Макдоннелл, Эдвард Оррик

Эдвард Оррик Макдоннелл
англ. Edward Orrick McDonnell
Эдвард О. Макдоннелл
Дата рождения	13 ноября 1891(1891-11-13)
Место рождения	Балтимор, Мэриленд, США
Дата смерти	6 января 1960(1960-01-06) (68 лет)
Место смерти	Боливия, Северная Каролина, США
Принадлежность	США США
Род войск	Флот США
Годы службы	1912—1951
Звание	Вице-адмирал
Часть	«USS New Jersey» «USS Montana» «USS Florida» «USS Montgomery» «USS Texas» «USS Wright» «USS Nehenta Bay»
Командовал	«USS Long Island»
Сражения/войны	Оккупация Веракруса Первая мировая война Вторая мировая война Холодная война
Награды и премии
В отставке	бизнесмен

Эдвард Оррик Макдоннелл (англ. Edward Orrick McDonnell; 13 ноября 1891, Балтимор, Мэриленд, США — 6 января 1960, Боливия, Северная Каролина, США) — вице-адмирал Флота США, кавалер высшей военной награды США — Медали Почёта.

Биография

Эдвард Оррик Макдоннелл родился 13 ноября 1891 года в Балтиморе, штат Мэриленд, США. Мать — Багенс Макдоннелл.

В 1912 году Макдоннелл окончил Военно-морскую академию США. Примечательно, что выпускниками того же года стали два будущих кавалера Медали Почёта — Ричард Бэрд и Хью Фрейзер.

В июле 1912 года Макдоннелл поступил на службу во Флот США в звании энсина, а затем служил последовательно на «USS New Jersey», «USS Montana», «USS Florida» и «USS Montgomery». В марте 1914 года, в составе экипажа «USS Prairie», участвовал в оккупации Веракруса на территории Мексики. Когда первая лодка с моряками причалила к берегу, Макдоннелл побежал вдоль берега к попавшему в его поле зрения самому высокому зданию, которым оказался Терминал-отель. Во время с 21 по 22 апреля, находясь под постоянным огнём снайперов на открытой крыше здания, Макдоннелл наладил сигнальную станцию и обеспечил эффективную коммуникацию между войсками и кораблями.

За эти героические действия 4 декабря 1915 года Генеральным указом № 177 25-летний Макдоннелл был награждён Медалью Почёта:

Президент Соединённых Штатов Америки, от имени Конгресса, с гордостью представляет Медаль Почёта Энсину Эдварду Оррику Макдоннеллу, Флот Соединённых Штатов, за необычайный героизм, проявленный в бою, прошедшем в Веракрусе, 21 и 22 апреля 1914 года. Высадившись и закрепившись на крыше Терминал-Отеля, Энс. Макдоннелл установил сигнальную станцию, день и ночь поддерживавшую связь между войсками и кораблями. На этом открытом посту он постоянно находился под огнём. За 2 дня боевых действий с его стороны был убит один человек и 3 ранены. Он продемонстрировал необычайный героизм и поразительное мужество при поддержке своей станции в высшей степени эффективности. Все сигналы были переданы во многом благодаря его героической верности долгу.

Оригинальный текст (англ.)  

The President of the United States of America, in the name of Congress, takes pleasure in presenting the Medal of Honor to Ensign Edward Orrick McDonnell, United States Navy, for extraordinary heroism in battle, engagements of Vera Cruz, 21 and 22 April 1914. Posted on the roof of the Terminal Hotel and landing, Ens. McDonnell established a signal station there day and night, maintaining communication between troops and ships. At this exposed post he was continually under fire. One man was killed and 3 wounded at his side during the 2 days' fighting. He showed extraordinary heroism and striking courage and maintained his station in the highest degree of efficiency. All signals got through, largely due to his heroic devotion to duty.

После прохождения авиационного обучения в «Wright Company» в Дейтоне (штат Огайо) и лётной подготовки на Военно-морской авиационной станции Пенсаколы (штат Флорида), в марте 1915 года Макдоннелл стал военно-морским лётчиком и остался в Пенсаколе в качестве авиационного инструктора. В июне 1915 года он был возведён в звание лейтенанта младшего класса. В июне 1917 года Макдоннелл стал инструктором на Военно-морской авиационной станции в Хантингтон-Бэй на Лонг-Айленде (штат Нью-Йорк). В июле того же года он был временно повышен в звании до лейтенанта. Во время Первой мировой войны Макдоннел служил в Управлении руководителя военно-морскими операциями в Вашингтоне (округ Колумбия). В конце 1917 года он направил прошение командующему Военно-морскими силами США, действующими в Европейских водах, после чего принял участие в воздушных кампаниях во Франции и Италии.. В связи с этим, за службу в Северной бомбардировочной группе, Макдоннелл был награждён Военно-морским крестом. В сентябре 1918 года Макдоннелл был временно повышен в звании до лейтенант-коммандера и получил назначение на «USS Texas». 10 марта 1919 года он взлетел на британском истребителе «Sopwith Camel» при помощи специально сконструированной платформы с борта «USS Texas», стоящего на якоре в заливе Гуантанамо у Кубы, став первым человеком в мире, совершившим взлёт на самолёте с линкора. В январе 1919 года Макдоннелл поступил в Бюро навигации и Управление военно-морскими операциями. В январе 1920 года он подал в отставку и был зачислен в активный резерв. После этого, Макдоннелл периодически исполнял воинский долг на борту «USS Wright» и на Военно-морской авиационной станции Пенсаколы. После получения звания коммандера в июле 1940 года, он стал военно-морским наблюдателем на первом полёте «Pan American Airways» в Океанию. Находясь в резерве, Макдоннелл вернулся к активной службе, став в октябре того же года сотрудником Бюро аэронавтики в Вашингтоне. В начале 1941 года он был назначен на пост авиационного атташе в Лондоне (Англия), а затем в посольстве США в Пекине (Китай). За участие в множестве опасных полётов на самолётах ВВС Китая в качестве члена Первой авиационной миссии в период с мая по июнь 1941 года над вражеской японской территорией, Макдоннелл был награждён Воздушной медалью.

В июле 1941 года Макдоннелл командовал Военно-морской авиационной станцией в Нью-Йорк-Сити, в то же время занимая пост окружного авиационного офицера в 3-м военно-морском округе. В декабре он был произведен в капитаны, а в следующем году повышен в звании до контр-адмирала. В июне 1943 года он направил прошение коменданту Военно-морского тренировочного центра в Корпус-Кристи (штат Техас) и стал начальником Промежуточного тренировочного командования военно-морской авиации. В мае 1944 года Макдоннелл принял на себя командование «USS Long Island», а затем переведен в команду эскортного авианосца «USS Nehenta Bay». За участие в атаках Третьего флота на японские корабли в Южно-Китайском море в период с 9 по 20 января 1945 года, командующий офицер Макдоннелл был награждён медалью «Бронзовая звезда».

После окончания Второй мировой войны, Макдоннелл занимал должность специального помощника Совета по лётным надбавкам при Управлении заместителя руководителя военно-морскими операциями, а декабре 1945 года был освобожден от исполнения служебных обязанностей. После зачисления в резерв, в декабре 1951 года был повышен в звании до вице-адмирала и ушёл в отставку. В последние годы он был партнёром в нью-йоркской фирме «Hornblower & Weeks», специализирующейся на банковских инвестициях, и владел двумя домами — в Хоуб-Саунде (штат Флорида) и в Милл-Неке (штат Нью-Йорк).

Смерть

Эдвард Оррик Макдоннелл погиб 6 января 1960 года в возрасте 68 лет. Причиной смерти стала катастрофа пассажирского самолёта «Douglas DC-6» коммерческой авиакомпании «National Airlines», совершавшего рейс из Нью-Йорка в Майами. Террорист-одиночка привёл в действие динамитный заряд во время полёта над городом Уилмингтон в округе Брансуик (штат Северная Каролина), и в результате последовавших взрыва и падения самолёта близ города Боливия в том же округе погибли все 34 человека, находившиеся на борту.

Похоронен в могиле № 4955-4 Секции № 2 на Арлингтонском национальном кладбище в округе Арлингтон, штат Виргиния.

Личная жизнь

Был женат на Хелен Фишер Макдоннелл (15 октября 1894—28 декабря 1978), родом из Милл-Нека на Лонг-Айленде. Две дочери — Энн Клинтон Макдоннелл (27 января 1917—6 апреля 2013; в замужестве Инман) и Ральфина Элизабет Макдоннелл (?—10 сентября 2010; в замужестве Барри), сын — Эдвард Оррик Макдоннелл-младший (?—2 апреля 1943).

Макдоннелл-младший с 1934 по 1939 год учился в школе Святого Павла, где занимался боксом, хоккеем, футболом и баскетболом, был членом библиотечной ассоциации и казначеем немецкого клуба. В 1939 году поступил в Йельский университет, но покинул его на втором году обучения и после нападения на Пёрл-Харбор вступил в Воздушный корпус Армии США, получив 5 августа 1942 года диплом пилота и прибыв в октябре в Северную Африку. 2 апреля 1943 года под Сфаксом у Средиземного моря, в ходе боёв за Тунис, отряд Макдоннелла-младшего, во время его девятой миссии сопровождавший эскадрон истребителей, попал под обстрел вражеского формирования из нескольких самолётов «Messerschmitt». Макдоннелл-младший на самолёте «P-40» шёл слева и попытался отрезать вражеский самолет, находившийся на хвосте своего товарища. Самолёт Макдоннелла-младшего был подбит зенитным огнём, а сам он пропал без вести, спасши своего друга ценой собственной жизни. Макдоннела-младшего признали погибшим в бою и посмертно наградили Воздушной медалью. Кенотафом служит могила его отца на Арлингтонском национальном кладбище.

Память

В честь Макдоннелла был назван третий фрегат класса «Гарсия» — «USS Edward McDonnell», эксплуатировавшийся с 1965 по 1992 год.

Награды

Сверху вниз, слева направо:

• Первый ряд: Медаль Почёта;
• Второй ряд: Военно-морской крест (трижды), Медаль «Бронзовая звезда» с золотой литерой «V», Воздушная медаль;
• Третий ряд: Боевая ленточка, Медаль службы в Мексике, Медаль Победы в Первой мировой войне с планкой «Авиация»;
• Четвёртый ряд: Американская медаль оборонной службы с бронзовой литерой «A», Медаль «За Американскую кампанию», Медаль «За Азиатско-тихоокеанскую кампанию»;
• Пятый ряд: Медаль Победы во Второй мировой войне, Медаль за службу национальной обороне, Медаль военно-морского резерва;
• Шестой ряд: Знак военно-морского авиатора.

См. также

• Список награждённых Медалью Почёта за Веракрус
• Список награждённых Медалью Почёта выпускников Военно-морской академии США

Ссылки

• [www.history.navy.mil/our-collections/photography/us-people/m/mcdonnell-edward-o.html Эдвард Оррик Макдоннелл] (англ.). Командование военно-морской истории и наследия.
• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=7878300 Эдвард Оррик Макдоннелл] (англ.) на сайте Find a Grave
• [www.militaryhallofhonor.com/honoree-record.php?id=2014 Эдвард Оррик Макдоннелл] (англ.). Military Hall of Honor.

США   Авиация   Морской портал   Первая мировая война   Вторая мировая война

Отрывок, характеризующий Макдоннелл, Эдвард Оррик

– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.