пьер-Ифа ле Погама, надгробие Левона де Лузиньяна.
- ↑ Оригинальная надпись XIV века // www.armenie-mon-amie.com/IMG/pdf/Fiches-corrections-2007-der.pdf
Ссылки
- [genocide.ru/gitem/cilicia-armenian-princedoms.htm Армянские княжества в Киликии (1080—1198 гг.)]
- Сукиасян А. [armenianhouse.org/suqiasyan/cilicia/armenian-state-law.html История Киликийского армянского государства и права].
| |||||||||||||
Отрывок, характеризующий Левон VI
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
