Перонизм

Перони́зм (исп. Movimiento Nacional Justicialista, исп. Peronismo) — аргентинская политическая идеология, связанная с политикой президента Хуана Перона. В Аргентине перонизм рассматривался правящими кругами как альтернатива неолиберализму.

Направления

Перонизм как политическое течение имеет два основных направления: правый имеет политическую и экономическую концепцию и отождествляется с Хуаном Пероном, а левый имеет социальную ориентированность и ассоциируется с Эвитой Перон.

Основные компоненты

• Авторитаризм или каудильизм.
• Третий путь: всё лучшее от капитализма и социализма.
• Опора на собственные силы в экономике (автаркия).
• Комбинация национальной идеи и социальной справедливости (социальные гарантии в виде отпусков и пенсий, национализация центрального банка и крупной промышленности).

История

С 1930 года Аргентина была погружена в эпоху Великой депрессии. Перетекающие из одного в другой экономические кризисы, постоянные конфликты с другими государствами привели к абсолютной исключенности аргентинского общества из политической жизни страны. Бедность привела к недовольству государственной властью. Традиционно для Аргентины народными волнениями воспользовались военные. В 1943 году происходит «Июньская революция» организованная «Группой объединенных офицеров» во главе с несколькими генералами и полковниками Аргентины. Захватив власть, военные установили диктатуру. Аргентинское общество опять оказалось ущемленным и неуслышанным. В сентябре в Буйнос-Айресе начались забастовки недовольных рабочих.

В ответ на недовольства военные в ноябре 1943 года создали министерство труда и социального обеспечения. На пост министра был назначен малоизвестный полковник Хуан Доминго Перон. Он родился 8 октября 1895 года в Буйнос-Айресе, закончил национальную военную академию, за свою карьеру был преподавателем военной истории, а также военным атташе в Чили и Италии, где проникся идеями Муссолини. Заняв пост министра, Перон начинает проводить встречи с рабочими в своем министерстве и совершать поездки на предприятия для установления контакта с рабочими и крестьянами. Перон поощряет рост профсоюзных объединений и добивается от предпринимателей признания профсоюзов и учёта их требований в трудовых отношениях. Однако предприниматели-промышленники не удовлетворяли требования профсоюзов. Рабочие проводили забастовки.

Эва Перон. Отношения Хуана и Эвы Перон

В июле 1944 года Перон занял пост вице-президента страны. В этот период Хуан Перон начинает везде появляться со своей подругой и актрисой Эвитой Перон. Хуан, с самого начала до самого конца отношений с Эвитой, очень трогательно к ней относился. Министр вставал каждый раз, когда она входила в комнату, и каждый раз целовал ей руку.

Мари́я Э́ва Дуа́рте родилась 7 мая 1919 года в провинции Буйнос-Айреса. Она была пятой незаконнорожденной и единственной непризнанной дочерью владельца небольшой фермы от его служанки. В 15 лет она уехала в Буйнос-Айрес и стала работать актрисой в маленькой актёрской труппе, потом она стала моделью и радиоведущей. В 1934 году Эва Дуарте оказалась в Буйнос-Айресе. За последующие 10 лет Эвита прошла все круги ада аргентинской простолюдинки. Чувства недовольства своим материальным положением, усталости от жизненных перипетий, унижения от меняющихся любовников, и при этом постоянная внутренняя уверенность в себе заставляли её неустанно двигаться вверх по социальной лестнице.

Перон считал, что роль женщин в современном мире возросла, и они непременно должны быть включены в политическую жизнь. Он открывает Эвите радиопередачу, в которой она активно продвигает политическую идеологию своего возлюбленного в массы рабочих и крестьян. Эва всегда могла найти нужные слова для простого народа, частью которого она себя заслуженно считала до последних дней. Она говорила: «Мои постоянные идеалы — это Перон и мой народ, я поднимаю своё знамя за дело Перона». Эти слова она произносила в каждой своей речи, обращенной к народу, включая свою последнюю речь. Популярность Перона молниеносно росла по всей стране.

Отставка с поста вице-президента и президентство Хуана Перон

Перонизм не имел оформленной идеологической концепции. Хуан считал себя человеком действия и не искал теоретических обоснований. Тем не менее, перонизм подразумевает определенные черты построения государственной экономики и политики. Внутри страны перонизм был задуман как популистический стиль мощного социально-политического движения, призванный интегрировать в себя большую часть населения страны за счет тесной эмоциональной связи с лидером. Во внешней политике перонизм подразумевал независимую экономику и военный нейтралитет. Этот режим вполне можно назвать социал-перонизмом.

После того как Хуан Перон стал президентом, у него больше не оставалось времени для поддержания тесного контакта с рабочими. Его личным представителем и помощником становится жена Эвита. Летом 1946 года Эва начинает совершать поездки по всей стране, она выступает перед рабочими. Она рассказывает, как любит Перона и аргентинский народ, как поменяется Аргентина и будет процветать, как будут наказаны те, кто так долго унижал простой народ. Встречающие толпы рабочих и крестьян, уже глубоко полюбившие её, кричат: «Viva Evita!». Так Мария Эва Дуарте де Перон стала Эвитой. Потом она начинает принимать граждан в бывшем кабинете Хуана в Министерстве труда, через неё проходят сначала десятки, а потом и сотни людей в день.

Роль Эвиты Перон в политике

Эвита не имела собственных политических воззрений. Она полностью проносила в массы идеологию Перона. Хуан, в свою очередь, уважал мнение любимой супруги и прислушивался к её советам. Целью и центральным звеном деятельности Эвиты была борьба с бедностью и социальным неравенством. В сентябре 1946 года основан Фонд социальной помощи Эвы Дуарте де Перон.

«В её канцелярию в здании Всеобщей конфедерации труда стекались сотни тысяч просьб со всей страны: у Эвиты просили игрушки, пособия, швейные машины, свадебные платья, вставные зубы, мебель, квартиры, поездки и женихов. И все это Эвита давала: по статистическим данным, она раздала две с половиной тысячи домов и квартир, три с половиной тысячи стипендий, семь тысяч восемьсот раз стала крестной матерью и около шести тысяч раз была посаженной матерью на свадьбах».

В 1947 году Перон создал Перонистскую партию, которую возглавил сам, и Союз Аргентинских женщин, который возглавила Эвита.

Реформы

Начало экономических реформ

В первую очередь, Перон национализировал имущество, принадлежащее другим странам. Валютные резервы страны, находящиеся в аргентинских филиалах Франции и Англии, были возвращены на родину. Были выкуплены железные дороги, принадлежащие французским и английским компаниям, а также телефонные сети, городской транспорт, газовая промышленность и другие коммунальные предприятия, находящиеся в собственности США.

Второй отправной точкой стало развитие сельскохозяйственной промышленности. Европа была разорена после Второй мировой войны, и нуждалась в хлебе и мясе, чем Аргентина была богата. Прибыль от экспорта вкладывалась в развитие Аргентины. Необходимые средства тратились на социальные нужды, снимающие острые экономические проблемы населения.

И, наконец, третьей отправной точкой, стало вложение остающейся свободной прибыли государства в развитие национальной промышленности и инфраструктуры. Строились предприятия промышленности, в частности тяжелой и химической, железные и автомобильные дороги, государственное жилье для нуждающихся. Был запущен процесс быстрого экономического роста. По коридорам Центрального банка было невозможно пройти — они были забиты слитками золота.

Начало социальных реформ

Индустриализация и модернизация страны создавала новые рабочие места. За 3 года в стране была искоренена безработица, зарплата выросла почти в 2 раза, был запрещен детский труд, были введены системы государственного пенсионного обеспечения и здравоохранения. Рабочие получили 13-ю зарплату за каждый календарный год работы, оплачиваемые отпуска, бесплатные путевки в дома отдыха.

Была создана система социальных лифтов. Все трудящиеся стали членами профсоюзов. Их представители вошли в состав Всеобщей конфедерации труда, число которой выросло с 300 тысяч до 3 миллионов участников. Были созданы женские и молодёжные организации. Все социальные организации вошли в состав членов Перонистской партии. Таким образом, около 90 % всего населения Аргентины стали членами Перонистской партии. Все организации сохраняли свою автономность друг от друга внутри партии; они заключали коллективные договоры с государственными органами и предприятиями. Через все эти взаимосвязи была запущена национальная система социального обеспечения и регулирования. Заморозили квартплаты. Потребительские цены на внутреннем рынке удерживались на доступном уровне, было расширено производство товаров широкого потребления.

Представители профсоюзов вошли в состав Национального Конгресса и Правительства. Забастовки запретили законом, но население стало практическим участником законодательного и исполнительного процесса государственного управления. До конца перонисткого режима почти во всех случаях через 2-6 месяцев требования бастующих удовлетворялись через рассмотрение вопросов на заседаниях Национального конгресса.

Расширение гражданских прав и прав президента

В 1948 году по личной просьбе Эвиты в обращении к Парламенту, было предоставлено избирательное право женщинам. Также был разрешен развод, что вызвало недовольство католической церкви.

Одновременно с революционными расширениями гражданских прав, расширялись права президента. Теперь он мог избираться неограниченное количество раз, имел право запрещать партии и организации, полномочия глав регионов ограничивались обязанностями президентского представителя на местах, законодательная и судебная власть стала фактически контролируемой.

Меры по укреплению президентской власти были предприняты по двум основным причинам. Во-первых, Хуан считал, что эти меры будут законодательной опорой в борьбе с коррупцией. Во-вторых, помогут для удержания политической стабильности в стране из-за начавшегося в 1949 году экономического спада.

Повторное избрание Хуана Перон на пост президента

Накануне президентских выборов 1951 года, Эвита решила выдвинуть свою кандидатуру на должность вице-президента. Она заявила о своем намерении аргентинцам, толпа ликовала от счастья. Военные, одолеваемые чувством гордыни и страха, твердо заявили Хуану, что они не потерпят власти женщины, к тому же, по их словам, она полностью затмит Перона и раздаст всю казну беднякам. У Эвы уже не было сил отстаивать свои позиции, потому что она была больна раком матки. Через месяц о болезни узнала вся Аргентина, когда Эвиту забрали в больницу для проведения экстренной операции. «Эвита отказалась от выдвижения: рыдая, стояла она перед микрофоном на балконе президентского дворца, рассказывая нации о том, что скромность и безграничная любовь к мужу не позволяют ей выдвинуть свою кандидатуру. Нация рыдала вместе с ней…».

11 ноября 1951 года Хуан Перон был выбран президентом Аргентины на второй срок, набрав 64 % голосов. 7 мая 1952 года, в день 33-летия Эвиты, Национальный конгресс в знак народного уважения и любви присвоил ей титул «Духовный лидер нации».

Смерть Эвиты Перон

4 июня 1952 года на инаугурации своего любимого супруга Эвита последний раз появилась на публике и произнесла для своих любимых аргентинцев последнюю речь. Она сказала: «Не плачь по мне, Аргентина! Я буду с тобой живая и мертвая». 26 июля 1952 года Эвита Перон умерла. Её тело было искусно забальзамировано и покоилось в часовне Всеобщей конфедерации труда.

«С тех пор, как стране объявили о болезни Эвиты, вся Аргентина молилась о её здоровье: тысячи месс, сотни процессий, десятки невероятных подвигов во имя выздоровления Эвиты… Её смерть представлялась концом света, и когда Эвита умерла, вся страна погрузилась в глубочайший траур. В Ватикан поступило более сорока тысяч писем с требованием канонизировать Эвиту Перон как святую, отдавшую силы и жизнь в борьбе с бедностью…

…Тринадцать дней тело было выставлено для прощания — и не было дня, чтобы кто-нибудь не попытался покончить с собой у её гроба».

Безработица, инфляция и забастовки

К 1953 году в Аргентине сильно выросла безработица и инфляция. Частота и массовость забастовок увеличивалась. Хуан Перон решил попробовать исправить ситуацию, резко изменив политический и экономический курс. Перон открыл границу для иностранного капитала, при этом отклонившись от одного из основных постулатов перонизма. В этом же году он издал закон о предоставлении иностранным и аргентинским предпринимателям равных прав, зная, что американские инвесторы начнут вкладывать деньги в Аргентину. Также был заключен экономический союз с Чили. Хуан решил начать развитие нефтедобывающей промышленности. В 1955 году была создана совместная крупная нефтедобывающая компания «Калифорния-Аргентина петролеум».

На протяжении двух лет, до 1955 года Перон стал все более жестоко подавлять забастовки. Недовольство аргентинцев стало ещё больше нарастать от проявлений жестокости. Католическая церковь, державшая злость на Хуана, стала во главе оппозиции.

Военный переворот в Аргентине. Отставка Хуана Перона

Очередная группа генералов решила воспользоваться эмоциями людей и совершить военный переворот в Аргентине. В июне 1955 года начались восстания флота и военно-воздушных сил. Но в такой сложный для страны момент аргентинцы вспомнили о своей любви к Перону. Сухопутная армия осталась ему верна и вместе с тысячами рабочих защищала власть своего президента на площади его дворца. Агония мятежей затянулась. Самолеты бомбили людей сверху, гибли сотни людей. Флот взял в блокаду Буйнос-Айрес и угрожал расстрелом всего города. Хуан, воистину любящий Аргентину, решил не допустить гражданской войны, последствия которой он видел в Испании. 19 сентября 1955 года Хуан Перон подал в отставку и отплыл в Парагвай, откуда он перебрался в Испанию.

Мумия Эвы, после свержения Перона была спрятана новой властью. Лишь в 1976 году мумия была перенесена в склеп семейства Дуарте, как при жизни завещала сама Эвита.

На 18 лет в Аргентине установилась военная диктатура.

Заслуги перонизма

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Перон выбрал успешные направления развития страны в экономическом, социальном, военном и международном направлениях, за счет чего резко изменилась ситуация, и страна приобрела непродолжительную стабильность. Все вложения в индустриализацию страны и начало развития нефтедобывающего сектора, безусловно, очень помогли дальнейшему долгосрочному развитию Аргентины. Но главной заслугой и причиной успеха Хуана и Эвы Перон является сплочение аргентинского народа.

Общественная сплоченность укоренилась в народе и жива до сегодняшних дней. Даже в самые ужасные и опасные исторические моменты аргентинцы до сих пор умеют объединяться для проведения многомиллионных забастовок (до 10 миллионов человек).

Основа успеха перонизма

Во-первых, Хуан Перон смог установить мощную эмоциональную взаимосвязь с народом. Эвита ещё более упрочнила её. Это были уже даже не эмоции, а глубокое искреннее чувство любви.

Во-вторых, Хуан и Эва полностью выполняли свои обещания перед народом. И народ подарил своим лидерам любовь и поддержку в ответ. В-третьих, любовь Хуана и Эвиты сделала их идеалами для всей Аргентины. Они представали любящей и прочной супружеской парой. Оба сияли от счастья. Оба отдавались стране без остатка. Хуан и Эвита воплощали то, чего многим так не хватало.

Хуан был сильный духом 50-летний выдержанный серьёзный полковник. Опытный, грамотный и точно знающий, что делать со страной. Он олицетворял силу и власть Аргентины.

Эва была взлетевшей к небесам аргентинской простолюдинкой. Она стала женой президента в 26 лет, выбившись с порочного круга бедности. Эвита меняла наряды, шубы, бриллианты, и все это было общенародным ответом высшему обществу за притеснения бедняков. Она олицетворяла молодость и красоту Аргентины.

Эва и Хуан оба обладали сильными властными качествами и умели жестко отстаивать свои позиции среди любых политических сил, как внутри страны, так и в международных отношениях. Но ни один из них, ни разу не показал своего высокомерия по отношению к аргентинскому народу. Оба легко общались с тысячами простых людей, искренне им сочувствовали и до конца боролись за благополучие простых аргентинцев.

Литература

• Казаков В. П. Политическая история Аргентины: учебник для вузов / В. П. Казаков. — М.: «Высшая школа», 2007, 168 с. — ISBN 978-5-06-005602-0.
• Моизи, Доминик. Геополитика эмоций. Как культуры страха, унижения и надежды трансформируют мир: Перевод с англ. яз. / Доминик Моизи. — М.: Московская школа политических исследований, 2010, 216 с. — ISBN 978-5-91734-016-6.
• Мартинес, Томас Эллой. Святая Эвита: Классическая и современная проза. Перевод с англ. яз. Лысенко Е. / Томас Элой Мартинес. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: АСТ, 2005, 410 с. — ISBN 5-17-027823-3.

Ссылки

• [clubs.ya.ru/4611686018427432697/replies.xml?item_no=51087 Хронос. Всемирная история в интернете. Аргентина в ХХ веке]
• [www.hrono.ru/land/landa/1900arge.phpПремодерируемый клуб «История. Культура. Искусство». «Эвита Перон — святая или грешница»]
• [www.pj.org.ar/ Перонистская партия Аргентины]
• [tululu.ru/read2714/ Большая бесплатная библиотека. Суворов Виктор. Контроль. Исторический детектив]
• [tululu.ru/read7786/7/ Перонистская партия Аргентины. Суворов Виктор. Выбор. Исторический детектив]

См. также

• Хустисиалистская партия
• Комиссия Деккера — Виска

Ссылки

• [www.imcl.ru/argentina/peron.php Перонизм в Аргентине]

Отрывок, характеризующий Перонизм

– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.