Рудольф I (король Германии)
Рудольф I (нем. Rudolf von Habsburg; 1 мая 1218, замок Лимбург, Засбах близ Фрайбурга, Германия — 15 июля 1291, Шпайер, Германия) — король Германии с 29 сентября 1273 года, первый представитель династии Габсбургов на престоле Священной Римской империи и основатель Австрийской монархии Габсбургов.
Содержание
Молодые годы
Рудольф был сыном Альбрехта IV, графа Габсбурга, и Хедвиги Кибургской. В 1239 году, после смерти отца, Рудольф унаследовал родовые владения Габсбургов в Эльзасе и Аргау в северной Швейцарии. Брак с Гертрудой Гогенберг, наследницей обширного графства в центральной Швабии, сделал Рудольфа I одним из крупнейших правителей юго-западной Германии.
В молодости Рудольф I был активным сторонником императора Фридриха II и его сына Конрада IV, что принесло ему дополнительные земельные владения в Швабии. В 1254 году за поддержку Конрада IV Рудольф Габсбург был отлучён от церкви папой римским Иннокентием IV.
После прекращения династии Гогенштауфенов на имперском престоле, в Германии установился период междуцарствия, характеризующийся отсутствием центральной власти и постоянными военными конфликтами между различными претендентами на престол. Ситуация анархии позволила Рудольфу Габсбургу увеличить свои владения и влияние в стране. По смерти последнего графа Кибургского в 1264 году Рудольф унаследовал его владения, борьба с епископами Страсбурга и Базеля также завершилась удачно для Габсбурга. В результате к началу 1270-х годов Рудольф стал самым влиятельным правителем в Швабии, хотя престол этого герцогства ему получить не удалось.
Король Германии
После смерти в 1272 году германского короля Ричарда Корнуольского, 1 октября 1273 года во Франкфурте собравшиеся здесь князья империи выбрали Рудольфа Габсбурга новым королём Германии. Избрание Рудольфа во многом состоялось благодаря его поддержке Фридрихом III Гогенцоллерном, бургграфом Нюренберга, а также герцогами Саксен-Виттенбергским Альбрехтом II и Баварским Людвигом II, за которых были выданы дочери Рудольфа. Главными соперниками Габсбурга на выборах короля были Пржемысл Отакар II, король Чехии, и Фридрих I, маркграф Мейссена.
24 октября 1273 года Рудольф I был коронован в Ахене. С самого начала своего правления в качестве короля Германии, Рудольф Габсбург занялся укреплением центральной власти после десятилетий анархии. Ему удалось завоевать признание папы римского Григория X ценой отказа от претензий германских королей на власть в Италии и престол Сицилии. Он также обещал организовать новый крестовый поход. Рудольф I так никогда и не короновался императором Священной Римской империи, предпочитая сотрудничество с папой итальянским авантюрам.
Несмотря на то, что выбравшие Рудольфа князья надеялись на его покорность, он начал проводить собственную политику в империи, целью которой стало укрепление стабильности и защита имперского имущества. В ноябре 1274 года в Нюрнберге был созван рейхстаг, в то время ещё не имевший чёткой формы и представлявший собой собрание представителей земель, которые принимали участие в обсуждениях, но принятие решений оставалось за императором. На этом рейхстаге, предварительно заручившись поддержкой князей, Рудольф изложил свою программу «требования возврата», предполагающую возврат в имперскую собственность всего имущества и прав, узурпированных или уступленных князьям с момента низложения Фридриха II в 1245 году. Только при согласии короля и курфюрстов и после возврата они могли быть получены обратно. Более поздние заявления Рудольфа о том что, любой акт дарения имущества не будет иметь силы без согласия большинства князей, свидетельствовали об укрепляющемся императорско-княжеском дуализме Империи[1].
Такая политика была не совсем успешной, так как империи не всегда удавалось сохранить контроль над обретенными вновь правами, землями и доходами, поскольку было сложно провести четкую границу между имперским имуществом и владениями короля. Кроме того, эта политика затрагивала права различной природы и совершенно разного значения. Иногда это касалось отдельных категорий прав, отдельных замков, лугов или прудов, а иногда речь шла о целых владениях или землях. К тому же, в возвращенных землях, требовалось следить за их управлением. В этой области Рудольф заложил основы долгосрочной имперской политики. Первые робкие ростки современной бюрократии проглядываются в большом количестве управляющих и уполномоченных лиц в возвращенных областях[1].
Борьба с Пржемыслом Отакаром II
Постановления Нюрнбергского рейхстага 1274 года о возврате имперского имущества были прежде всего направлены против чешского короля Пржемысла Отакара II, который в 1250-х — 1260-х годах создал крупное государство на юго-востоке Германии, объединив под своей властью Чехию, Моравию, Австрию, Штирию, Каринтию и Крайну. Рудольф I пригласил Отакара II для дачи клятвы верности, что позволило бы ему получить имперский лен и признание за ним наследственных прав на Чехию и Моравию. Права Отакара II на австрийское наследство Бабенбергов, однако, признаны не были. После того, как чешский король отказался принести оммаж на таких условиях, он был объявлен изменником. Рудольф получил поддержку папы Григория X, чьи попытки урегулировать конфликт провалились.
В июне 1276 года началась война между Рудольфом и Отакаром, в которой последний потерпел поражение и в конце 1276 года был вынужден отказаться от Австрии, Штирии, Каринтии и Крайны, которые перешли под контроль короля Германии. Рудольф I триумфально въехал в Вену. Однако уже в следующем году Отакар II вновь выступил против короля, но 26 августа 1278 года в битве у Сухих Крут в Моравии чешская армия была разбита Рудольфом I, а сам Пржемысл Отакар II погиб.
Установление династии Габсбургов в Австрии
Получив в результате победы над чешским королём власть над Австрией и прилегающими герцогствами, Рудольф I занялся превращением этих территорий в наследственные владения Габсбургов. Первоначально он встретил сопротивление князей империи идее образования обширной габсбургской монархии на юго-востоке Германии. Лишь в 1282 году король официально передал Австрию и Штирию в наследственное владение своим сыновьям Альбрехту I и Рудольфу II. Таким образом в Австрии установилась династия Габсбургов, которая сохраняла австрийский престол до 1918 года. Каринтия и Крайна в 1286 году были переданы соратнику Рудольфа I Мейнхарду II Тирольскому с условием, что по прекращении прямого мужского потомства Мейнхарда эти герцогства также отойдут Габсбургам. Формирование Австрийской монархии Габсбургов, вероятно, стало самым значимым достижением короля Рудольфа I.
Конец правления
В 1280-х годах Рудольф I занимался не только своими новоприобретёнными владениями, но и родовыми землями Габсбургов в юго-западной Германии. В 1281 году ему удалось присоединить ряд ленов во Франш-Конте, а затем подчинить своей власти город Берн и добиться принесения оммажа от пфальцграфа Бургундского.
В сфере обеспечения спокойствия и безопасности в Германии Рудольфу I не удалось достичь многого. Он неоднократно объявлял о введении «земского мира» на территории отдельных племенных герцогств или всей Германии, однако нехватка военных и материальных ресурсов, а также особой энергичности в осуществлении собственных решений, не позволяла ему сломить непокорных немецких князей. Лишь экспедиция короля в 1289 году в Тюрингию имела значительный эффект: незаконно возведённые замки баронов были снесены, аристократия приведена в повиновение. Концентрация Рудольфа I на интересах своей семьи и создании Австрийской монархии Габсбургов привела к тому, что для Германии в целом его правление не имело значительного позитивного эффекта.
В 1291 году Рудольф I попытался при жизни обеспечить избрание королём Германии своего сына Альбрехта I, однако немецкие князья, опасаясь усиления Габсбургов, отказались это сделать. 15 июля 1291 года король Рудольф I скончался в Шпайере и был похоронен в Шпайерском кафедральном соборе.
Брак и дети
- 1-я жена: (с 1245 года) — Гертруда фон Гогенберг (1225 — 16 февраля 1281), старшая дочь графа Бурхарда V Гогенберга и его жены пфальцграфини Мехтильды фон Тюбинген, дочери пфальцграфа Рудольфа II Тюбингена. Дети:
- Матильда (1251—1304), замужем (с 1273 года) за Людвигом II (1229—1294), герцогом Верхней Баварии
- Альбрехт I (июль 1255 — 1 мая 1308), король Германии (с 1298 года), герцог Австрии (с 1282 года)
- Катарина (1256 — 4 апреля 1282), замужем (с 1279 года) за Оттоном III, герцогом Баварии
- Агнесса (1257—1322), замужем (с 1273 года) за Альбрехтом II, герцогом Саксен-Виттенбергским
- Хедвига (1259—1286), замужем (с 1279 года) за Оттоном VI, маркграфом Бранденбурга
- Клеменция (1262—1293), замужем (с 11 января 1281 года) за Карлом Мартеллом Анжуйским
- Гартман (1263 — 20 декабря 1281)
- Рудольф II (июль 1270 — 10 мая 1290), герцог Австрии
- Ютта (13 марта 1271 — 18 июня 1297), замужем (с 1285 года) за Вацлавом II, королём Чехии
- Карл (1276—1276)
- 2-я жена: (с мая 1284 года) — Агнесса (Изабелла) Бургундская (1270—1323), дочь Гуго IV, герцога Бургундии и Беатрисы Шампанской, дочери Тибо IV Трубадура, короля Наварры и графа Шампани. Брак был бездетным.
Напишите отзыв о статье "Рудольф I (король Германии)"
Примечания
Литература
- Митрофанов, П. История Австрии с древнейших времён до 1792 г. — М., 2003
- Пристер, Е. Краткая история Австрии. — М., 1952
- Шимов, Я. Австро-Венгерская империя. — М., 2003
Отрывок, характеризующий Рудольф I (король Германии)
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
