Малышев, Александр Иванович (полный кавалер ордена Славы)

Александр Иванович Малышев
Дата рождения	8 июня 1923(1923-06-08)
Место рождения	село Знаменка, Курская губерния, РСФСР, СССР
Дата смерти	31 мая 1990(1990-05-31) (66 лет)
Место смерти	город Курск, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	стрелковые войска
Годы службы	1941—1946
Звание	капитан
Часть	Юго-Западный фронт 38-я гвардейская стрелковая дивизия 2-й стрелковый полк 50-й стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Александр Иванович Малышев (1923—1990) — советский военный. В Рабоче-крестьянской Красной Армии и Советской Армии служил с 1941 по 1946 год. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. За отличие в боях в немецкой Силезии также представлялся к званию Героя Советского Союза, но представление не было реализовано. Воинское звание на момент увольнения в запас — лейтенант. С 1975 года капитан в отставке.

Биография

До войны

Александр Иванович Малышев родился 8 июня 1923 года в селе Знаменка Курского уезда Курской губернии РСФСР СССР (ныне село Медвенского района Курской области Российской Федерации) в семье служащего. Русский. Окончил 10 классов школы и ремесленное училище связи. До призыва на военную службу около пяти месяцев работал в городе Старый Оскол.

На фронтах Великой Отечественной войны

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии А. И. Малышев был призван Старо-Оскольским районным военкоматом Курской области в октябре 1941 года. Военную подготовку проходил в 47-м запасном стрелковом полку в городе Балашове, откуда с маршевой ротой был направлен на Юго-Западный фронт. В боях с немецко-фашистскими захватчиками Александр Иванович с декабря 1941 года. Боевое крещение принял на реке Северский Донец. Отличился в одном из первых же боёв: когда во время атаки немцев из строя выбыл первый номер станкового пулемёта, Малышев занял в составе расчёта место наводчика, и проявив несвойственное для новобранца хладнокровие, подпустил вражеские цепи на близкое расстояние, после чего шквальным огнём в упор уничтожил 28 немецких солдат, а остальных обратил в бегство.

Во время контрнаступления войск Юго-Западного фронта на барвенковском направлении Александр Иванович был ранен в правую ногу и до марта 1942 года лечился в госпитале в Кисловодске. Затем он вернулся на Юго-Западный фронт. Воевал пулемётчиком в составе подвижной механизированной группы, которая совершала дерзкие рейды по ближним тылам противника, устраивала засады и диверсии на его коммуникациях. В середине июня 1942 года в бою в районе станицы Скосырская Малышев был ранен в голову и попал в плен. Содержался в лагере для военнопленных в Миллерово. С третьей попытки в декабре 1942 года ему с тремя товарищами удалось совершить побег. Чтобы не возвращаться к своим с пустыми руками, по дороге беглецы напали на немецкий караул. Уничтожили четырёх немецких солдат и ещё двух захватили в плен, а вскоре встретили разведчиков 38-й гвардейской стрелковой дивизии, наступавшей на миллеровском направлении.

Операция «Скачок» была в самом разгаре, и бывший военнопленный был сразу зачислен в один из стрелковых полков. Александр Иванович принимал участие в освобождении Миллерово, сражался в районе Славянска и Краматорска с контратакующими частями вермахта. В результате контрнаступления немецких войск дивизия едва избежала полного окружения и вынуждена была отступить за Северский Донец. В марте 1943 года Малышев был ранен и оказался в армейском госпитале. После излечения в мае того же года Александр Иванович, наконец, был затребован органами СМЕРШа для проверки и направлен в запасной стрелковый полк 1-й гвардейской армии. Проверка, однако, была чисто формальной и заняла 10 дней. К этому времени 38-я гвардейская стрелковая дивизия уже была выведена из состава 1-й гвардейской армии, и Малышева в звании сержанта направили в 50-ю стрелковую дивизию, где он принял под командование отделение роты автоматчиков 2-го стрелкового полка.

От Северского Донца до Днепра

До июля 1943 года 50-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. Ф. Лебеденко занимала оборону на правом берегу реки Северский Донец к западу от Красного Лимана. В рамках начавшейся 17 июля Изюм-Барвенковской операции она первой из частей 33-го стрелкового корпуса форсировала реку и стремительным ударом прорвала две линии немецкой обороны, которую противник выстраивал около четырёх с половиной месяцев. Полки дивизии штурмом взяли крупный опорный пункт немцев село Пришиб, и развивая наступление, сумели расширить захваченный плацдарм на 12-14 километров в глубину. Отделение автоматчиков сержанта А. И. Малышева отличилось в боях за рощу Суслик, где пытались окопаться на новых позициях немецкие пехотинцы и миномётчики. Во время атаки Александр Иванович со своими бойцами под сильным огнём противника первым достиг рощи и ворвался в расположение неприятеля. Его отделение завязало ближний бой со взводом немцев и в ожесточённой рукопашной схватке одержало решительную победу, уничтожив 20 вражеских солдат, а остальных обратив в бегство. За этот бой сержант Малышев был награждён своей первой боевой наградой — медалью «За отвагу».

С захваченного на левом берегу Северского Донца плацдарма части 8-й гвардейской армии перешли в наступление в рамках Донбасской операции. Преодолевая упорное сопротивление противника, 50-я стрелковая дивизия в двадцатых числах сентября 1943 года вышла на подступы к городу Запорожье. Противник, вдохновлённый недавним визитом верховного главнокомандующего, оказывал ожесточённое сопротивление и предпринимал массированные контратаки. Упорные бои завязались на рубеже противотанкового рва, опоясывающего город по периметру. 29 сентября крупные силы немецкой пехоты и танков атаковали позиции 2-го стрелкового полка капитана Г. С. Кукарцева, но были отбиты с большим уроном. В бою хорошо зарекомендовали себя автоматчики сержанта А. И. Малышева, которые не отступили ни на шаг и удержали занимаемые рубежи. Александр Иванович при отражении контратаки врага лично истребил до 20 военнослужащих вермахта. В период подготовки Запорожской операции сержант Малышев со своими бойцами несколько раз ходил к переднему краю немцев «за языками». Ему удалось захватить двух контрольных пленных, показания которых легли в основу плана дальнейшего наступления дивизии на Запорожье.

Визит Гитлера в штаб группы армий «Юг» не помог немцам удержать стратегически важный в военном и экономическом отношении плацдарм на левом берегу Днепра. В период с 10 по 14 октября 1943 года советские войска разгромили запорожскую группировку противника и отбросили её остатки за Днепр. А. И. Малышев принимал непосредственное участие в освобождении Запорожья, в ходе которого он со своими бойцами зачищал от немцев юго-восточные кварталы города.

Дарьевка

Дарьевка стала важной вехой в военной биографии Александра Малышева, во многом определившей его дальнейший боевой путь. К этому небольшому украинскому селу под Кировоградом 2-й стрелковый полк под командованием майора А. Н. Твердохлебова вышел в середине января 1944 года в результате наступательных операций на Правобережной Украине на кировоградском направлении. Новый командир полка по достоинству оценил боевые качества командира отделения роты автоматчиков, проявленные им в предшествующих боях, особенно когда до батальона мотопехоты немцев просочились в тыл наступающих советских войск и прорвались к штабам полка и дивизии в Червоном Яру, а также в уличных боях в Кировограде и во время месячной жёсткой обороны в Дарьевке. В феврале 1944 года Александр Никитович повысил Малышева до старшего сержанта и предложил ему должность командира взвода пешей разведки.

Малышев уже в скором времени оправдал оказанное ему доверие, предложив новую тактику захвата контрольных пленных. Ранее разведгруппы, усиленные сапёрами, выдвигались к переднему краю немцев, стремительным броском врывались в первую линию траншей, захватывали языка и также стремительно отходили на свою сторону. Чтобы бороться с этими неожиданными ночными нападениями, немцы стали обустраивать секретные посты, выставляя их на 5-10 метров перед своим передним краем. Это значительно снижало шансы разведгрупп подойти к немецким позициям незамеченными. К тому же захваченные в первой линии траншей контрольные пленные были, как правило, простыми солдатами и мало знали о планах своего командования. Малышев же предложил тактику флангового манёвра разведгрупп с выходом в ближний тыл противника и захватом языков во второй или третьей линии траншей. Скоро этот дерзкий план был опробован на практике. Александр Иванович с шестью лучшими бойцами своего взвода, среди которых были красноармейцы М. М. Харченко и П. А. Латенко, во время метели проник вглубь немецких позиций. По искрам, вылетавшим из трубы буржуйки, они обнаружили ночевавших в окопе под плащ-палаткой двух немецких пулемётчиков, быстро скрутили их и без единого выстрела эвакуировали их на свою территорию, прихватив в качестве трофея пулемёт. Всего в течение февраля разведгруппы под командованием старшего сержанта А. И. Малышева таким способом захватили шестерых контрольных пленных, давших ценные сведения о противнике.

Во время одного из ночных поисков Александр Иванович был ранен в кисть правой руки, но остался в строю и ходе Уманско-Ботошанской операции умело руководил действиями своего взвода. Во время наступления взвод Малышева, действуя впереди своего полка, непрерывно вёл разведку, вскрывал вражеские засады и места сосредоточения войск противника, захватывал переправы, связывал боем крупные отряды немцев до подхода основных сил дивизии. В боях Малышев вновь был ранен, но быстро вернулся в строй. Тем временем 50-я стрелковая дивизия была выведена из состава 7-й гвардейской армии и в конце апреля 1944 года была переброшена на плацдарм на реке Прут, захваченный частями 52-й армии в районе румынского населённого пункта Скулены (Sculeni) к северу от города Яссы.

Вултурул

Одни из самых ярких военных воспоминаний Александра Ивановича Малышева о войне были связаны с боями под Яссами. Именно по результатам этих сражений на северо-востоке Румынии он стал полным кавалером ордена Славы. При этом двумя первыми наградами Александр Иванович был отмечен за подвиги, совершённые с интервалом всего в три дня в мае 1944 года в районе румынского села Вултурул (ныне Vulturi), превращённого немцами в неприступный опорный пункт.

В конце апреля 1944 года 52-я армия вела упорные бой за господствующие высоты к северу от Ясс. Сначала ей противостояли преимущественно румынские войска, но в первой половине мая на этом участке фронта появились свежие немецкие дивизии, в том числе танковые. Интенсивность контратак противника, пытавшегося выбить советские войска с высот и отбросить их за Прут, с каждым днём возрастала. Командованию было важно знать, откуда немцы перебрасывали подкрепления, какова их численность и какие перед ними ставились оперативные задачи. Для того, чтобы составить полное представление о замыслах врага, необходимо было захватить максимально возможное количество контрольных пленных на различных участках фронта. Решали эту непростую задачу фронтовые разведчики, в том числе и взвод пешей разведки старшего сержанта А. И. Малышева.

17 мая 1944 года командир 2-го стрелкового полка майор Твердохлебов поручил своим разведчикам добыть языка в районе юго-западнее села Вултурул. Во время разведпоиска Малышев лично возглавил группу захвата из трёх бойцов своего взвода и приданного им сапёра старшего сержанта Н. Д. Маслова. Преодолев инженерные заграждения неприятеля, разведчики проникли в расположение немцев и стремительным броском ворвались в их траншею с тыла. В короткой схватке, действуя гранатами и личным оружием, они истребили 12 немецких солдат. Командир группы лично уничтожил из пистолета двух из них, а вражеского пулемётчика силой захватил в плен. Взяв языка, группа захвата быстро эвакуировалась на свою территорию без потерь. Пленный немецкий пулемётчик дал ценные сведения о задачах своего подразделения.

За образцовое выполнение боевого задания в тот же день майор Твердохлебов представил старшего сержанта Малышева к ордену Красной Звезды, но приказом командира дивизии гвардии полковника Н. А. Рубана от 20 мая 1944 года он был награждён орденом Славы 3-й степени. Между тем в ночь на 20 мая Александр Иванович с 12 бойцами вновь отправился в ночной поиск в район Вултурула. Разведчики и в этот раз успешно проникли во вражеский тыл, но при приближении к траншее они были обнаружены из соседнего окопа. Счёт времени пошёл на секунды, но старший сержант Малышев и в условиях цейтнота действовал хладнокровно и уверенно. Метким броском противотанковой гранаты Александр Иванович уничтожил вражеский секрет, истребив при этом весь его гарнизон из 6 солдат. После этого он ворвался в траншею и в рукопашной схватке ножом уничтожил пытавшегося оказать сопротивление солдата, а унтер-офицера обезоружил и выволок на бруствер. Захватив в общей сложности двух контрольных пленных, разведчики начали их эвакуацию на свою сторону. Неприятель пытался отбить языков и организовал погоню, но старший сержант Малышев надёжно прикрыл отход своей группы. Огнём из трофейного пулемёта он истребил не менее 30 вражеских солдат и подавил 3 огневые точки, после чего благополучно вернулся в расположение полка. За доблесть и мужество, проявленные в бою, приказом от 10 июня 1944 года Александр Иванович был награждён орденом Славы 2-й степени.

До начала Ясско-Кишинёвской операции старший сержант А. И. Малышев ещё несколько раз ходил со своими бойцами в ночные поиски, в ходе которых разведгруппами под его командованием было захвачено 9 контрольных пленных. 12 июня Александр Иванович был пятый раз ранен, но к началу наступления советских войск в Румынии уже был в строю.

Ясско-Кишинёвская операция

Благодаря действиям войсковой разведки к началу Ясско-Кишинёвской операции в штабе 50-й стрелковой дивизии хорошо знали, что по фронту ей противостоит 5-я румынская кавалерийская дивизия, усиленная двумя дивизионами 818-го тяжёлого артиллерийского полка немцев. Хорошо была изучена и система обороны врага, а также расположение его огневых средств. Накануне общего наступления части дивизии провели на правом фланге своего 48-го стрелкового корпуса разведку боем, в ходе которой огневые точки противника были уточнены. В первый же день операции части дивизии прорвали оборону румынско-немецких войск на господствующих высотах и, овладев сильным опорным пунктом селом Вултурул, вышли на подступы к городу Яссы и завязали бой в его юго-восточных кварталах. В течение всего периода наступления взвод пешей разведки под командованием старшего сержанта А. И. Малышева действовал впереди боевых порядков своего полка с задачей ведения разведки и диверсионной работы в ближнем тылу врага. Разведчики ежедневно снабжали штаб полка ценной оперативной информацией, своевременно выявляли вражеские заслоны и противотанковые засады, вскрывали позиции артиллерийских и миномётных батарей, громили колонны отходящего противника и гарнизоны в опорных пунктах. 22 августа в районе высоты 171,0 разведвзвод завязал бой с превосходящим по численности врагом. Дело дошло до рукопашной. Малышеву пришлось вступить в схватку сразу с десятью румынскими солдатами. Силы были слишком неравными, но на помощь подоспел красноармеец Харченко, который из автомата уничтожил семерых солдат неприятеля, чем спас жизнь своему командиру. Продолжая продвигаться вперёд, Александр Иванович со своими бойцами одним из первых в дивизии переправился через реку Бахлуюлуй и проник вглубь вражеской территории более чем на 60 километров. За несколько дней боёв в тылу врага взвод Малышева уничтожил 11 миномётов, 7 пулемётов, сжёг автомашину с боеприпасами, истребил 74 и взял в плен 119 румынских и немецких солдат и офицеров. При этом старший сержант Малышев «проявил исключительную отвагу, героизм и умение управлять людьми». По оценке майора Твердохлебова действия взвода пешей разведки во вражеском тылу обеспечили успешное наступление всего полка. 1 сентября 1944 года Александр Никитович представил А. И. Малышева к ордену Славы 1-й степени. Высокая награда полковому разведчику была присвоена указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года.

Висло-Одерская операция

В начале сентября 1944 года 50-я стрелковая дивизия в составе 52-й армии была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования, а в октябре переброшена на 1-й Украинский фронт. К этому времени ожесточённые бои на Сандомирском плацдарме перешли в фазу позиционного противостояния, и до конца 1944 года дивизия в боевых действиях не участвовала. В этот непродолжительный период затишья А. И. Малышев окончил краткосрочные армейские курсы младших лейтенантов и получил офицерское звание. В двадцатых числах декабря части 52-й армии были введены на Сандомирский плацдарм, где начали подготовку к прорыву долговременной и глубоко эшелонированной обороны врага. 12 января 1945 года началась Висло-Одерская операция. Прорвав оборону немцев на рубеже Шидлув—Жерники-Дольне, основные силы армии 13 января освободили крупный населённый пункт Хмельник. Утром следующего дня 2-й стрелковый полк подполковника А. Н. Твердохлебова получил приказ преследовать отходящие части немцев и не дать им закрепиться на промежуточных рубежах. Благодаря умелым действиям взвода пешей разведки, находившегося в авангарде полка, были решены не только поставленные задачи, но и захвачен исправный мост через реку Ниду в Бжезьно (Brzezno), по которому на другой берег быстро переправились как части дивизии, так и танковые соединения 3-й гвардейской танковой армии. На всём дальнейшем пути от Вислы до Одера разведвзвод под командованием младшего лейтенанта А. И. Малышева действовал впереди своего полка и своевременно предоставлял командованию важные разведданные о войсках противника и их перемещениях. Полученные от разведчиков сведения позволяли верно оценивать оперативную обстановку и способствовали успешным действиям полка при взятии населённых пунктов Мехау, Ёльса, Лангенау и Кансдорфа и отражении контратак противника.

25 января 52-я армия левым флангом вышла к Одеру южнее Бреслау, а 28 января её правофланговые части форсировали Одер севернее города-крепости. Однако сам Бреслау, хорошо подготовленный немцами к длительной обороне, сходу взять не удалось, и советские войска начали операцию по его окружению. 12 февраля 1945 года младший лейтенант А. И. Малышев получил задачу просочиться в стык двух немецких полков и атаковать важный опорный пункт немцев к северу от Бреслау — село Гюннерн, чтобы отвлечь на себя часть сил противника и тем самым способствовать наступлению своего полка. Взяв с собой 10 бойцов, Александр Иванович скрытно вышел на северо-восточную окраину населённого пункта и неожиданной атакой захватили три каменных дома, при этом рядовой Харченко гранатой уничтожил артиллерийское орудие вместе с расчётом, а Малышев с бойцом Василием Лысенко вывели из строя пулемётный расчёт и захватили пулемёт МГ-42. Неожиданное нападение разведчиков вызвало большой переполох в стане врага. Не имея сведений о численности атакующих, немцы бросили на их ликвидацию 200 солдат при поддержке 4-х танков. Однако разведчики, демонстрируя образцы стойкости и героизма, отразили две контратаки численно превосходящих сил противника. К моменту, когда подоспело подкрепление, группа Малышева уже успела уничтожить до 70 военнослужащих вермахта. Сам Александр Иванович огнём из трофейного пулемёта и личного оружия истребил более 20 солдат и офицеров врага. За этот бой 20 февраля 1945 года командир полка представил младшего лейтенанта Малышева к званию Героя Советского Союза, но представление из-за позиции командира дивизии Н. А. Рубана не было реализовано. Сам Александр Иванович по этому поводу впоследствии вспоминал:

После боя под Бреслау подполковник Твердохлебов сказал мне: «Вы воюете как надо. Представляем вас к званию Героя Советского Союза. Если наш наградной лист на орден Славы 1-й степени не затерялся, то будете полным кавалером ордена Славы и Героем Советского Союза. Вы этого достойны». Что мне оставалось делать? Поблагодарить командира и ждать. Настроение, правда, такое поднялось, что готов был горы своротить. Проходит месяц, другой. В конце марта сорок пятого вызывают в штаб и вручают… орден Красного Знамени. Когда официальная часть кончилась (награждённых было много) подполковник подходит ко мне и говорит: «Небось, думаешь, что я врал насчёт Героя. Поверь, нисколько. Но осечка вышла где-то наверху!»

Впрочем, звание Героя Советского Союза не было присвоено и подполковнику Твердохлебову, геройски погибшему при отражении контратак врага 16 апреля 1945 года.

На завершающем этапе войны

В феврале-апреле 1945 года 50-я стрелковая дивизия вела наступательные и оборонительные бои в Нижней Силезии. К началу Берлинской операции дивизия заняла исходные позиции на восточном берегу реки Нейсе севернее Гёрлица и 16 апреля 1945 года перешла в наступление на общим направлением на Дрезден. Младший лейтенант А. И. Малышев со своим взводом под сильным ружейно-пулемётным и артиллерийским огнём противника первым в полку форсировал Нейсе в районе населённого пункта Центендорф (Zentendorf), и преследуя отступающего противника по пятам, уничтожал небольшие группы немцев. При прорыве обороны противника и его преследовании силами взвода Малышева было истреблено до 30 и взято в плен 8 солдат и офицеров неприятеля, подавлено 2 огневые точки. В середине дня части дивизии взяли опорный пункт немцев Гросс Крауша (Groß Krauscha), однако их дальнейшее продвижение было остановлено яростными контратаками противника. В течение трёх суток силы дивизии под непрекращающимися бомбёжками отражали натиск превосходящих сил немцев, не дав им возможность перерезать коммуникации наступающих частей 73-го стрелкового корпуса. В ожесточённых боях за Гросс Крауша только 2-й стрелковый полк, в том числе и взвод младшего лейтенанта Малышева, уничтожил 15 танков и до 400 солдат и офицеров врага. Сломив сопротивление неприятеля, 19 апреля части дивизии вышли на рубеж к югу от города Баутцен, где попали под удар превосходящих сил группы армий «Центр». Кровопролитное сражение под Баутценом продолжалось вплоть до падения Берлина. Только с началом Пражской операции дивизия смогла продолжить наступательные действия. Боевой путь Александр Иванович завершил в Чехословакии недалеко от города Млада-Болеслав (Юнгбунцлау).

После войны

После окончания Великой Отечественной войны А. И. Малышев оставался на военной службе до 1946 года. В запас он уволился в звании лейтенанта. С 1975 года — капитан в отставке. После увольнения из армии Александр Иванович жил в Курске. Окончив строительный институт, работал заместителем начальника СУ-2 и главным диспетчером треста «Курскпромстрой». Также долгое время возглавлял партийную организацию строительного треста, вёл большую военно-патриотическую работу. Умер Александр Иванович 31 мая 1990 года. Похоронен в Курске на Никитском кладбище.

Награды

• Орден Красного Знамени (15.03.1945);
• орден Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985);
• орден Отечественной войны 2-й степени (31.05.1945);
• орден Славы 1-й степени (24.03.1945);
• орден Славы 2-й степени (10.06.1944);
• орден Славы 3-й степени (20.05.1944).
• Медали, в том числе:

медаль «За отвагу» (25.08.1943);

медаль «За боевые заслуги» (01.10.1943);

медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Память

• Мемориальная доска в честь А. И. Малышева установлена в Курске по адресу: улица Ленина, д. 31.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].

[www.podvignaroda.ru/?n=36582418 Орден Красного Знамени].

[www.podvignaroda.ru/?n=40773202 Орден Отечественной войны 2-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=46543733 Орден Славы 1-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=33478807 Орден Славы 2-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=31393928 Орден Славы 3-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=150615711 Медаль «За отвагу»].

[www.podvignaroda.ru/?n=17557592 Медаль «За боевые заслуги»].

• [www.obd-memorial.ru/ Обобщенный банк данных «Мемориал»].

[obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=83115f90-7dd5-4589-a391-d8ae5c476d94 ЦАМО, ф. 58, оп. 18003, д. 1389].

Литература

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/00fc6d51.shtml Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь] / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М: Воениздат, 2000. — 703 с. — ISBN 5-203-01883-9.
• Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. — М: Военное издательство, 1967. — С. 201—203. — 352 с.
• [gorenka.org/index.php/polnye-kavalery-ordena-slavy/177-malyshev-aleksandr-ivanovich Звёзды славы боевой: Герои Советского Союза и кавалеры ордена Славы Курской области] / науч. ред. И. Г. Гришков. — Курск: Курскинформпечать, 1995. — 463 с. — ISBN 5-900190-24-2.
• Кавалеры ордена Славы: документальные очерки / ред.-сост. В. И. Селезнева. — Воронеж: Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1969. — С. 236—238. — 424 с.

Отрывок, характеризующий Малышев, Александр Иванович (полный кавалер ордена Славы)

Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.