Рихтгофен, Манфред фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтгофен
нем. Manfred Albrecht Freiherr von Richthofen

Манфред фон Рихтгофен с орденом Pour le Mérite (1917)
Прозвище

Красный Барон

Место рождения

Бреслау, Силезия

Место смерти

Во-сюр-Сомм, департамент Сомма, Пикардия, Франция

Принадлежность

Германская империя

Род войск

военно-воздушные силы, кавалерия

Звание

риттмайстер

Часть

11-я истребительная эскадрилья
1-й истребительный полк

Награды и премии
Автограф

Ма́нфред А́льбрехт фрайхерр фон Рихтго́фен (нем. Manfred Albrecht Freiherr von Richthofen; 2 мая 1892 — 21 апреля 1918) — германский лётчик-истребитель, ставший лучшим асом Первой мировой войны с 80 сбитыми самолётами противника. Он широко известен по прозвищу Красный Барон (нем. Der Rote Baron), которое он получил после того, как ему пришла мысль покрасить в ярко-красный цвет фюзеляж своего самолета Albatros D.V, затем Fokker Dr.I, и благодаря своей принадлежности к немецкому баронскому дворянскому сословию фрайхерр. До сих пор считается многими «асом из асов»[1].





Происхождение

Манфред Альбрехт барон фон Рихтгофен родился 2 мая 1892 года в Бреслау, Силезия (сейчас Вроцлав в Польше) в дворянской семье. Отец — Альбрехт барон фон Рихтгофен; мать — Кунигунда баронесса фон Рихтгофен, дядя — Фердинанд фон Рихтгофен. Братья — Лотар фон Рихтгофен, Болько фон Рихтгофен. Сестра — Илзе фон Рихтгофен. Двоюродный брат — Вольфрам фон Рихтгофен.

Предком Манфреда был знаменитый прусский фельдмаршал Леопольд I, герцог Анхальт-Дессау. Когда Манфреду исполнилось 9 лет, семья переехала в Швайдниц (сейчас Свидница в Польше). В молодости Манфред увлекался охотой и верховой ездой, что предопределило его выбор карьеры: по окончании кадетской школы, он поступил на службу в 1-й батальон Западно-прусского уланского полка имени императора Александра III (нем. Ulanen-Regiment Kaiser Alexander III. von Russland).

После начала Первой мировой войны Манфред участвовал в боевых действиях на Восточном и Западном фронтах в чине кавалерийского офицера, однако вскоре это ему наскучило, и в мае 1915 года он запросил перевода в авиацию. Там он стал пилотом-наблюдателем.

Лётная карьера

Рихтгофен решил стать лётчиком после случайной встречи со знаменитым асом Освальдом Бёльке. Позже Рихтгофен служил у Бёльке в эскадрилье Jasta 2. Свой первый воздушный поединок он выиграл 17 сентября 1916 года в районе Камбре. После этого он заказал у друга-ювелира серебряный кубок с выгравированными датой боя и типом сбитого аэроплана. Когда в блокадной Германии начались перебои с серебром, у Рихтгофена было 60 таких кубков.

Как и многие другие пилоты, фон Рихтгофен был ужасно суеверен: он ни за что не вылетал на задание, не получив поцелуя от любимой. Это суеверие быстро получило распространение у военных лётчиков.

23 ноября 1916 года Рихтгофен сбил своего одиннадцатого противника — английского аса Лено Хоукера на Airco D.H.2, которого тогда называли «британским Бёльке». Несмотря на победу, он решил, что его истребитель Albatros D.II недостаточно хорош и ему требуется самолёт с лучшей манёвренностью, пусть даже и менее быстрый. К несчастью, Альбатросы были основными истребителями германских ВВС ещё довольно долго. Рихтгофен летал на моделях D.III и D.V значительную часть 1917 года, пока в сентябре не получил триплан Fokker Dr.I. Этот самолёт, выкрашенный в ярко-красный цвет, считается его символом, хотя до сих пор остаются сомнения, летал ли барон когда-нибудь на полностью красном триплане, или в красный цвет были покрашены лишь отдельные детали самолёта.

Воздушный цирк

В январе 1917 года Манфред фон Рихтгофен сбил шестнадцатого противника и был удостоен высшей военной награды Германии — ордена «Pour le Mérite». В феврале ему доверили командование эскадрильей (штаффелем) Jasta 11. В нём летали многие германские асы, в том числе Эрнст Удет. С целью упрощения распознавания друг друга в бою в раскраске всех самолётов этого подразделения использовался красный цвет, а некоторые, в том числе и истребитель РихтгофенаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4378 дней], были полностью красные. Личный состав Jasta 11 обычно размещался в палатках, что позволяло располагаться ближе к линии фронта и обеспечивало мобильность, необходимую для избежания бомбардировок союзников. Из-за этого эскадрилью называли «воздушным цирком».

Под командованием Рихтгофена эскадрилья действовала весьма успешно: в самый удачный месяц — апрель 1917 года, названный английскими лётчиками «кровавым апрелем», один только Манфред сбил 22 аэроплана противника. 6 июля он был тяжело ранен и выбыл из строя на несколько недель. Ранение в голову привело к тяжёлым последствиям — Рихтгофен страдал от головных болей и тошноты, изменился также и его характер. Считается, что до ранения ему не было свойственно упрямо следовать одной цели, забывая о других. Позже это качество сыграло роль в его гибели. После возвращения в строй Рихтгофену доверили командование 1-м истребительным полком (истребительной эскадрой) (Jagdgeschwader I), состоявшим из эскадрилий Jasta 4, 6, 10 и 11.

По слухам, к началу 1918 года Рихтгофен стал настолько легендарным, что командование опасалось, что в случае его смерти боевому духу немцев будет нанесён тяжёлый удар. Ему предлагали уйти в отставку, но он отказался, заявив, что его долг — обеспечивать поддержку с воздуха солдатам на земле, у которых нет такого выбора. После гибели Рихтгофена командование «воздушным цирком» перешло к выбранному им преемнику — Вильгельму Райнхарду, который командовал подразделением вплоть до своей гибели в авиакатастрофе 3 июля 1918 года при облёте нового истребителя. После этого командование перешло к Герману Герингу.

Гибель

Подробности гибели

21 апреля 1918 года Манфред фон Рихтгофен был смертельно ранен в бою над холмами Морланкур, в районе реки Соммы, преследуя самолёт Sopwith Camel канадского лейтенанта Уилфреда Мэя. В свою очередь, Красного барона преследовал командир канадской эскадрильи капитан Артур Рой Браун. Также по красному «Фоккеру» Рихтгофена вели огонь пулемётчики и стрелки австралийской пехотной дивизии. Рихтгофен получил ранение от пули калибра .303 British (7,7×56 мм R), стандартного для стрелкового оружия Британской империи, которая попала в грудную клетку снизу сзади и прошла насквозь. Он немедленно приземлился на холме рядом с дорогой Брэ-Карби, к северу от деревни Во-сюр-Сомм (Vaux-sur-Somme). Его «Фоккер» не был повреждён при посадке. Некоторые источники сообщали, что Рихтгофен умер через несколько секунд после того, как к нему подбежали австралийские солдаты, и что перед смертью он успел сказать несколько слов, из которых разобрали только «капут». Впрочем, большинство исследователей считает, что к тому времени он должен был уже быть без сознания или мёртв.

Заявления и расследования

В настоящее время считается, что Рихтгофен был убит из зенитного пулемёта, возможно, сержантом Седриком Попкином из 24-й пулемётной роты[2]. Попкин был единственным пулемётчиком, стрелявшим по Красному Барону перед тем, как тот приземлился. Также по Рихтгофену вели огонь многие австралийские стрелки-пехотинцы, и один из них вполне мог сделать фатальный выстрел. Королевские военно-воздушные силы официально заявили, что Красного Барона сбил лётчик Браун, однако, с таким ранением Рихтгофен не мог прожить более 20 секунд, а в этот промежуток перед посадкой Браун не вёл огня. Тот факт, что пуля на выходе застряла в мундире, также скорее свидетельствует в пользу того, что это была пуля с земли на излёте.

Недавние исследования обстоятельств гибели барона доказывают, что Попкин не мог убить его, так как, по его собственному признанию, он стрелял барону «в лоб», а Рихтгофен, как известно, был ранен в правый бок. Поэтому единственным человеком, бывшим в состоянии убить барона, был пехотинец-доброволец австралийской армии Эванс.

7 декабря 2009 года было объявлено о нахождении свидетельства о смерти «Красного барона». Свидетельство было найдено польским историком Мацеем Ковальчиком (Maciej Kowalczyk) в немецком архиве в городе Острув-Велькопольски, расположенном на западе Польши. Эта территория в своё время принадлежала Германии, и Манфред фон Рихтгофен какое-то время находился в этом районе. В свидетельстве о смерти сказано, что лётчик «скончался от полученного в бою ранения», но при этом отмечается, что имя фон Рихтгофена написано в документе с орфографической ошибкой. Таким образом, в найденном историком свидетельстве о смерти не уточняется, как именно погиб «Красный барон»[3].

3-я эскадрилья ВВС Австралии, ближайшее подразделение сил Антанты, похоронила Рихтгофена с военными почестями на кладбище деревеньки Бертангль недалеко от Амьена 22 апреля 1918 года. Три года спустя, по распоряжению французских властей, он был перезахоронен на кладбище для немецких солдат. 20 ноября 1925 г. останки Рихтгофена были перевезены в Берлин и в присутствии тысячи горожан, военных чинов, членов правительства и самого Гинденбурга вновь перезахоронены на одном из берлинских кладбищ. В 1975 г. прах Красного Барона был снова потревожен, и теперь он покоится на семейном кладбище в Висбадене.

Личный счёт

В течение длительного времени по окончании Второй мировой войны многие историки считали, что 80 сбитых Рихтгофеном самолётов противника — преувеличение немецкой пропаганды. Некоторые авторы заявляли, что на его счёт записывались противники, сбитые его эскадрильей или звеном. Однако, на гребне новой волны исследований мировой войны в 1990-х годах, было проведено подробное разбирательство. Исследование под руководством английского историка Нормана Фрэнкса, опубликованное в книге 1998 года Under the Guns of the Red Baron, документально подтвердило по крайней мере 73 победы Рихтгофена — вплоть до имён сбитых им лётчиков. Вместе с неподтверждёнными фактами его личный счёт может достигать 84 побед.

Награждения

В кино

  • Первый раз в кино образ фон Рихтгофена воплотил в 1929 году Георг Бюргхардт в фильме «Рихтгофен».
  • В известном фильме Говарда Хьюза «Ангелы Ада» (1930) показан Штаб «Летающего Цирка» Фон Рихтгофена, а главных героев сбивает сам фон Рихтгофен (на немецком самолёте — надпись: «Rittm. von Richthofen»).
  • Призрак фон Рихтгофена появляется в сериале «Настоящие охотники за привидениями».
  • Появляется в эпизодической роли в фильме «Голубой Макс» (1966).
  • В фильме «Дядя Адольф по прозвищу Фюрер» (1978) упоминается «Красный Барон».
  • Считается, что главный герой мультипликационного фильма Хаяо Миядзаки «Порко Россо» (1992) Марко Паготт списан с образа Манфреда фон Рихтгофена. Ко всему, Паготт также пилотирует самолёт, крашеный в красный цвет. Прозвище главного героя (Порко Россо) в примерном переводе означает «Красный Свин».
  • В телесериале «Приключения молодого Индианы Джонса» (19921993) Манфред фон Рихтгофен появляется в эпизоде «Атака ястреба».
  • В фильме Месть красного барона (1994) появляется в роли ожившего игрушечного лётчика, на протяжении всей картины преследующего своего убийцу и его семью, мстя за свою гибель.
  • Фильм «Фон Рихтгофен и Браун» («Von Richthofen and Brown», Corman Company & MGM, 1971). Роль Рихтгофена исполнил актёр Джон Филлип Ло (John Phillip Low), а роль Роя Брауна — актёр Дон Страуд (Don Stroud).
  • Эпизодическое упоминание фон Рихтгофена происходит в фильме «Летящие парни» (2006) («Flyboys», рос. версия — «Эскадрилья „Лафайет“»). Хотя явно не сказано, что пилотом, преследовавшим машину героя Джеймса Франко, был «Красный Барон», однако этот «неизвестный» пилот управлял самолётом, окрашенным в цвета Рихтгофена.
  • Фильм «Красный Барон» (2008). Роль «Красного Барона» исполнил немецкий актёр Маттиас Швайгхёфер (нем. Matthias Schweighöfer), страдавший от авиафобии. Изначально на эту роль планировался американский актёр Вэл Килмер.
  • В мультфильме 2005 года «Уоллес и Громит: Проклятие кролика-оборотня» в сцене «воздушного» боя Громита с псом Виктора Квортермейна Филиппом самолёт последнего имеет вид биплана «Красного барона».
  • В одной из серий мультсериала «Коты быстрого реагирования», а именно «Ghost Pilot», Рэйзору и Ченсу противостоит легендарный ас Red Lynx на красном моторном самолёте — прямая отсылка к Красному Барону.
  • Фильм Снупи и мелочь пузатая в кино [The Peanuts Movie]. Выдуманный Снупи злодей.
  • В 15 серии "Злейший из ангелов" фильма "Война в космосе" (также "Космос: далёкие уголки", ориг. "Space: Above and Beyond") появляется новейший истребитель инопланетян-чигов, с которым не в силах справится ни один из земных пилотов. Опасного аса герои окрестили Чигги-фон-Рихтгофен.

В литературе

Роман Фреда Саберхагена «Берсеркер — заклятый враг» (глава 9 «Эскадрилья из забвения») одна из компьютерных личностей — Манфред фон Рихтгофен — после победы просит покрасить свой истребитель в красный цвет.

В спорте

Михаэля Шумахера, семикратного чемпиона Формулы-1 также называют «Красным бароном» из-за цвета болидов «Феррари», на которых он добыл большую часть своих побед, и из-за того, что он считается лучшим гонщиком своего поколения.

В музыке

  • В честь Манфреда фон Рихтгофена фирмой Hembry была выпущена гитара — Red Baron Ratrod.[4] Своей окраской она напоминает самолет, на котором летал «Красный барон». Такая гитара есть в коллекции гитариста группы Ария — Владимира Холстинина.[5]
  • Альбом проекта бельгийского гитариста Дюшана Петросси (Dushan Petrossi) «IRON MASK» /Power Metal/ Shadow Of The Red Baron (2010) — Тень Красного Барона 11 треков
  • Также барон фон Рихтгофен упоминается в песне Snoopy vs. Red Baron группы The Royal Guardsmen.
  • Трек группы Iron Maiden «Death or Glory» имеет явную отсылку к барону фон Рихтгофену. В тексте упоминается летчик, получивший ранение в голову, летающий на красном триплане.

Напишите отзыв о статье "Рихтгофен, Манфред фон"

Литература

  • Николай Георгиевич Бодрихин. Лучшие асы XX века. — научно-популярное издание. — Москва: Яуза, ЭКСМО, 2013. — 82 - 89 с. — ISBN 978-5-699-65639-4.
  • Рихтгофен, Манфред фон «Красный барон». Серия «Рыцари неба». Перевод с англ. — М.: ПБЮЛ Быстров, 2003.- 544 с. — ISBN 5-94700-018-0.

Примечания

  1. Esprit de Corps Military Magazine. [www.espritdecorps.ca/new_page_101.htm Aces]. Проверено 1 октября 2006. [www.webcitation.org/65DeA1SWJ Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  2. Miller, M. Geoffrey, Dr. [www.lib.byu.edu/~rdh/wwi/comment/richt.htm «The Death of Manfred von Richthofen: Who fired the fatal shot?»] (англ.) (html). Harold B. Lee Library (16 сентября 2001, 11-06). — Впервые опубликовано в Sabretache, журнале и официальном печатном органе Военного Исторического Общества Австралии (англ. Journal and Proceedings of the Military History Society of Australia), Vol. XXXIX, No. 2, июнь 1998, и © 1998, M. Geoffrey Miller.. Проверено 21 июня 2007. [www.webcitation.org/65DeAbosL Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  3. [lenta.ru/news/2009/12/07/redbaron/ Польский историк нашел свидетельство о смерти «Красного барона»]
  4. [www.hembryguitars.com/redBaronRat.htm HEMBRY GUITARS made in the usa]
  5. [holstinin.ru/guitars/217/ Владимир Холстинин — Официальный Сайт]

Ссылки

  • Манфред фон Рихтгофен: тематические медиафайлы на Викискладе
  • [redbaron.narod.ru/ Красный Барон Манфред фон Рихтгофен]
  • [avia-hobby.ru/publ/brown/brown.html Рой Браун — убийца Красного Барона?]
  • [www.pbs.org/wgbh/nova/redbaron/ NOVA «Who Killed the Red Baron?»]
  • [www.richthofen.com/index.htm Манфред фон Рихтгофен. «Пилот красного истребителя»]
  • [hilvvs.com/avio/post_1218441201.html Манфред фон Рихтгофен]

Отрывок, характеризующий Рихтгофен, Манфред фон

– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.